Это был обычный неброский листок на доске объявлений близ Савеловского вокзала:

Готовится экстренная экспедиция для поисков таинственного гигантского животного на территории с координатами:

81°50′ с.ш. — 35°08′ с.ш. 19°38′ в.д. — 169°02′ з.д.

Случайный прохожий ошалело вчитывался в странный текст сызнова, опасаясь подвоха, а после обзирал всю пеструю витрину Мосгорсправки.

Слева он замечал заманчивое предложение некоего гражданина со станции Наливайка Казанской железной дороги, жаждущего поменять рубленую пятистенку на квартиру в Москве. Справа аспирант, которого по телефону следовало называть Геннадием, готовил желающих в юридический институт, а также учил разговорному турецкому языку и дрессировке догов на черный хлеб. В таком окружении приглашение в путешествие уже не казалось чем-то невероятным.

Куда необычнее выглядел случайный прохожий, задержавшийся около доски. Доктор биологических наук, профессор и почетный член восьми зарубежных обществ натуралистов Глеб Олегович Семужный одет был страннейшим образом: непарные башмаки на нагую ногу, джинсы с этикеткой «Ну, погоди!», поролоновый тулупчик и плюшевая каскетка с козырьком.

Однако никаким видом никого не удивишь у Савеловского вокзала. Тем более неизвестно, было ли это следствие рассеянности, столь свойственной ученым, или поездки на дачу.

Человек, говорят, десяток раз за день может изменить свою судьбу, только у большинства для этого не хватает решимости. Вот и Семужный замер, прислушиваясь к незримой, но яростной борьбе, завязавшейся где-то в недрах его ученого организма. Прислушивался и никак не мог понять, что зовет его на дачу, а что в долгое и, возможно, опасное путешествие.

— А, пес с ней, с дачей! — наконец пробормотал Глеб Олегович и затрусил к зданию, вздымавшемуся серой скалой по другую сторону эстакады.

Тем, чье сердце полно отваги и любви к природе, обращаться по адресу: Бумажный проезд, д. 14. Оргкомитет.

Лифт, лязгнув, стал на двенадцатом этаже. Выше было только чумазое городское небо.

— Добрый день! — сказал Семужный, сунувшись в комнату, набитую людьми, — Не подскажете ли, куда это меня занесло?

— Вас занесло в редакцию журнала «Крокодил»! — ответил человек, сидящий в центре.

— Ах, пардон! — воскликнул профессор, смешавшись. — Всему виной рассеянность, столь свойственная ученым. Однажды я перепутал рейсы и вместо Парижа, где меня ждали на симпозиум, залетел в Сызрань, где меня не ждали. Еще раз пардон, не подскажете ли, где здесь оргкомитет экспедиции?

— Он здесь!

— Понимаю, — смутился Глеб Олегович. — Я попался на редакционный розыгрыш. Что делать, чувство юмора покидает меня, когда дело касается природы. Ведь ей я посвятил жизнь!

Семужный вмиг был усажен в кресло, напоен месткомовским чаем и назначен начальником экспедиции. Об участии в затее мирового светила здесь могли только мечтать.

— Я много слышал и читал свидетельств очевидцев о каких-то неопознанных животных, о чудовищах, сохранившихся, возможно, с доисторических времен, — говорило отмякшее в тепле светило. — У канадских индейцев есть предания о страшном чудовище Огопого. В Исландии обитало подобное существо, называвшееся Скримсл. Приятно сознавать, что мы не уступим и шотландцам, раздувшим историю со своим пресловутым чудовищем озера Лох-Несс. Но, простите за прямоту, вам-то что за дело?

— Нет, Глеб Олегович, — твердо возразил ему оргкомитет. — В наши дни каждому человеку, а тем более Крокодилу, есть дело до природы, частью которой является он сам. И когда все разумное человечество на марше за охрану природы, гоже ли нам стоять в стороне? Экспедиция имеет целью найти места обитания уникального существа, окружить его человечьим теплом и заботой, возможно, даже понудить размножаться. То есть на живом примере показать, как сохранять реликтовые образчики фауны и флоры. Таким образом, наша экспедиция превратится в могучий поход по защите природы в целом!..

— Браво! — горячо воскликнул профессор Семужный. — Так в путь, друзья! В путь!

— Не подбивай клин под овсяной блин. Поджарится — сам свалится! — внезапно раздался чей-то насмешливый голос.

Все обернулись.

В дверях стоял румяный дедок, весь какой-то ладный и спорый, хоть и кряжистый, но, видно, ухватистый.

— Я это к тому, — сказал дедок, — что спешить не надо. Кто доит шибко, у того молоко жидко. Вы гляньте: жухнет разнотравье. И наволочь слезливая застит небо. Ладит свое дело месяц-грязник. Попробуй выкажи непочтение — не оберешься лиха!

— Если вам в уголок фенолога, то это на другом этаже, — нетерпеливо прервал его кто-то.

Дедок взглянул на сказавшего прозрачным глазом, точно окунул в лесную суводь:

— Я в экспедицию, мил друг. Ни одна путная экспедиция еще без меня не обходилась. Я тебе и бывальщину сочиню, и ведро предскажу, через гати и топи выведу и отвар из мужик-корня от дурной болезни изготовлю. Все могу: и кашеварить, и май-нать, и градировать, и крамповать, и найтовить, и барражировать, если надо.

— Старик — золото! — шепнул Семужный и спросил громко: — А по специальности вы кто будете, отец?

— А я тебе и лесничий, и доезжачий, и сокольничий, а проще сказать — егерь! — охотно откликнулся дедок, распространяя по комнате запахи сена, парного молока и земляники.

Семужный встал и объявил торжественно:

— Вы зачисляетесь в состав экспедиции, товарищ…

— Меня население Варсонофьичем кличет, — уточнил дедок. — Я не протестую…

Но в этот момент с грохотом распахнулось окно. Ветер вспузырил рубахи, взвил бумажки, заставил трепетать галстуки.

— Который этаж? — спросила фигура, появившаяся на подоконнике.

— Двенадцатый…

Салют, мужики! — сказал появившийся и спрыгнул с подоконника в комнату. — Что у вас за порядки? Без документа не впускают. Хорошо, что у меня альпинистские причиндалы всегда с собой. Если кто меня не знает, знакомьтесь. Квант Михайлов!

Конечно же, это был он, Квант Михайлов, в своей неизменной элегантной штормовке, с гитарой и альпенштоком. Легендарный Квант, в прошлом не то физик, не то лирик, не то физрук. Но это в прошлом, а ныне альпинист, слаломист, самбист, киноартист, бард и вообще всеобщий Друг. Ходили слухи, что именно с него была нарисована известная картинка на сигаретах «Памир».

— Ну, мужики, вы просто в рубашке родились! — говорил Квант, оделяя всех личным рукопожатием. — Ведь у меня как раз люфтик выдался между фестивалем песен в Геленджике и съемками двадцатисерийного боевика, где я буду изображать злодея Скорцени. Так что иду в экспедицию с вами. Кто за атамана?