Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Н-да, пошла звезда по кочкам… – буркнул Саша-К и снова уткнулся в свои бумажки.

– Что за агрегат там у вас, – вдруг заговорила Ольга, высунувшись в окошко раздачи. – Чего только уже не было?! И горел он, и перегревался, и застревал, и заедал, и теперь эта самая… как ее цепь… Того и гляди он вообще взорвется! И…

– Типун тебе на язык, – строго оборвал Володя, метнув на нее такой уничтожающий взгляд, что Ольга мгновенно исчезла в кухне.

– Да уж, верно, – согласился Саша-К. – То понос, то скарлатина. Потому что все уже давно на ладан дышит. В самом деле, хоть бы в наш заезд ничего серьезного не произошло…

– А где все, кстати? – спросил Славка.

– Упоролись купаться за нижнюю деревню. Говорят, там песчаный пляж. Задницу удобно шлифовать.

Мы выпили по паре кружек вчерашнего молока с хлебом, потом Володя ушел к себе в палатку.

– Теперь и окунуться можно, – предложил я.

– Иди, – кивнул Славка. – А я сначала на болото схожу.

– А зачем на болото?

– Да так… В общем, надо. Хочешь, вместе пойдем.

– Да нет, я что-то утомился. Лучше пойду искупаюсь.

– Ну ладно, – вздохнув, Славка полез в палатку за сапогами.

Ходил он долго. Я уже успел выкупаться, вернулся в лагерь и по вечерней – хотя до вечера еще оставалось время – привычке присел с гитарой у костра. Услышав тихую игру, из палатки выбрался Володя, подошел и молча сел рядом на доски. Наконец появился Славка. Он был до колен перемазан болотной жижей, а в руках нес нечто, обернутое штормовкой.

– Что там у тебя? – окликнул я. – Сову, что ли, поймал?

– Да нет, не сову… – Славка покосился на Володю. – Пошли в палатку, покажу.

– Чего в палатку идти, – усмехнулся Володя. – Я и так вижу, что там у тебя цветы.

Славка слегка покраснел и вытащил неимоверной величины букет красных, словно осколки рубина, диких полевых гвоздик.

– Откуда такая красота? – изумился я.

– На болоте есть сухой островок. Я давно приметил. Там их видимо-невидимо.

– Кому нарвал-то? – равнодушно поинтересовался Володя. – Катьке, что ли, вашей?

– Да не все ли равно кому, – уклончиво ответил Славка, пропустив мимо ушей слово «вашей». – Хоть бы и ей. Что тут особенного?

– Да мне-то что… – Володя пожал плечами. – Просто так… Раз у нее день рождения, так и отметить можно, все отрядом.

– Какой день рождения? Почему? – не понял Славка. – Откуда ты

знаешь?

– Не я, а ты. Зачем цветы собрал, разве не ко дню рождения?

– Нет конечно. Просто так нарвал.

– Просто так?! – теперь Володя смотрел с искренним и заинтересованным непониманием. – А зачем просто так цветы дарить?

– Вот, – усмехнулся я. – Времена меняются, и не пойми в какую сторону.

Дожили до жизни. Положить женщину в постель можно просто так. А чтобы подарить ей цветы, нужна причина… Прогресс, одним словом.

Володя молча пожал плечами, поднялся и ушел в столовую.

Мы со Славкой быстро пробрались в девчоночью палатку. Он положил цветы на Катину раскладушку – я почувствовал ставший уже привычным укол ревности, увидев, что он безошибочно знает, которая раскладушка именно Катина. И тут же очередной раз вспомнил слова Вики и опять подумал, что она была права…

Но я подавил все в себе и даже помог Славке аккуратнее прикрыть букет штормовкой.

* * *

А потом настал вечер. Из-за нашего раннего возвращения мы со Славкой вполне могли опять сходить на ферму за молоком. Но девчонки вернулись с вечерней смены как обычно: поздно и усталые. Идти вдвоем без Кати нам почему-то не хотелось. И мы остались в лагере. Я провожал глазами Геныча и морехода, без всякого удовольствия потащившихся с пустыми флягами на ферму, и вдруг подумал, что сегодня судьба хотела дать мне шанс еще раз ощутить под ногами вечернюю дорогу, сломать черное ощущение, пришедшее позавчера. И тем самым уничтожить нечто, зловещим предчувствием тронувшее меня тогда… Да нет, какое черное, какое предчувствие?! Я и сам не знал, что на меня напало.

Но я уже не мог отогнать эти внезапные, темные мысли. Такое со мной было впервые в жизни. Шел обычный вечер, я сидел у костра в кругу друзей. В уже почти родной компании – и в то же время испытывал абсолютное одиночество. Все были разбиты по парам. И Катя, сидевшая неподалеку от меня, снова была занята Славкой, по привычке обмахивая его от комаров. А те, кто сидел в одиночестве: Саша-К, Володя и даже Вика – были тоже отъединены от меня чем-то непонятным, но ощутимым. Чем-то, не дававшим сегодня слиться с друзьями в песнях и ощутить волну принадлежности себе самому и всем одновременно.

Это сосущее чувство одиночества захлестнуло меня с такой силой, что, сыграв несколько песен, я понял, что не хочу и даже вовсе могу больше играть и петь… Ребята требовали еще песен, но сославшись на боль в пальцах, я отложил гитару. Принесли магнитофон и начались танцы. Обычные прыжки и топтания вокруг костра.

И только Саша-К сидел, приложив к уху приемник и что-то выискивая на волнах. А потом вдруг резко выключил магнитофон. Народ возмутился, но командир вывернул на полную громкость свой маленький транзистор, и мы поняли, что он нашел передачу «После полуночи» – или, как тут же не преминула уточнить Тамара, «для тех, кому не с кем спать». Все обрадовались и вернулись к костру. Потому что приемник играл одну за другой очень хорошие, в основном забытые мелодии.

Услышав известную песню про паромщика, Лавров с Ольгой неожиданно пошли танцевать. Это был какой-то еще не виданный мною, плавный, но одновременно дикий и необузданный танец. Они извивались в странных, сладострастных позах, касаясь телами, временами даже, кажется, целовались быстрыми скользящими поцелуями, и Ольга падала на руки Сане, трепетно и горячо выгибаясь. Они словно занимались сексом на глазах у всех под музыку и поучали от этого острое, непонятное зрителям наслаждение.

Глядя на них, я чувствовал в себе прежнюю, нарастающую грусть осознанного одиночества. Я пытался подумать об Инне, которая сейчас, возможно, тоже страдала от одиночества и думала обо мне – но получалось плохо. Не видев свою жену почти месяц, я знал, что до конца лета нам осталась привычная разлука, и вдруг со страхом понял, что не могу сейчас представить ее лица…

Я поднялся и тихо ушел на кухню, сел на холодную дощатую скамью.

Песня невнятно долетала сюда. Я слушал отрывочные слова про звезды над рекой, прохладные поля и журчание воды за паромом – и тоска давила меня нарастающей тяжестью. Все кругом было именно так. Падали сквозь черное небо звезды в замершую степь, упала прохлада на луга и тихо притаившийся перелесок, шумела река на недалеком перекате – словно хотела предупредить меня о чем-то – и пронзительно дрожал на за ней желтый огонек над будкой паромщика… Только я вдруг понял, что мои берега ему не соединить, что все хорошо кончится для кого-то другого, а над мной нависло нечто черное, как ночное небо над беззащитной степью. А счастье давно уже осталось на противоположной стороне…

Что – хорошо кончится, если для меня еще ничего и не начиналось? Что черное, кроме ночного неба, могло нависнуть надо мной?! Почему счастье осталось на том берегу?! Я не знал, но все это было именно так.

Я тихо вышел из столовой, обошел лагерь, чтобы кто-нибудь не заметил и не потащил обратно к костру, и тихо проскользнул в свою палатку. Спальник был влажным от вечерней прохлады. Снаружи гремел магнитофон: передача для полуночников кончилась, и ребята продолжили обычные танцы – а совсем рядом за брезентовой стенкой что-то шелестело в мрачном лесу. Я свернул брюки и привычный армейский китель, подсунул их, как обычно, под голову, и опустился на скрипучую, продавленную до земли раскладушку.

13

Со сварщиком все вышло даже гораздо дольше, чем предчувствовал Николай. Привести его на АВМ дяде Феде удалось лишь после обеда. Первая смена весь день спала, играла в карты и тихо одуревала от безделья.

27
{"b":"536897","o":1}