– Есть, а то как? В кузнице на полевом стане.

– Туда ее надо нести?

– Зачем нести? У них аппарат есть маленький, привезут сюда, провода от щитка протянут и дело с концом.

– Так надо, наверное, за сварщиком в кузницу сходить? – предложил Славка.

– Поздно уже, – махнул рукой Николай. – Он, наверное, уже дома пьяный лежит. Завтра с утра дядя Федя пойдет.

– А зачем до завтра ждать? – пожал плечами Володя. – До конца смены четыре часа, даже больше. Может, домой к нему сгоняем?

– Можно, конечно. Но он так просто из дому не выйдет. Даже если еще и не вдрызг пьяный. Ему надо пообещать стакан водки. Тогда, может, поднимется. У тебя водка есть?

– Нет вообще-то.

– Вот и у меня нет. Так что, мужики, шабаш. Ступайте домой.

Подошел заспанный Степан. Он с обеда валялся на мешках под грохочущим транспортером, а теперь проснулся от внезапной тишины. Узнав, в чем дело, он страшно обрадовался и даже предложил подвезти нас до деревни.

– Сам уж едь на своей тарахтелке, – отказался Володя. – Всю задницу на ней отобьешь по вашей дороге. Мы лучше пешком пойдем.

Путь до лагеря отсюда был неблизкий, километров семь. Чтоб хоть немного его сократить, мы срезали угол, свернув с полевого стана прямо на ромашковый луг, раскинувшийся вдоль железной дороги. Прогретый воздух слоился волнами терпкого, горьковатого аромата; желто-белые цветы хлестали нас по сапогам, осыпая душистой пыльцой. На шоссе мы вышли уже за переездом, но все равно нам оставалось идти и идти. Мы не спеша шагали по пыльной обочине, надеясь поймать попутку. Но как назло, все машины сейчас почему-то ехали навстречу. На обогнал только желтый молоковоз, в который некуда было проситься.

– Откуда тут цистерна? – удивился Славка. – Я ее уже видел на том берегу. А с нашей фермы вроде молоко на грузовике возят.

– Как раз на том берегу совхоз, – ответил я. – Где настоящий молокозавод.

За разговором дорога незаметно ложилась под ноги. Тем более, мы не успели по-настоящему устать. По этой дороге мы ездили каждый день – но только сейчас оценили в полной мере, насколько она разбита. То и дело попадались ямы, кое-как засыпанные щебнем, глубокие колеи, пробитые во время дождей. Удивительно, что шофер ухитрялся ездить тут, не переворачиваясь. На пути лежала деревня. Там дорога стала простор невообразимой. На выезде была раскатана целая площадь, потому что у поворота гнила огромная лужа. Наверное, под ней в глубине сочился родник – обычное явление для этих мест – и лужа не высыхала никогда; по краям ее слоями громоздились горы черной грязи и щебня щебнем, которым ее регулярно пытались засыпать. Посреди, в зеленовато-черной жиже, лениво бултыхались две неимоверно грязные свиньи.

– Деревенская идиллия, – покачал головой Славка.

– Россия, мать ее за обе ноги… – ответил Володя.

– Неужели нельзя взять и один раз нормальную дорогу сделать?

– Можно, – кивнул я. – Если захотеть. Когда мы были тут в прошлом году, на пару дней ездили работать в совхоз на тот берег. Как раз туда, где молокозавод есть. Там все иначе. Над АВМ навес, дома в деревне чистые. И дороги, как в городе. Везде асфальт.

– Асфальт? – недоверчиво покачал головой Володя. – Не может быть.

– Может. Совхоз сам деньги заасфальтировал. Пригласил на одно лето трест «Армянстрой» – и все.

– Какой-такой трест? – не понял Славка.

– Ну, армян-шабашников, – пояснил Володя. – не знаешь, что ли?

– Нет, что-то не встречал.

– Есть особые бригады, и почему-то из одних армян, – пояснил я. – Ездят по всему союзу со своим дорожным оборудованием на «КамАЗах». Гудронная печка у них есть. Раскидывают где хочешь асфальтовый завод. Сами песок находят, щебень и гравий, полотно подсыпают и даже каток у них небольшой есть, для сельской местности хватает. Асфальт варят и кладут. Где скажешь, там и проложат. Хоть через лес. Хоть через реку вон.

– Дерут, наверное?

– Думаю, не без этого. И я бы на их месте тоже драл. И ты тоже. Я видел, как они вламывают – не чета нашим деятелям в оранжевых жилетах, что целую неделю одну колдобину на трамвайном переезде замазывают. Солнце жарит, они полуголые, битумом перемазаны, печка раскалилась докрасна, ревет, как газовая турбина, рядом с ней не то что работать – стоять невозможно, смотреть страшно. А они ведь не только варят – надо сначала дорогу выгладить, щебневую подушку насыпать, снивелировать и вывести правильный профиль, обочины обработать, иначе после первой же зимы к чертям все развалится., как у нас на Кольцевой. Адская работа, говорить нечего.

– А кто платит?

– Совхоз.

– Совхоз? – недоверчиво усмехнулся Славка. – Дороги разве совхозу принадлежат?

– А черт его знает. У нас все принадлежит не тому, кому следует. Но какая разница, ездят-то по ним совхозовские. Значит, за свои нужды деньги платили. Сделали армяне на славу – я сам видел, как девчонки в клуб на каблуках бежали. Ты можешь такое представить в этой клоаке?

– Так что же эти себе так же не сделают?

– А, эти… Совхоз и колхоз разные вещи. В принципе у колхоза самостоятельности больше. Они могут себе небоскреб построить на свои деньги. Но все от руководителя зависит. А здешнему председателю все до фонаря. Так же, впрочем, как и всем им тут. Кислушку поваривают – вот и решение всех проблем.

– Да если бы и не до фонаря? – вставил Володя. – Откуда деньги, у них тут и денег нет. Ты посмотри по сторонам – это же нищета! В кинохронике довоенная деревня богаче выглядит! Избу себе не могут обшить да покрасить, заборы все везде свиньями подрыты!

Он в сердцах махнул рукой.

– А почему так? – спросил Славка. – Земля-то богатая, чернозем.

– Земли мало, – я пожал плечами. – Еще руки нужны. И голова. У негров в Африке не только земля, но даже бананы на пальмах. Вот и бегают до сих пор без порток. А сколько земля даст, если сварщик без стакана водки звена не заварит? К тому же тут, наверное, еще и народу не хватает.

– А вот это уж ерунда, – возразил Володя. – Народу тут в избытке.

– Не может быть, – сказал я. – Откуда может быть в деревне избыток, если в каждой газете пишут, что не хватает на селе рабочих рук и ног и прочее?!

– Пишут одно, а слышат другое. Мне дядя Федя рассказывал. Тут укрупнение прошло. Стукнуло кому-то моча в голову, и пустили лозунг: укрупнять, в такую мать… Несколько мелких колхозов взяли и в один большой слили. Эта деревня, – в здешнем колхозе. И та, что ниже нас по течению – тоже. И еще две есть, за полевым станом в ту сторону. Раньше каждый ковырял себе помаленьку, теперь всех объединили. Народу стало много, а делать нечего. Дядя Федя говорил – молодых вообще насильно в город гонят, потому что они тут от безделья пухнут.

– Как от безделья? – не поверил Славка.

– Да вот так. Взять. к примеру, наш АВМ. Один на весь колхоз, и то через пень-колоду работает. Сколько людей на него можно поставить, чтоб по выработке хоть какая-то зарплата получалась? Четверых, пятерых. Дальше некуда, потому что копейки выйдут.

– Так нас-то зачем сюда возят? – развел руками Славка. – Что получается: им делать нечего, а мы здесь работаем? Парадокс.

– Выходит так, – хмуро сказал Володя.

– И в небе, и в земле сокрыто больше, чем снится нашей мудрости, Горацио… – вздохнул я.

– Тем более в стране, где все делается не естественным путем, а с прямо противоположного конца, – добавил бригадир.

В лагере никого не было, кроме Саши-К, который сидел за столом, сдвинув кружки и плошки, и сосредоточенно заполнял какие-то растрепанные справки и сметы. Да еще Ольга – почему-то без Лаврова – лениво погромыхивала на кухне.

– Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах, – отметил Саша-К факт нашего чрезмерно раннего прихода.

– АВМ накрылся, – коротко объяснил Володя.

– Надолго? Или вообще насовсем?

– Хрен его знает, товарищ майор… – пожал плечами Володя. – Звено у цепи полетело. Варить надо, а когда заварят – неизвестно. И на вашу смену завтра, думаю, тоже хватит.