Ступенька за ступенькой эта информация достигла и организации Прокурора…
А Гашиш, уверовав в свою безнаказанность, наглел все больше и больше.
Он вложил немалые деньги в собственный частный детский дом на пятнадцать подростков, в который самолично отбирал симпатичных сироток. Во главе этого дома он поставил свою любовницу из солнечного Таджикистана Гульнару, которая была до сумасшествия предана ему, — что, прикажи он ей покончить с собой, она сделала бы это, не задумываясь ни на секунду.
Гульнара знала о его пристрастии к детям и не находила в этом ничего предосудительного: ее детство, с семи лет, прошло под сексуальным присмотром ее отчима. Причем тот не был таким нежным и внимательным к ней, как Гашиш к обитателям детского дома, а изнасиловал ее в первую же ночь, когда родную мать отвезли в роддом.
Однако Гашиш не только жаждал сексуальных игр с детскими телами, но с не меньшим удовольствием предавался утехам и с молоденькими девушками.
Действовал он почти по той же схеме, что и с детьми: запав на какую-нибудь понравившуюся ему красотку. Гашиш, критически относясь к собственной привлекательности, подсылал к ней одного из своих телохранителей, двухметрового красавца, лицом напоминающего Алена Делона, и тот отлично справлялся с поставленной ему задачей.
Вскоре девица оказывалась в загородном особняке Гашиша, где ее постепенно опаивали «нектаром Гашиша», вводя в состояние беспамятства, но дееспособности, потом сажали на иглу, даже пальцем не прикасаясь к ее телу, а когда она становилась зависимой от наркотиков и готова была отдаться кому угодно за дозу, ее вводили «в круг общения», часами, днями, неделями насилуя ее по очереди…
Гашиш со временем настолько обнаглел, что завел в подвале одного из своих домов настоящий гарем из отборных красавиц, которые за укол в вену готовы были пресмыкаться перед ним, целовать ему ноги, исполнять все прихоти своего повелителя. А что им оставалось делать?
Гашиш входил к ним в подвал в золотом халате, ухмылялся и заявлял с сильным акцентом:
— Что, заждалис, дарагыэ, хазаинэ? Ломка нэ хочишь — ыды суда, дэля будэм дэлать. Ломка хочишь — на сэбэ пэняй, нэ дам героин, да?
Он заставлял красавиц изображать перед ним настоящее лесбийское шоу.
Однажды смеха ради приволок в подвал огромного черного дога, который перетрахал всех девушек, пока не устал.
Но наиболее жуткое время для этих пленниц наставало тогда, когда Гашиш сам до одури обкуривался. Он свирепел, ругался на своем языке, сверкая налитыми кровью глазами, бил девушек кожаной плеткой, а иногда и палкой. А одну взял за горло и просто задушил собственными руками, чтобы другие не вздумали ему сопротивляться.
Причем каждая девушка — а они с течением времени из красавиц превращались в настоящих дурнушек — работала. Гашиш по совету друзей заставлял своих рабынь шить, сучить шерсть, плести веревки. Он вообразил себя чуть ли не султаном брунейским, который, как известно, является одним из богатейших людей на планете. А раз у него так много денег, думал Гашиш, почему все его желания не должны выполняться?
Правоверный мусульманин, по несколько раз на день возносивший свои молитвы Аллаху, Гашиш был убежден, что не совершает перед Аллахом никаких преступлений, — ведь он же только неверных насилует и убивает. А неверные — разве это люди?
Раз в месяц Гашиш ездил домой в Баку, где его знали как богатого и очень порядочного бизнесмена. Он никогда не забывал привозить своим престарелым родителям подарки, в том числе шитье, пряжу, вязаные вещи, которые были созданы руками его пленниц. Гашиш закатывал пышные пиры для своих бакинских друзей.
Кроме того, он много путешествовал, осторожно строя свои отношения с западными и восточными партнерами по наркобизнесу.
В последнее время у наркобарона, похоже, совсем съехала крыша — он заставил все свое окружение принять ислам и вообще ударился в религию. Что не мешало ему вести дела, приумножать капитал и с завидной для прочих наркоторговцев регулярностью поставлять в Москву, Санкт-Петербург и другие российские города опиум, кокаин, мескалин, героин и другие наркотики.
Несколько раз на его жизнь покушались конкуренты — один раз взорвали его навороченный белый «мерс», причем в огне заживо сгорел его самый лучший телохранитель, тезка хозяина, Джамал. Не рассчитали. Второй раз, темной летней ночью, сгорел один из его домов, куда Гашиш почему-то в самую последнюю минуту передумал ехать.
Гашиш бьютро вычислил, кто мог настучать конкурентам о его передвижениях, и в считанные часы жестоко наказал стукача и основных своих конкурентов. Их смерть была ужасной — трех провинившихся перед наркобароном людей заживо сварили в огромном чане. После чего конкуренты Гашиша притихли и не рисковали вставать у него на пути. Ну а сам Джамал-Кемал к своим сорока пяти годам уже пресытился и красивыми женщинами, и кровью, и наркотиками, все больше погружаясь в религиозную паранойю. Мало ел, мало спал, словно чувствуя, что только неустанными молитвами пока спасается от возмездия, которое его обязательно настигнет. По мобильнику он теперь говорил мало, каким-то вялым и безжизненным голосом, словно чувствовал, что его жизнь подходит к концу.
Ледяное дыхание смерти он слышал теперь днем и ночью.
Тем не менее не оставлял окончательно плотских забав со своими «сиротками», хотя там и появлялся все реже и реже.
Больше всего Гашиш любил париться в бане, в силу неизвестных причин предпочитая роскоши элитных саун с профессиональными минетчицами и изысканной кулинарией общее отделение народных Сандунов с изощренным матом, воблой и «Останкинским» пивом. То ли потому, что именно в общей бане, как в никаком другом месте, реализуется принцип всеобщего равенства, то ли потому, что сандуновский пар превосходил все остальные…
Отследить азербайджанца-наркоторговца было делом несложным: Гашим-заде сообщил друзьям о своем намерении отправиться в Сандуны по мобильному телефону и даже назвал точное время — семь вечера. Как известно, мобильный телефон хорош всем, кроме одного: в режиме ожидания звонка он является радиопередатчиком, который несложно запеленговать.
Естественно, Нечаев располагал портативной аппаратурой для прослушивания «трубы».
Без четверти семь Максим уже открывал шкафчик в раздевалке Сандунов. На его руках были тонкие телесного цвета перчатки из специальной резины. Заметить их было практически невозможно.
Дождавшись, пока Гашиш и телохранители разденутся и отправятся в парилку, Максим как бы невзначай уронил пачку «Кэмэла» и незаметно задвинул ее ногой под шкафчик с одеждой высокопоставленного мафиози — любителя общей парной.
Кому из окружающих людей могло прийти в голову что в контейнере, мастерски замаскированном под сигаретную пачку, лежат вовсе не сигареты а ядовитые соли, испарения которых, пропитав одежду, способны вызвать скоропостижную смерть ее обладателя?..
Нечаев прошел в парную, зафиксировал Гашим-заде и, выждав положенные десять минут, вернулся в раздевалку. Уронил расческу, поднял вместе с ней и смертельную «сигаретную пачку», сунул ее в свинцовый контейнер, лежащий в сумке, и, со вкусом выпив законную после бани бутылку пива, вышел из Сандунов.
Сидя в салоне черной «девятки», Нечаев наблюдал, как спустя два часа при выходе из бани Гашиш неожиданно схватился за сердце. «Скорая помощь», примчавшаяся спустя десять минут, оказалась бесполезной: врачам оставалось лишь констатировать смерть от обширного инфаркта.
Каково же было удивление друзей покойного, когда спустя сутки они получили зловещее послание, в котором ответственность за убийство Джамала-Кемала Гашима-заде, по прозвищу Гашиш, брал на себя «Черный трибунал»!
Еще больше удивились банщики, когда на следующее же утро новенький шкафчик был изъят из раздевалки какими-то странными субъектами в милицейской форме (в том, что это были не милиционеры, не сомневались даже банщики) и увезен в неизвестном направлении…
Естественно, две смерти подряд от рук загадочных террористов сильно встревожили цвет московской мафии. Приближенные погибших задавались естественным вопросом: что это за «трибунал» такой, что за люди его представляют, кем и по какому принципу выносятся приговоры, кто именно исполняет их, и вообще, чья это инициатива — частная или государственная?