43 Держа в руке Полоцкого «Псалтырь», О будущем Михайло думать стал. Собрался в дальний путь наш богатырь И дружбу с Каргопольским завязал. Лишь для друзей прекрасен этот мир — А Каргопольский смел был и удал, К тому же по петровскому велению В Парижской обучался академии. 44 Поскольку не нашлось в столице места, Где немцы пролезали лишь легко… А он был с детства полон русской чести, Стремясь достичь своим умом всего Без подлости и без коварной лести. И сковырнули с «пирога» его, Направив вновь работать в Холмогоры, Где проживали славные поморы. 45 В трактире поселился выпускник Единственной церковной академии И на латыни прочитать мог стих, Хоть на стихи Иван не тратил времени: Пить водку, к сожалению, привык, Совет же дал Михайле, словно премию, Что ехать надлежит в Москву ему, Учиться в академии уму. 46 И стал просить Михайло день за днем Отца, чтоб отпустил его в столицу. Вопрос же этот был уже решен: К помолвке приготовили девицу, Которую не видел даже он, Надеясь, что со свадьбой сын смирится, Что попадет к невесте пылкой в плен И позабудет о Москве совсем. 47 Чтоб избежать такого поворота, Михайло вдруг прикинулся больным, И свадьбу отменили неохотно. Он движим был желанием одним, Чтоб вырваться скорее на свободу, Но действовать он стал путем другим, Решив бежать из дома незаметно, И стал готовить тайно документы. 48 В столице вышел именной указ, Чтоб Академия открыла двери Лишь для детей священников у нас. Михайле не везло, но он, поверьте, Достал все ж паспорт, но – иной указ: Дворян лишь брать учиться… Он все меры Предпринял, горький получив ответ. Иван ему дал дружеский совет. 49 Он дал совет сидеть Михайле дома, Коль замысел слагался вкривь и вкось — И, чуть помедлив, вновь к бутылке рома Он приложился, чтоб утихла злость: «Тебя судить там могут по закону, Ты лучше выпей, раз уж ты мой гость.» Но в несогласье тот потупил очи, Обдумывая бегство лунной ночью. 50 И Каргопольский стал писать письмо Товарищу, напомнив о Париже. Тот в академии служил давно, А жили под одной в Париже крышей. Письмо-рекомендация, оно Ему как будто диктовалось свыше. Письмо вручил Михайле, хоть не знал, Какой цены был этот капитал. 51 Но Ломоносов долго колебался И рыбный проводил с тоской обоз… А ночью месяц опустил забрало, Была метель, снег жалил роем ос. К Фоме Шубному быстро он добрался, Стоял в избе морозный запах коз. Не ждал его Фома, но в том ли дело? Стояли холода и жгли метели! 52 Лик юноши сиял величьем Феба: Решился, невзирая на мороз. Полукафтанье, три рубля и хлеба Фома вручил Михайле, как Христос. Обоз ушел, метель сверлила небо, Но у Фомы он счастлив был до слез. Прощаясь, прослезился не на шутку И в путь пошел далекий, тяжкий, жуткий. 53 Шагал Михайло с песнею в душе, Он знал давно свое предназначенье. Кружился снег, мороз трещал уже, А он шагал, как богатырь, в сраженье. На дальнем волки выли рубеже, Но не было в душе его смятенья: Свободою дышала жадно грудь И не казался страшным дальний путь. Михайло Ломоносов идет с обозом в Москву Глава вторая «Ведь он русский, стало быть ему все под силу.» В.Г. Белинский о Ломоносове 1 Жестокие морозы мне знакомы Не только по рассказам мудрых книг: Родился я почти на Оймяконе, В Усть-Омчуге звучал мой детский крик. Полезно знать таежные законы, На Колыме мы уважали их, Но, как ни уважай законы эти, Иной раз позабудешь все на свете. 2 И потому нельзя не удивляться, Как гений в ту ненастную метель Догнал обоз: с метелями сражаться, Конечно, может тот, кто очень смел. Среди поморов равным быть в их братстве Для юноши желанный был удел, И он презрел жестокие невзгоды, Чтоб лучшие отдать учебе годы. 3 Не сразу он добрался до Москвы, Отправившись в столицу в ноябре. Чтоб не морозить в стужу головы, Остался он пожить в монастыре: Монашья страсть поесть – у них в крови, А ели вкусно и на серебре. В тепле жилось уютно им под Богом, Вино всегда с курятиной под боком. |
