СПИВАК Ефим Григорьевич – руководитель лагерного драмколлектива, за 50 лет

ШКОЛЬНИКОВ Петр Федорович – старший лейтенант НКВД, оперчекист

Участники спектакля:

ФРОЛОВА Лариса Юрьевна

ЗЮКИНА Серафима Андреевна

БОНДАРЬ Иван Тихонович

ЖУК Николай Евдокимович

КОНВОЙНЫЙ – молодой парень с Тамбовщины

Загудел рельс на вахте – пробили «съём».

Закулисье лагерного клуба. Что-то вроде общей гримуборной – с узкими тусклыми зеркалами, табуретками и дощатым столом. Печка-буржуйка в углу. Очень много афиш: «Наталка-полтавка», «Сильва», «Весна в Москве», «Поединок», «Инженер Сергеев», «Пошився у дурня», «Звезда первой величины». Афиши разномастные, от руки, на кусках картона, на оберточной бумаге, редко на ватмане.

Рядом с гримуборной, отделенная брезентовым полотнищем-кулис: черная, страшная, промерзшая пустая сцена. На ней смутно угадываются очертания стола под кумачом, транспарант над сценой – следы недавнего то ли торжественного заседания, то ли другого какого-то мероприятия.

В гримуборной появляется ЖУК. Ему лет 35–40. В обычной одежде лагерника. На груди, на левом колене и на спине – белые нашивки с номером. В руках у него ведро с углем и жестяной совок. Подсыпает угля в топку, ставит на печку большой алюминиевый чайник, пристраивается у огня.

Входит СПИВАК. Он в овчинном кожушке-безрукавке, на шею артистистично намотан вигониевый шарф.

СПИВАК. Никого еще нет?

ЖУК. Та ни, наши уси. Опера тильки немае.

СПИВАК. Уси. Немае.

ЖУК. Все. Нету.

СПИВАК. А не наши – никого не было?

ЖУК. Не наши?

СПИВАК. Да! Да! Не наши! Никого не приводили?

ЖУК. А кого треба?

СПИВАК. Николай Евдокимович, я всего лишь спросил, не приводили ли кого-нибудь. И это все, что я спросил!

ЖУК. Никого.

СПИВАК. Что ж, никого – значит, никого. Извините.

ЖУК. На вахте сказали – костюмы сейчас привезут.

СПИВАК. Костюмы – это хорошо. Несите сюда. А я взгляну, что у нас с декорациями.

Жук и Спивак уходят.

Появляется ЗЮКИНА. Ей около 25 лет. Как и все лагерники, она в ватнике и в ватных штанах с номерами. Но одежда чистая, ушитая по фигуре, на ногах – новые валенки, поверх ушанки – теплый платок. Быстро, цепко осматривается. Не обнаружив ничего угрожающего, нашаривает у печки папиросный окурок, пытается закурить. Но охнарик выкурен до бумаги. С досадой выбросив его, снимает платок и шапку, подкрашивает у зеркала губы.

В глубине темной сцены появляется КОНВОЙНЫЙ, молодой парень в белом овчинном тулупе, с винтовкой на плече. Впереди себя он подталкивает ФРОЛОВУ.

КОНВОЙНЫЙ (почти умоляюще). Ну, двигай же, мать твою! Двигайся, сука старая! Пришли уже!

ФРОЛОВА. Это же клуб.

КОНВОЙНЫЙ. В клубе тоже разные постановки бывают. Да шевелись же ты, падла!

От сильного толчка Фролова делает несколько шагов и опускается на скамейку.

КОНВОЙНЫЙ. Гля, куда села, а? Как знала! Самое твое место! Тут как раз давеча такие же сидели, навроде тебя. Толковая была постановка!.. Подымайся. Подымайся, блядина! Я кому говорю!

ЗЮКИНА (выглядывает на сцену). Эй, вы там! Это же сцена! Храм! Тут даже шапку надо снимать! Базар устроили!

КОНВОЙНЫЙ. Сам черт в вашем храме ногу сломит!.. Двигай, падаль!.. (Вталкивает Фролову в гримуборную.)

ФРОЛОВА опускается на пол и придвигается к печке.

ЗЮКИНА. Фу, вони-то! Из какой помойки ты ее выволок?

КОНВОЙНЫЙ. Упарился. Валится, падла, и все. Пройдет десять шагов и валится!.. (Достает портсигар.)

ЗЮКИНА. Нелегкая у тебя служба, землячок. Но почетная, верно? Давай покурим.

КОНВОЙНЫЙ. Кто покурит… (Выбрав папиросу, защелкивает портсигар и прячет в карман.) А кто и посмотрит. Вот так, землячка! (Довольный, гогочет.)

ЗЮКИНА. Ах ты, валенок тамбовский! А ну брось папиросу! Здесь курить могут только режиссер и артисты!

КОНВОЙНЫЙ. А не шибко ль ты, шалава, остра? А ну как я тебе пасть заткну, а?

ЗЮКИНА. Ты, вертухай говенный, гляди, как бы самому не заткнули! Война-то не кончилась, как бы тебе не пришлось с немцами повоевать, а не с бабами на зоне! Вот пожалуюсь, что ты с актрисой грубо разговариваешь…

КОНВОЙНЫЙ (ухмыляясь). И меня за то с брони снимут?

ЗЮКИНА. Тебя, лапоть, не за то с брони снимут. А за то, что спирт блатарям продаешь!

КОНВОЙНЫЙ. Ты чего несешь, ты чего несешь, сука? Ты видела, да? Видела?

ЗЮКИНА. А нет? Таких, как ты, любого копни. Брось, кому сказано, папиросу!

Пораженный ее наглостью, Конвойный колеблется.

Входит ШКОЛЬНИКОВ. Он в черном офицерском полушубке с погонами. Конвойный бросает папиросу и вытягивается. Зюкина хочет незаметно поднять папиросу, но в это мгновение Фролова с неожиданным для ее изможденного вида проворством хватает папиросу и прячет в рукав.

КОНВОЙНЫЙ. Товарищ старший лейтенант, по вашему приказанию зэка доставлена!

ФРОЛОВА (с усилием вставая). Зэка Фролова, ЧСИР, двадцать четвертая строительная бригада. Срок пять лет, окончание – июль сорок пятого.

ЗЮКИНА. Ух ты! Считай, вольняшка!

ШКОЛЬНИКОВ. Серафима Андреевна.

ЗЮКИНА. Виновата, гражданин начальник. Молчу.

ШКОЛЬНИКОВ. Серафима Андреевна.

ЗЮКИНА. Извините, Петр Федорович. У вас в форме такой вид… язык не поворачивается по имени-отчеству.

ШКОЛЬНИКОВ. На совещании задержали, не успел переодеться. (Конвойному.) Ждите в караулке.

КОНВОЙНЫЙ. А долго, товарищ старший лейтенант?

ШКОЛЬНИКОВ. Кру-гом! (Конвойный выходит. Фроловой.) Ждите и вы.

Фролова опускается на прежнее место у печки.

ЗЮКИНА. Какие новости на воле, Петр Федорович?

ШКОЛЬНИКОВ (выкладывая из кармана на стол цыбик чая и кулек с колотым рафинадом). Особых новостей нет. Будапешт взяли, это знаете. Контрнаступление немцев на Балатоне захлебнулось. Чайник поставили? Очень хорошо. Судя по всему, на очереди Берлин. (Из другого кармана извлекает кулек побольше, с сушками. Бумага разворачивается, сушки рассыпаются по столу.)

ЗЮКИНА. Балуете вы нас.

ШКОЛЬНИКОВ. Я и сам поужинать не успел.

ЗЮКИНА. А правда, Петр Федорович, что после победы будет амнистия?

ШКОЛЬНИКОВ. Ну зачем вам, Серафима Андреевна, амнистия? Здесь вы первая актриса, окружены любовью. А выйдете – снова воровать?

ЗЮКИНА. Обижаете, Петр Федорович!

ШКОЛЬНИКОВ. Ну, грабить.

ЗЮКИНА. Совсем же другое дело! Нет, с этим все. А выйду, я знаю, куда пойду. Я к вам в домработницы попрошусь. Готовить вам буду, пуговицы пришивать, постель… стелить. Возьмете, Петр Федорович?

ШКОЛЬНИКОВ. До победы еще нужно дожить.

Входит СПИВАК.

ШКОЛЬНИКОВ. Здравия желаю, Ефим Григорьевич.

СПИВАК. Добрый вечер, голубчик.

Воспользовавшись моментом, Фролова хватает со стола несколько сушек и кусков рафинада и рассовывает по карманам. Это происходит на глазах у Зюкиной, но Фролова не обращает на нее внимания.

СПИВАК. Там привезли костюмы из городского театра, из подбора, требуют принять под расписку.

ШКОЛЬНИКОВ. Сейчас приму.

СПИВАК (Зюкиной). Я вас попрошу: позовите Бондаря из столярки, нам пора начинать работу.