ЗЮКИНА. Удаляюсь, удаляюсь, удаляюсь! (Выходит.)

ШКОЛЬНИКОВ (негромко, кивнув в сторону Фроловой). Я выполнил вашу просьбу.

СПИВАК. Вижу. Спасибо.

ШКОЛЬНИКОВ. Это было очень непросто. У нее уже два отказа от выхода на работу.

СПИВАК. Два?!

ШКОЛЬНИКОВ. Да, два. Второй – вчера. Вы уверены, что ее участие в спектакле необходимо?

СПИВАК. Да.

ШКОЛЬНИКОВ. Я вам доверяю.

СПИВАК. Я это ценю.

Школьников уходит. Спивак подходит к Фроловой.

СПИВАК. Лариса… Лариса, Лариса!..

ФРОЛОВА. Страшна?.. Припухаю я, Ефим Григорьевич… совсем дохожу.

СПИВАК. Лариса!.. Лариса!..

ФРОЛОВА. Так это к вам меня дернули? А я думала – в БУР… Закурить бы.

СПИВАК. Я… не курю. Но я сейчас возьму у кого-нибудь.

ФРОЛОВА. Не надо. (Прикуривает от угля брошенную Конвойным папиросу.)

СПИВАК. Это я, я во всем виноват! Старый дурак! Еще полгода назад тебя нужно было забрать! Сразу, как только узнал, что ты здесь! Настоять, заставить! Как я мог с тобой согласиться?! Ну и что, что взяли Сундукова? Кому в голову пришло бы искать здесь его актрису! Тем более – какую-то Фролову! И работала бы себе тихо-мирно!

ФРОЛОВА. Не казнитесь… не заставили бы. Я должна была… дожить. Отсидеться.

СПИВАК. На общих! Отсиделась! Ты посмотри на себя!

ФРОЛОВА. И смотреть не хочу… зачем?.. Как вы узнали, что я здесь?

СПИВАК. Случайно… тебя узнали.

ФРОЛОВА. Неужели меня еще можно узнать?

СПИВАК. Полгода назад было можно… Я тебе больше скажу: Федотова тоже взяли. После Сундукова он был главным режиссером.

ФРОЛОВА. Откуда вы знаете?

СПИВАК. Откуда мы здесь все знаем? Оттуда и знаю.

ФРОЛОВА. За что?

СПИВАК. А самого Сундукова за что? А Курбаса? А Мейерхольда? Меня, наконец?

ФРОЛОВА. Вот видите.

СПИВАК. Сейчас это уже не имеет значения. Два отказа! Сумасшествие! Это не БУРом пахнет. Контрреволюционный саботаж! Или ты думаешь, что раз ты женщина… Слышала, что здесь было вчера? Тут, на этой вот сцене! Читай! (Протягивает местную многотиражку «Металл – фронту!») Вот эту заметку. Вслух!

ФРОЛОВА. «Приговор за контрреволюционный саботаж… Выездная сессия Окружного суда приговорила за злостный отказ от работы Давыдова, Шилягина и Белову к высшей мере социальной защиты… Приговор приведен в исполнение…»

СПИВАК. Белову. Понятно?

ФРОЛОВА. Кто она?

СПИВАК. Женщина… Я тяну уже восьмой год. И только сейчас в придурках. Я четыре раза доходил на общих. Но одно знал: доползти до карьера. Хоть на карачках. Там – лежи. Но доползи!

ФРОЛОВА. Уже не было сил… никаких.

СПИВАК. Силы у человека всегда есть. Если он хочет выжить.

ФРОЛОВА. Мне уже – все равно.

СПИВАК. А вот это – грех! Грех! У тебя есть сын. Ты обязана выжить! Чтобы у него осталась хотя бы мать! Чтобы рассказать ему правду! Тебе осталось-то всего ничего!

ФРОЛОВА. Многих вы видели на воле, у кого по пятьдесят восьмой вышел срок? Пересидчики. Отложить освобождение до победы.

СПИВАК. Но ведь когда-нибудь она кончится, эта проклятая война!.. Не хочу больше ничего слушать. С этого дня ты работаешь здесь. Помрежем, ассистентом, все равно. И ничего не бойся, никто тебя не узнает и не найдет.

ФРОЛОВА. Господи, как я хочу вам верить!

СПИВАК. И верь, верь! Все будет хорошо. Подкормишься, отойдешь. Это быстрей, чем кажется… Сейчас я налью тебе чаю. Бери сахар. Бери – сколько хочешь…

Пока Спивак наливает чай в жестяную кружку, Фролова выхватывает из кулька куски рафинада и рассовывает по карманам, за пазуху. Она и рада бы сдержать себя, но не может. Вернувшись к столу, Спивак обнаруживает в кульке лишь два небольших куска. Бросает их в чай, ставит кружку перед Фроловой.

СПИВАК. Все в порядке. Не думай ни о чем. Пей. Потом я тебе сгущенки дам. Только сразу всю не ешь – пронесет…

Входят с охапками одежды ЖУК, БОНДАРЬ и ЗЮКИНА, раскладывают костюмы по табуреткам.

ЖУК. Кому что, Ефим Григорьевич?

СПИВАК. Сейчас разберемся… Сюртук – это вам. Ну-ка прикиньте.

ЖУК (примеряя). «Муров, Григорий Львович! Честь имею представиться. Я учёра два раза заезжал к вам у гостиницу…»

СПИВАК. «Учёра»!

ЖУК. Извиняюсь. Вчера.

БОНДАРЬ. А мне что?

СПИВАК. Примерьте-ка вот этот пиджак.

БОНДАРЬ. Велик.

СПИВАК. И прекрасно. Шмага. Нищий актер. Все с чужого плеча: велико, мало.

БОНДАРЬ. «Мы – артисты, наше место в буфете!»

СПИВАК. Очень хорошо. Так, этот фрачок – для Незнамова… А вот это нечто бархатное – это мне. (Накинув балахон.) «Обыватели у нас большей частью люди солидные, тяжеловесные, богатые… Но относительно нравов и умственного развития находятся еще в первоначальном невежестве и о существовании драматического искусства имеют представления самые смутные…»

ЗЮКИНА (перебирая платья из театрального подбора). А я-то кто, Ефим Григорьевич? Коринкина или Кручинина?

СПИВАК. Не понимаю, драгоценнейшая, чем вам не нравится Коринкина? Ну, репетируйте пока Кручинину, потом уточним. Распределение ролей – тут не дай Бог ошибиться!.. Так, это мы для Миловзорова отложим… незадача у нас с Миловзоровым, даже не знаю, как быть…

ФРОЛОВА (вдруг). Кручинина. Миловзоров. Что мы ставим?

СПИВАК. Друзья мои, разрешите представить вам нового члена нашего коллектива: Лариса Юрьевна Фролова. Профессиональная актриса, закончила ГИТИС, работала в московском театре.

ЗЮКИНА. В каком?

СПИВАК. В хорошем. В очень хорошем.

ЗЮКИНА. В Большом?

СПИВАК. Нет, не в Большом. Но и не в Малом.

ФРОЛОВА (резко). Что мы ставим?

СПИВАК. Вы очень хорошо знаете эту пьесу. Хотите, чтобы я назвал? Пожалуйста: «Без вины виноватые».

Пауза.

СПИВАК. Мы ставим комедию великого русского драматурга Островского «Без вины виноватые».

Входит ШКОЛЬНИКОВ. Он в ловко подогнанной гимнастерке, в щегольских сапогах.

ФРОЛОВА. Гражданин начальник, вызывайте конвой.

ШКОЛЬНИКОВ. В чем дело?

ФРОЛОВА. На зону меня отправляйте.

ШКОЛЬНИКОВ (Спиваку). В чем дело?

СПИВАК. У меня такое ощущение, что Лариса Юрьевна считает выбор пьесы для нашего нового спектакля несколько… сомнительным.

ФРОЛОВА. Несколько сомнительным? Да вас же всех пересажают! Верней, чем любого отказчика!

ЖУК. А мы и так сидим.

ЗЮКИНА. «Уси».

ЖУК. Все.

ФРОЛОВА. И еще по десятке сунут! «Без вины виноватые». Я уже и забыла, когда последний раз смеялась.

ШКОЛЬНИКОВ. Не понимаю.

СПИВАК. Возможно, Лариса Юрьевна усматривает в названии некий… вызов.

ШКОЛЬНИКОВ. Вызов? Какой? Кому? Кто-то считает себя без вины виноватым? Неправильно осужденным? (Оглядывает присутствующих.)

Под его взглядом каждый поднимается и четко докладывает, как того требует лагерный устав.

ЖУК. Статья пятьдесят восьмая, пункт пятый, контрреволюционная пропаганда против колхозов, двенадцать лет.

СПИВАК. Пятьдесят восьмая, АСА – антисоветская агитация, десять лет.

БОНДАРЬ. Пятьдесят восьмая, сдача в плен, шпионаж в пользу японской разведки, двадцать пять лет.

ЗЮКИНА. Шестьдесят вторая, организация преступной группы, бандитизм, шесть лет.

ШКОЛЬНИКОВ. Все признали свою вину, получили возможность искупить ее честным трудом. (Фроловой.) Может, вы считаете себя без вины виноватой?

ФРОЛОВА. Я – ЧСИР. Если это вина…

ШКОЛЬНИКОВ. Член семьи и родственник врага народа!.. Садитесь. Если кто и страдает тут без вины, так это я. Вместо того, чтобы с оружием в руках добивать фашистского зверя… Ладно, приказы не обсуждают. Внесу полную ясность. Командование одобрило выбор пьесы. Обращение к русской классике, к комедии Островского «Без вины виноватые», признано правильным. Спектакль послужит повышению культурного уровня контингента. Опыт показывает: если ограничить жизнь заключенного работой и зоной, поселяются апатия, равнодушие. Недаром бригады, лишенные права смотреть спектакли, сами подтягиваются и подтягивают самых злостных филонов. Скажу еще: сегодня на совещании принято решение приравнивать работу драмколлективов всех отделений к ударному труду на производстве. И наиболее активные участники будут поощряться сокращением сроков и даже досрочным освобождением.