Впрочем, подвиг не подвиг, а прежде дифирамбов себе стоило успокоиться. Погасить панику и хотя бы попытаться направить часть умственной энергии на то, чтобы взглянуть на события как на логическую цепь обстоятельств, заведших меня в данное плачевное положение.

Итак, отталкиваясь от основного: «меня пытались убить». (Пытались – понятно. Но кто?).

Кто? Да о чем это я! Одна только попытка «глубокомысленно порассуждать о непосредственных персонах заказчиков» напоминала полнейший идиотизм. Кто. На днях я уже задавался вопросом, как далеко они смогут зайти в нежелании дать делу огласку – сегодня получил достойный ответ.

Нет, главное сейчас – вычислить исполнителя. Вот здесь-то и уместнее полюбопытствовать, кто?

Между прочим. Кандидатура убитого мной не так уж чтобы «неподходяща». Кто, как не он, мог подложить бомбу, пока ждал меня. А его пьяненький вид? Трюк, игра и уловка.

К тому же при изучении этого дела не стоило забывать и о морально-нравственной стороне. Если убийцей был он, то убитым полагалось стать мне; следовательно, мое преступление снова превращается в оборону.

Вот только зачем он потащил меня тогда в парк? Возможно, хотел, чтобы я узнал нечто важное перед смертью? Чушь, – зачем говорить человеку нечто важное перед смертью, если все равно тот умрет. А может, планировал таким образом подстраховаться? Узнать, как много известно мне, а потом действовать по обстановке?

Ну!

Смерть моя в таком разе – полная неизбежность, информацией для нее я владею поистине предостаточной.

Или все-таки он был на моей стороне?

Эх, знать бы все точно… А так ничего, только записка.

Записка… Я сунул руку под куртку, в ее внутренний карман, вытащил чуть смятый листок и разложил его на коленях. «Бескишечники всегда появляются из шерсти огромной черной собаки». Причем «огромной черной собаки» было дважды подчеркнуто, а также написано шрифтом, сильно напомнившим старину. Ниже шли цифры. 18, 24, 8, 2, 10, 11 и т. д. В общем – какой-то, наверное, код.

Перечитав фразу четырежды, я понял, что ничего ровным счетом не понял. Какая собака? Что за бескишечники? Почему из шерсти?… Казалось, если смысл в сообщении как бы и был, то выражался он прежде всего в какой-то замаскированной, латентной форме. И, чтобы раскрыть ее для себя, мои текущие знания требовали экстренного пополнения.

Причем и пополнять их полагалось не здесь. Уверен: коль скоро я отважился на решительные шаги, нужно вернуться сейчас в парк, на место недавнего преступления, и повторно обследовать там каждый миллиметр земли, тела, одежды, но только сделать это уже более основательно.

Намерения от этого стали тверже, и я принялся собираться.

Правда, позднее все же решил: заскочу для начала домой, захвачу пистолет…

Дома, пробежавшись по комнатам, я рассовал по карманам способные пригодиться в будущих скитаниях документы, и только затем, подойдя к устроенному в полке с книгами тайнику, вынул оружие.

Времени было в обрез. Я понимал: поиски начались. Определить по госномеру адрес владельца машины – работа несложная, но все равно предпочитал рисковать.

Во-первых, убеждение, что взрыв произвел несомненно больший фурор, нежели достаточно тихое убийство (а потому милиция навряд ли сунется без лишней необходимости в парк, если только, конечно, ей не сообщат об этом специально). А во-вторых: банкетный зал ведь находится рядом. Кто-нибудь из заказчиков, а то и все они в полном составе, уж не откажут себе в удовольствии совершить небольшую прогулку – помогут, подскажут, кто сидел в данной машине. А пока суд да дело – вот и возможность как-нибудь проскочить.

Уже стоя в дверях, подумал и об одежде.

Я убивал человека впервые. Однако прочитал достаточно литературы и был неплохо осведомлен о всякого рода следственных экспертизах, способных признать подозреваемого виновным по одному отпечатку ботинка, оставленному с неделю, а то и больше на ворсистом ковре. А тут кровь! Где гарантия, что ее не окажется на джинсах, свитере или куртке?

Я снова вернулся в квартиру, зашел в ванную, снял с себя все и тут же поджег, предварительно смочив белье растворителем.

Может, перестраховка и сыграла со мной злою шутку: одежда в считанный миг полыхнула, возникшее пламя с живостью перекинулось на развешанные по веревочкам полотенца – в ванной запахло пожаром.

Опешив, я распахнул дверь – но, видно, сделал это движение зря. Огонь, подпитанный воздухом, вырвался в коридор, и – доля секунды (мне показалось именно так), его острые языки уже лизали весь мой запасной гардероб, как на беду висевший на вешалке.

Тушить было поздно. Похоже, что и бессмысленно.

Прикрывая руками лицо, я начал пробиваться к дверям, но вовремя вспомнил, что раздет.

Огонь тем временем уже совершал прогулку по комнатам, и все, что мне оставалось – схватить лежавшее между двумя железными дверями тряпье, в котором на днях в гараже ковырялся с машиной, да бежать отсюда как можно скорее.

По счастью, на лестнице не было никого.

Я напялил на голое тело промасленные тренировочные (с обозначенными на коленях огромными пузырями), рубашку, которой было сто лет и с одной, где-то посередине, пуговицей. На ноги надел резиновые сапоги. Вид, таким образом, получился…

Впрочем, я уже чувствовал, как просачивается под дверь и в замочную скважину дым, отчего, не зацикливаясь особо на имидже, заторопился на улицу.

Кто-то гаркнул: «пожа-а-аа-ар!». В ответ я медленно обернулся, и мне вдруг стало… ужасно смешно.

Так уничтожить улики мог, наверное, только я.

Впрочем, веселье это, не успев толком начаться, тут же закончилось, обусловленное рядом причин…

Мое одеянье хотя бы. В данную минуту я походил на редкостного какого-то бомжа – в связи с чем совершенно не верил, что мне удастся добраться до парка пусть и по ночному, почти пустынному городу, не вызывая в единичных прохожих вполне естественных подозрений. К тому же раз за разом перед глазами вставала картина: я, вычищающий карманы уже лежащей в ванне одежды, и содержимое этих карманов, чуть позже спокойно покоящееся на полу. Нельзя, наверное, объяснить только случаем, что оно, в конечном счете, сгорело.

С другой стороны (если поговорить о вещах, способных принести определенную пользу и не сгинувших во время пожара), то таковой и единственной – являлся мой пистолет. С которым, несмотря на положительные в целом эмоции, было связано тоже немало проблем.

Пока я метался по комнатам, пистолет был со мной. Я держал его то в правой, то в левой руке, как бы чисто автоматически боясь с ним расстаться.

Сейчас он тоже «менял расположение рук». Но в основе этих манипуляций лежали иные мотивы…

Мне было некуда его спрятать.

Карманы тренировочных если и годились на что, то этим «что» мог стать совсем негабаритный и уж куда менее тяжелый объект, не оказывающий своим весом такого мощного воздействия на резинку. Отчего та мигом ехала вниз, оголяя мне… ну, в общем.

В рубашке карманы и вовсе отсутствовали. А голенища сапог были настолько узки, что пистолет влезал максимум по рукоятку.

Сравнив каждую из возможностей (еще можно было просто идти, размахивая пистолетом в руке), я остановился на сапогах. В конце концов, там он был не так чтобы заметен, а если подключить, например, к наблюдательности немного воображения, то почему не подумать, что я – окончивший ночную смену рабочий, а в сапогах у меня – разводной ключ…

Снова начался дождь.

Через час я благополучно подошел к парку и попробовал оглядеться. Что за движения происходили возле моей бедной машины, я не увидел – так как это была его другая, противоположная сторона. Другим был и вход. И мне пришлось изрядно мысленно перепланировать всю эту парковую геометрию, чтобы найти ту тропинку, рядом с которой лежало (должно было лежать) тело.

Тропинка вскоре нашлась – и я быстро напустил на себя вид беспечно гуляющего человека, не забывающего, однако, все время настороженно поглядывать вправо.