Появившаяся из бутылки девица меньше всего походила на джинна. На джинниню — тем более. Толстая, чумазая, растрепанная, в порванном халате — отнюдь не восточном, а обычном, темно-вишневом рабочем халате российской продавщицы. Отталкивал не ее внешний вид даже, а выражение лица — пустое, глупое, как у рыбы. Вдруг стеклянный взгляд на миг приобрел осмысленность.

— Дядя Женя, тетя Женя, вы же умерли? — сказала чумазая толстушка и пустила слюни. Больше ничего членораздельного от нее добиться не удалось.

— Ты узнала ее? — спросил у жены Турин. Та, покосившись на толстяка, кивнула.

Турин вновь посадил несчастную продавщицу в бутылку и передал ее жене, а сам сказал толстяку тоном, не терпящим возражений:

— Роберт, вы останетесь на Релене до первого рейса на Генну. Затем возвратитесь домой и непременно найдите этих парня и девушку. Непременно, Роберт! — повысил Турин голос — А потом будете опекать их и лелеять как собственных детей до нашего возвращения! Делайте, что хотите, но эти парень и девушка должны быть с вами, никуда не отлучаясь ни на миг! Я сниму с вас голову, если с ними что-нибудь случится!

— А-а-а… Если их нет на Генне? — проблеял испуганный Роберт. — Я их видел еще один раз — они ездили на космодром…

— У них нет денег, чтобы куда-нибудь улететь! Если они и были на космодроме, то наверняка из любопытства… Делайте, что я сказал! Мы постараемся вернуться как можно скорее. Все понятно?

— Не все… — Толстяк рукавом вытер пот со лба. — Зачем мне ждать рейса, когда у меня есть катер?

— Потому что на вашем катере летим мы!

Молодой человек в изумительно белой рубахе и широких голубых шароварах шел по дорожке оранжереи, не обращая внимания на буйство красок и запахов, окружавших его. Самые яркие представители флоры сотен планет Галактики были собраны в гигантском помещении, но ни одно из них не удостоилось даже мимолетного взгляда молодого человека. Он вообще не смотрел по сторонам, мало того, казалось, не смотрел совсем никуда — только в себя самого… И все же нашлось растение, возле которого молодой человек остановился.

Невзрачный серый кустик с круглыми, словно монетки, серо-зелеными листиками закрывал стеклянный колпак. Кустарник назывался теппил, и родиной его являлась планета Алларрус. Достаточно было приблизиться к нему на пару шагов, чтобы умереть быстро и безболезненно, не поняв даже, что умираешь. Ядовитые выделения теппила не имели запаха. Растение выглядело абсолютно безобидным (на него попросту не хотелось обращать внимания!), так что убийца из него получился превосходный.

Самое интересное — чужая смерть не приносила ему никакой пользы. Впрочем, разлагаясь, трупы питали кустарник. Ведь потревожить их никто не мог — любой охотник до падали сам становился ею, едва приблизившись к кусту. Однако животные попадались в ловушку теппила редко — чувство опасности было развито у них сильнее, чем у человека.

А люди на Алларрусе не жили. Лет триста назад джерронорры устроили там военную базу, но в скором времени ее разбили анамадяне и обосновались сами. Опять же, до поры. База переходила из рук в руки раз десять в течение полутора веков, но потом всем почему-то надоела. Вот уже более сотни лет она стояла заброшенной.

В принципе, на планете не имелось ничего интересного, не считая упомянутого кустарника. Растительный и животный мир ее был скуден и беден, развиваясь лишь в районе экватора. На остальных широтах хозяйничал его величество холод. Даже на экваторе относительно тепло было только два летних месяца… Так что Алларрус никому оказался не нужен. Но только не молодому человеку, с жесткой улыбкой на лице любовавшемуся серым низкорослым кустиком…

Спасательная шлюпка «Звездной пыли» вынырнула возле снежного шарика Алларруса и закружилась по орбите подобно зеленой сопле.

— Ты уверен, что он здесь? — спросил Гоорр.

— Я даже не знаю, кто он, — ответил Лурронн недовольно.

— Тогда почему Алларрус?

— Именно сюда собирался Герромондорр отвезти принцессу после захвата корабля.

— Ты-то откуда знаешь?

— Когда мы расправились с анамадянским экипажем, я видел, какую цель ввел Герромондорр в вычислитель «Ярости»

— И молчал? — по-детски надул губы Гоорр.

— А тебе это было надо?! — почему-то озлобился Лурронн.

— Ты хотел сам… — свел брови напарник.

— Идиот! — рявкнул Лурронн. — Если бы я этого хотел, тебя бы со мной не было! Но ты здесь, ты знаешь, почему мы именно здесь. Что тебе еще надо?

— Хорошо, — Гоорр поднял руки, сдаваясь, — но как мы найдем на огромной планете того, не знаем кого?

— Посмотри на эту планету! — кивнул Лурронн на экран.

Алларрис напоминал снежок — чистый и белый. И только узкий серый ободок опоясывал его грязной ленточкой.

— Ну и что? — отвел взгляд от экрана Гоорр.

— Не видишь? Область поиска не так уж и велика! К тому же ты плохо знаешь историю. На Алларрусе было единственное поселение. Думаю, заказчика нужно искать в первую очередь там.

— Нас просто убьют и заберут девчонку! — буркнул Гоорр.

— Я отправлюсь туда один, а ты останешься с ней на орбите. Я проведу переговоры, и если все пройдет гладко, вызову тебя.

— А если… нет? — Гоорр потупился. Ему стало страшно, что напарник прочитает в его глазах, а может и прямо в мозгах, крамольную мыслишку небезынтересное™ подобного исхода.

— Без меня ты все равно все запорешь! — Лурронн, похоже, уловил идею напарника, но даже обижаться не стал. — Я бы посоветовал тебе лететь на покаяние к Императору. Но вряд ли у тебя и это получится: перед смертью я обязательно сдам тебя заказчику!

— З-зачем? — похолодел Гоорр.

— Из вредности, — усмехнулся Лурронн. — Одному умирать скучно…

Из хмурых низких туч, разрывая их, словно старую ветошь, блеснул яркий луч, подобный молнии. Разрыв тут же затянулся — небесные портные быстро справились со штопкой. На каменистой равнине такого же мрачно-серого цвета, что и небо, стоял Лурронн. Он «растворил» в воздухе скафандр и зябко поежился. Легкая куртка с рукавами по локоть плохо защищала от пронизывающего мокрого ветра. Лурронн сделал длинный плащ на меху и сразу почувствовал себя уютней. Цвет плащу он выбрал под стать окружающим краскам — темно-серый.

У самой линии горизонта, почти незаметной при слиянии серого с серым, виднелись постройки. Лурронн сначала хотел опуститься прямо к ним, но передумал, решив сначала оглядеться. Теперь он об этом жалел — приглядываться было не к чему: серые камни, серая грязь, островки нерастаявшего серого снега, серые голые ветки редких кустиков… Лишь грязно-зеленый мох, покрывавший кое-где камни, слегка скрашивал унылую гамму.

Лурронн опасливо покосился на кусты — он был наслышан о теппиле. Правда, ядовитые испарения давали листья. Эти же кусты были пока голыми — местная весна только начиналась. Да он и не знал стопроцентно, теппил ли это… Все же Лурронн решил держаться от кустарника подальше, топая в сторону старой базы.

Он не хотел напрасно тратить Силу — ее осталось очень мало, а предстояло еще возвращение на орбиту. (Лурронн и Гоорр не были Избранными Джерроноррами; частью Силы незаконно поделился с ними Герромондорр перед началом операции.) К тому же здесь можно было ожидать чего угодно. Так что Лурронн решил идти пешком и на ходу еще раз обдумать предстоящий разговор.

Но пройти ему удалось немного: темная точка поднялась над базой и быстро стала приближаться, превратившись сначала в каплю, а затем в полноценный глайдер. Плохо это или хорошо — Лурронн не успел решить, потому что из опустившегося глайдера выскочили шесть человек в черных комбинезонах и быстро взяли его в кольцо, недвусмысленно направив в грудь короткие блестящие трубки. Не говоря ни слова, лишь указывая этими же трубками направление, люди в черном «предложили» Лурронну занять место в глайдере. Он и не отказывался.

Молодой человек в голубых шароварах все еще был в оранжерее. Он как раз перебирал, лаская, нежнейшие лепестки анамадянской розы. Лепестки были столь тонки и прозрачны, что смотрелись миражом, розоватым туманом. Казалось, рука молодого человека может легко пройти сквозь них. Но вдруг эта рука смяла воздушные лепестки. Человек выпрямился, не ослабляя хватку, и лепестки потянулись, потянулись за ним, превращаясь в розовую нить. Вот она стала почти невидимой и… порвалась, когда человек уже разжимал ладонь. Оторванные лепестки, распрямляясь, повисли в воздухе и, будучи почти невесомыми, едва колыхались в слабых его потоках.