Интересно, что из трех руководителей Мосада, которых мне довелось видеть – Исер Харел, Меир Амит и Ицхак Хофи, только у последнего был рост, который определяется как «ниже среднего», остальные были ниже. Осмелюсь предположить, что низкий рост являлся положительным фактором в успешной деятельности названных личностей. Судя по всему, низкий рост заставляет мужчину мобилизовать другие свои факторы и способности для реализации себя как личности и достижения устойчиво позитивного положения в обществе. В качестве курьезного доказательства этого тезиса могу привести следующий аргумент: почти все мужчины низкого роста, которых мне приходилось знать и видеть, имели супруг более высокого роста и более солидной комплекции (вспомним, к примеру, жокея из фильма «Увидеть Париж и умереть»), хотя по общей своей природе женщины обычно стараются выбрать себе в партнеры мужчин ростом выше себя.

Тем не менее «воцарился в кабинете» – это пожалуй, преувеличенное выражение для первого дня пребывания Харела в новой должности. Ибо весь Мосад в тот день размещался всего лишь в трех комнатах, а его штат составлял всего лишь 12 человек, включая секретаршу, которая уже в течение нескольких месяцев не получала зарплату. Потому что касса Мосада была банально пуста. Впрочем, предыдущий начальник и не настаивал на ее пополнении. А кто же будет давать деньги, если их не просят, особенно в маленьком бедном государстве, каковым являлся Израиль? Встреча с главным бухгалтером, который вообще в то время занимался делами, не относящимися к деятельности Мосада, тоже была не утешительной. Тогда Харел направился к Бен-Гуриону (тоже, кстати, человеку невысокого роста). «Если оставить Мосад в таком виде, в каком он существует сейчас, т. е. без средств и всяких ресурсов, то вся его деятельность неизбежно станет источником неприятностей и унижения для государства», – решительно заявил он премьер-министру. В тот же день бюджет института был увеличен в десять раз. Агенты, находившиеся за границей, были вызваны домой, с каждым из них Харел беседовал и лично определял его пригодность к дальнейшей работе в Мосаде. Один за другим лучшие люди из других разведывательных учреждений, в частности, из ШАБАКа, переходили по приглашению Харела для работы в Мосад. Сама организация переехала в новое, более просторное помещение. Харел создал спецшколу для подготовки агентов и установил для всех своих сотрудников исключительно высокие профессиональные стандарты. Не менее высоки были и его моральные стандарты. Супермены в «телевизионном» понимании этого слова, палачи и садисты, люди жестокие ему были не нужны. «Мне нужны люди, – говорил он, испытывающие отвращение к убийству, но которых, тем не менее, можно научить убивать». Один из сотрудников по-своему прокомментировал этот тезис: «Исер хотел, чтобы работу негодяев выполняли честные люди». Как это принято в Израиле, Харел хотел, чтобы абсолютно все сотрудники, включая уборщиц, называли его по имени – «Исер». Он работал по 18 часов в сутки. Изучал методы работы ЦРУ, КГБ, английской и других разведок. В его образовании были большие пробелы, многие его представления о происходящем в мире были дилетантские и поверхностные, ему была присуща масса предрассудков. Но он обладал талантом внушить своим сотрудникам чувство преданности и выполнения своего долга. В его кабинете стояли только письменный стол, стул и кушетка. Входящего к нему агента он усаживал на кушетку и, задав один-два вопроса о житье-бытье, говорил: «Послушай, у нас тут возникла проблема…» И агент, который еще утром клялся жене, что идет на работу только для того, чтобы подать заявление об уходе, тут же начинал горячо обсуждать детали предстоящего задания. Харел был безжалостен к своим врагам и недоброжелателям. Но к преданным ему сотрудникам относился лучше, чем к детям. Харел был кристально честный человек и полагал, что все его сотрудники были такими же. Справедливости ради, нужно сказать, что никто из них не пытался его обмануть. Все хорошо предполагали возможные результаты разоблачения обмана. Отношения между его сотрудниками были скорее дружественными, чем официальными. От Харела пошли многие традиции Мосада – как безусловно положительные, так и, пожалуй, отрицательные: привычка к экономии, недоверие к современной технике, патологическая секретность. Харел, к примеру, не признавал компьютеры. В его кабинете, правда, стоял компьютер, но он им почти никогда не пользовался. Не было в Мосаде и аналитического центра, не было планов и четко разработанных задач на будущее. Никто не знал сегодня, чем он будет заниматься завтра. Харел вел почти пуританский образ жизни, презирал материальные блага, хотя распоряжался огромными средствами и абсолютно ни перед кем не отчитывался. Он не любил принимать женщин на оперативную работу, понимая, что каждая из них, в конечном счете, может оказаться в ситуации, когда будет необходимо прибегать к чисто женским методам выполнения заданий. А вынуждать женщину так поступать он был не способен. Ему не было присуще чувство юмора. Хотя в общении с сотрудниками он был жестким, но платил им сторицей за верную службу и никогда не оставлял в беде, особенно если кто-то из них попадался.

Конечно же, такая деятельность Харела очень скоро начала приносить свои плоды. По старой своей привычке он следил за сотрудниками других организаций и, как оказалось, не зря. Так, в 1955 г. ему удалось разоблачить осведомителя, работавшего в арабской секции исследовательского отдела Министерства иностранных дел. Этот осведомитель передавал секретную информацию тем политическим деятелям, которым не положено было знать ее.

В том же Министерстве иностранных дел был пойман шпион, который работал на иностранную разведку еще до репатриации в Израиль – Зеэв Авни. Исер Харел «вычислил» его – в полном смысле этого слова – только благодаря своей интуиции и всеобъемлющей подозрительности. Эту увлекательную историю я описываю в отдельной главе «Первый советский шпион».

В 1955 г. Харел убедил Бен-Гуриона в целесообразности приглашения на работу в разведку наиболее способных членов бывшей подпольной организации «ЛЕХИ». Бен-Гурион согласился. Об одном бывшем «Леховце» – Ицхаке Шамире – я уже упоминал. Другой, Яаков Элиав, был направлен на оперативную работу в Испанию. Шалтиэль Бен-Яир под вымышленным именем отправился в Египет и стал одним из самых удачливых израильских разведчиков. Давид Шомрон работал в парижской резидентуре Мосада. Умерший несколько лет назад посол Израиля во Франции, а ранее – в США и Египте – Элияху Бен-Элисар работал в Европе с агентурой в арабских странах. А принимавший личное участие в убийстве графа Бернардота Иехошуа Коэн возглавлял личную охрану Бен-Гуриона. Все эти бывшие экстремисты были пожизненно благодарны Харелу за то, что он вытащил их из небытия и вновь поставил на службу стране.

Харел старался посылать за рубеж в качестве курьеров и охраннников хотя бы иногда и рядовых сотрудников Мосада: механиков, секретарей, сотрудников административного управления, так как в то время поездки за границу для рядовых израильтян были почти недоступны.

Постепенно израильскую разведку стало ценить и уважать мировое разведывательное сообщество. Но подлинным прорывом в элиту мировой разведки стала добыча текста секретного доклада Н. Хрущева на съезде КПСС в феврале 1956 г., посвященном разоблачению культа личности И. Сталина. Израильтяне тогда сумели опередить ЦРУ, британскую МИ-6, французских, бельгийских, голландских и других агентов.

Существует довольно распространенная и красивая версия того, как Харелу и его агентам удалось раздобыть текст доклада Хрущева. Сам Харел никогда не раскрывал этой истории. Но… доклад раздобыли не Харел и не его агенты. Он, что называеся, сам «свалился» в руки Харела. А вот что с этим докладом делать дальше и как с выгодой это действо использовать, Харел сообразил сразу и проделал все дальнейшее блестяще. Уже через день после получения текста доклада Харел переправил его в Вашингтон, а еще через два дня он был опубликован и зачитан по радио американскими СМИ. Подробно вся эта история рассказана ниже в главе «Из операций израильской разведки».