Статья сопровождалась фотографией подвески, и можно было увидеть лицо этого Скила. Мужественный бородатый человек с длинными волосами, одетый по греческому образцу, и с классическим прямым носом – царь Скил. Это он любил попивать вино в хорошей греческой компании, приносил жертвы греческим богам; у него, наверное, были маги, гадавшие по полету птиц или виду печени животных, он читал греческие тексты и участвовал в вакханалиях – обрядах, посвященных богу-виночерпию Дионису. Это его бедное тело было привезено из степи и тайком уложено в никонийский склеп. Когда я прочитал статью археологов, мне стало очень обидно, что этого лица не увидят ни специалисты-историки, ни археологи, ни посетители музеев, потому что эта находка не попадет в музей. А черные археологи никогда не подарят ее музею. Они ведь только продают.

Но тогда, сидя в гостях у двух старых искателей Симферополя, я как-то уплыл из их дискуссии. Правда, имя царя Скила мне уже было известно. Лева прочитал его на монете. Но какое отношение Скил вообще может иметь к нашей пропавшей коллекции? Монета ведь могла затесаться туда случайно. Видимо, Леве тоже хотелось закончить со спором и спросить о том, что нас обоих так интересовало.

– С таким же успехом, – сказал он, – могилу Скила можно искать под Днепропетровском, потому что его именное кольцо-печать нашли именно там.

– Кольцо можно потерять, даже именное, – задумчиво ответил Мося. – А вот Папай в склепе – это аргумент. Но вы-то тащились сюда из Питера не из-за Папая… Или и у вас наше золотишко всплыло?

– Нет, – скривился Лева, – ваше золотишко у нас не бродит. Зато у нас такой странный к вам вопрос…

Старички переглянулись и заулыбались.

– Странный – это хорошо! – сказали они чуть ли не хором.

– Что вы на это скажете? – спросил тут же Лева и показал им прорисовки из нашей тетрадки.

– Жаль, не подлинник, – вздохнул дядя Мося, разглядывая рисунки монет, – но таких я не видел. Тут хоть и стоит имя Скила, но надпись на греческом слишком уж непонятная. А вторая и вовсе на латыни, Эдик, ты только погляди!

Они согнулись над рисунками и так долго его разглядывали, что я почти заскучал. А они все смотрели, переговаривались, спорили, потом к ним подключился и Лева, и они втроем перешли на такой научный жаргон, что мне оставалось только делать вид, будто я тоже хоть что-то понимаю. Наконец Мося задал тот вопрос, на который легко мог ответить и я: откуда это у нас. Я рассказал, откуда. Старички снова переглянулись.

– Странная история, – вздохнул Эдик, – клад, который пропал, и нет его там, где он должен быть. Вы точно все проверили? Со всеми музеями связались?

– В городе со всеми, – сказал я. – И в области со всеми, которые там есть. Но уж поверьте, если это было золото, да еще скифское, его бы в Эрмитаж повезли сдавать. А в Эрмитаже его нет.

– Еще забавнее, – добавил Лева. – Я разговаривал со своими приятелями, которые как раз скифами занимаются, так они посмотрели на наши прорисовки и усомнились, что это скифское золото. То есть, может, оно и скифское, но не из черноморских курганов, говорят одни; другие сказали, что золото не из Прикрымья, а скорее уж с Кубани, а третьи – что все это больше похоже на сарматов. Но вот монеты…

– Имя? – спросил дядя Мося.

– Имя, – согласился Лева. – Мы потому и хотели, чтобы вы все это увидели, потому что вам удалось хотя бы подержать вещи из Никония. Там таких не было?

– Таких точно не было, – покачал головой Эдик. – А вы, ребятки, вообще-то какой частью тела думаете? Вашим вещам сколько лет должно быть? А никонийские когда найдены? С чего это вы вдруг взяли их и связали? Лев, уж вы-то ученый. Это вашему другу журналисту простительно…

– Я и не говорил, что они никонийские, – удивился Лев, – я же их и не связывал! Ох ты, боже мой! Но… вот, поглядите-ка, – и он показал им прорисовку золотой пластины. – Надпись отвратительно читается, но все же… Вы ведь похожую пластину видели?

Старички уперлись глазами в прорисовку, потом поглядели с сожалением:

– Нет, Левочка, то, что мы видели, было попроще. Тут же целый зверинец вокруг вашего Скила, если это, конечно, Скил. Впрочем, о чем речь?

Эдик нагнулся, взял с пола портфель, раскрыл аккуратно и вынул переносной альбом для фотографий. Тут уж над столом склонились мы. Даже я, на что уж профан, и то сразу понял, что наша прорисовка и фотография никонийской пластины – вещи совершенно разные. Да и лица у бородатых воинов на пластинах были непохожими. Лева только вздохнул: вполне возможно, что и имя нашего бородача было вовсе не Скил, потому что от имени у нас осталась всего лишь первая буква.

– А монеты? Сова-то и на наших есть, – протянул он удрученно, – я думал, что они могут быть похожи на неизвестные мне монеты Скила, если вы такие видели.

– Нет, – сказал Эдик, – таких не видели. И у меня ваши монеты, которых нигде нет, кроме этой тетради, смущают больше всего. Я все же нумизмат. И все эти монеты знаю, но чтобы такие надписи… Прямо-таки Рахумовским воняет!

– Я понимаю, – вмешался тут я, – подделать эту, как ее, олениху, но монеты-то зачем? Их же дорого все равно не продать!

– Вот-вот, – согласился Эдик, – точно не продать, потому что коллекционер отшатнется, а для археолога такая находка ничего не стоит. Не он ее выкопал. А монета без адреса – это и не монета вовсе, как бы хороша она ни была. У монеты должна быть прописка. Если, конечно, это не монета из клада. Но тогда…

– Вы хотите сказать, что наши вещи все-таки из одного источника? Что они были именно кладом, а не коллекцией?

Старички переглянулись и только пожали плечами. Больше мы из них так ничего и не вытянули. Получалось, что отправились мы в Крым совершенно зря. Ну, не совсем зря. Потому что мы заглянули еще к одному Левиному знакомому, который занимается историей караимов. От наших поисков он оказался бесконечно далек, но дома у него было так много старых книг и журнальных вырезок по истории украинской археологии, что я набрал там немало интересных материалов о скифском золоте. Ладно, подумал я, если нам не найти ни происхождения нашей описи клада, ни самого клада, но там есть вещи, похожие на скифские, а монеты уж точно скифские, если не подделка, то должен же я хоть как-то представлять, как вообще открыли это скифское золото и как им заинтересовалась наука. И вот что я смог выяснить.

В наши дни сложно найти скифский курган, которого не касалась рука грабителя. Обычно первыми находчиками бывали именно они, а потом уж приходили ученые. Весь юг России в девятнадцатом столетии был прочесан любителями быстрой наживы. Среди этих копателей были и местные мужики, охваченные страстью к золотоискательству, были и приезжие, иногда из Москвы или далекой северной столицы. И хотя по царскому закону с такими расхитителями старались бороться, но ведь за всем не уследишь. Тем более не поставишь к каждому кургану по становому приставу… Так что вылазки на курганы продолжались и продолжались. Именно по случайным находкам столичные ученые заносили на карты золотоносные курганы. По всему древнему солевозному пути из Никополя до Мелитополя стояли такие курганы. Местные украинские жители называли их могылами. Кому могылы принадлежат и какой народ оставил такие погребения, в те годы еще не знали. Зато легенд о потаенных сокровищах в этом районе ходило огромное множество.

Прежде нас, рассказывали местные крестьяне, тут жили, наверное, турки. Дюже эти турки были богатые. Недаром ханами да гиреями прозывались. Нехристи они были, вот что. Сперва-то наша Русь православная против них выступить не могла, слабые мы были, а у тех армия от моря и до моря. Так что терпели мы. Но потом пришел царь Петр и всех их тут поубивал. А когда убивать на них пошел, так они все сразу перепугались и стали сокровища прятать. А как тут спрячешь? Земля тут голая. И стали они тогда эти могылы ставить. По всей степи ставили. Коней в могылы ложили и мертвых, а в шкуры конские, чтобы потом вернуться назад и золото вернуть себе, сокровища разные зашивали. Выдернут из коня все мясо как есть, а на его место свое золото и сховают. Нехристи, одно слово.