Она отставила в сторону почти не тронутое горячее блюдо. Вино в её бокале было отпито наполовину.
Валера со своей порцией справился в одно мгновение. Он отложил вилку и поманил официанта:
– Рассчитайте нас.
Лицо официанта с невозмутимым лицом, на этот раз было более доброжелательное и если бы не его слегка надутые щеки выглядело даже симпатичным. Он положил перед ними исписанный неразборчивым почерком счёт. Итоговая сумма была выделена в красную квадратную рамочку, похожую на траурную ленту, подвязываемую в соответствующих случаях.
Валера посмотрел на цифры и побледнел:
– Настя, подожди меня, на улице.
Пока она шла к выходу, он стал лихорадочными движениями выгребать из карманов деньги, какие у него имелись, включая и прозвеневшую полным банкротством мелочь.
Официант собрал деньги со скатерти, небрежно пересчитал.
– Хватает? – с надеждой спросил Валерий.
– Спасибо, – тут уже с явной долей презрения в голосе сказал, точно выплюнул волшебное слово «спасибо» официант и, насколько это было возможно быстро, для его коротких ножек, стремительно скрылся за перегородкой в конце зала где, судя по запахам, аппетитно щекотавшим ноздри клиентов, находилась кухня заведения.
Валера смахнул выступившие на лбу росинки холодного пота, поднялся со своего места, допил остатки вина, остававшиеся в бокале Насти и, вышел на улицу.
– Денег хватило? Всё в порядке? – участливо спросила поджидавшая у выхода Анастасия.
– Всё нормально, – всего минуту назад бледный от страха самоуверенно ответил Валера.
– Всё или не всё? – требовательнее переспросила она.
– Всё. Настёна, всё – обнял он её за плечи.
– Подожди, – освободившись от объятий, она порылась в сумочке и протянула бумажную купюру:
– Держи.
– Настя, не надо, – он отвел её руку в сторону.
– Валера, прекрати, – она снова протянула деньги. – На что возвращаться будешь?
Он с неохотой принял деньги.
– За границей, если хочешь знать, парень с девушкой вообще пополам платят, – сказала Настя.
Валерий улыбнулся:
– Ты была что ли там?
– Не была, но от хороших знакомых слышала, – она чуть помолчала и обиженным тоном добавила, – и когда-нибудь обязательно буду.
– Ладно, – заулыбался он, – не будем принимать близко к сердцу, – Валера склонился и поцеловал девушку.
– Пошли, заграничная штучка.
Она в ответ на последние слова шутливо толкнула его в плечо. Они обнялись и обменялись поцелуем.
Настя поехала провожать Валеру на автовокзал. Посреди придорожной сутолоки, вечно снующих пассажиров они и распрощались. Теперь уже он смотрел в окошко того же самого деревенского автобуса, который можно было легко узнать по полустёртой красной полосе, нанесённой по диагонали на борту и, махал на прощание рукой.
Давно известно, что чем человек старше, тем скорее движется время. За делами и заботами оно вообще перестает замедляться. Нет, чтобы как когда-то в детстве, постоять жарким полуденным зноем, пролиться нескончаемым осенним дождём, томиться ожиданием новогоднего подарка. Так нет, оно начинает бежать, а потом и лететь со скоростью сверхзвукового истребителя, и поделать с этим, увы, ничего нельзя. Время можно перестать замечать во время случайной любовной связи, а также, если задержаться в забегаловке, чтобы потом глубоким похмельем связать его полной потерей сознания с частым посещением винно-водочного магазина. Оно не видимо также во время напряжённого трудового дня, но и то, и другое, да и третье рано или поздно плохо заканчивается. В зеркало на человека однажды посмотрят глаза, облепленные крупными мешками или шрамами морщин, отразится седина, перекрасившая цвет волос и весь смысл дальнейшей жизни. В отношении большой и настоящей любви это тоже применимо, но там хотя бы после того как человек очнётся, мнимая задержка времени компенсируется полученным счастьем. Так что время неудержимо, неумолимо и, по сути своей, бесценно.
…Внезапным снежным заносом подоспела сессия – горячая уборочная пора в беззаботной и довольно весёлой жизни студента, когда приходится рассчитаться за сон на лекциях, за прогулы и увлечения, заставившие забыть кое-кого про посещение занятий.
Анастасия особенно не переживала, таких грешков за ней не водилось. Всё свободное время она просиживала за учебниками. С лёгким сердцем шла она на экзамен к аудитории с массивными дверями, а те могли, не разбираясь, если чуть зазеваться придавить и отличника, и двоечника. Небольшое волнение относила на счёт желания получить отличную оценку.
Мария Филипповна – дородная полная женщина, принимала в этот день экзамен вместо ведущего предмет преподавателя. Она с важным лицом восседала под портретом академика Павлова и слушала скороговорку Анастасии с равнодушным отсутствующим видом. После ответа на последний вопрос билета, Мария Филипповна выпятила вперёд одну из чрезмерно накрашенных губ и, опустив взгляд на пальцы, унизанные золотыми перстнями и кольцами недовольно поморщилась:
– У вас, что не хватало полного конспекта лекций, чтобы в достаточной мере изучить предмет? Вам чуть ли не самый легкий вопрос достался про лекарственные растения. Вы что, про ромашку рассказать не можете?
– То, что нам давали на лекции, я изложила, – Настя с независимым уверенным видом посмотрела куда-то поверх головы Марии Филипповны, и зачастила. – Отличительным признаком лекарственной ромашки является полое дно корзинки, выгнутое в виде кегли, у нее мелкие листочки…
– Достаточно, – остановила скороговорку Анастасии женщина, – про пропорции в изготовлении настоев, вы ни слова ни сказали…
– Они все примерно по одной схеме готовятся… надо взять…, – заспешила Настя.
– Надо было на вопрос билета своевременно отвечать, а не тогда, когда я вас к этому подтолкнула.
– Но там, в билете… про настои… не было такого вопроса?
Мария Филипповна оставила без внимания замечание Насти и начала перелистывать лежавшую перед собой толстую синюю тетрадь с конспектами, исписанную от корочки до корочки ровным, мелким почерком.
– Лекция – это логическое, стройное, последовательное, систематическое и ясное изложение научного вопроса… я записала всё, что давал наш преподаватель … – сказала Настя, готовая лишний раз продемонстрировать свою эрудицию.
– Я разберусь, – тоном милиционера прервала её Мария Филипповна. – Идите, хорошо.
Зачётку вынесли через пять минут. К полному удивлению вместо запомнившегося ей слова «хорошо» соответствующего ожидаемой оценки, Настя увидела чистую незаполненную графу, означавшую только одно – экзамен она не сдала. У неё перехватило дыхание: «Я же всё ответила, – обращаясь неизвестно к кому, произнесла она вслух, – нам же больше ничего по этой теме не давали, и вопроса этого, как готовить настои в билете не было, – снова обращаясь никуда, – сказала она».
Староста курса пригласила «заваливших» предмет в освободившуюся после сдачи экзамена аудиторию. В разговоре между собой они прояснили, что предмет не сдали лишь те студенты, что не внесли деньги в качестве добровольного пожертвования на развитие материальной базы института. Список висел на доске объявлений перед входом в учебный корпус уже несколько месяцев. Это являлось нововведением администрации. На случайность всё то, что произошло с ними совсем не походило.
– В общем, так, – Светлана, круглая отличница девушка-монашка с весьма строгими глазами в тёмной юбке ниже колен, с опаской глянула в сторону дверей аудитории и, стараясь говорить как можно тише, произнесла.
– Эта кобра сказала: «Если они хотят учиться дальше, то должны в течение месяца сдать сумму эквивалентную тысяче баксов, а так о пересдаче не может быть и речи».
Она вздохнула и развела руками:
– Вот так девчонки и мальчишки, хотите – верьте, хотите – нет.
Из института Настю вынесло штормом возмущения в душе и потерей ориентиров в пространстве и времени. По пути к дому обычно внимательная к окружающим она вошла в троллейбус человеком-невидимкой, сторонясь людей, не замечая никого и ничего вокруг, напряжённо размышляя: «Где же раздобыть необходимую сумму? Спрашивать у мамы не имеет смысла. На работе ей и так зарплату урезали. Эти самые доллары она в глаза никогда не видела. На самогонке ей надо два года копить. Занять – у кого? Она мысленно перебрала в памяти своих знакомых. Нет – не получится. Найти работу и заработать за месяц самой? Нереально. Замкнутый круг».