© Александр Гусаров, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Кто помнит это время – время челночной государственности России? Кто-нибудь да обязательно помнит. Миллионы людей с клетчатыми сумками устремились за рубеж. Мотались по стране поездами и автобусами. Религия наживы, сброшенная сверху в толпу маленьких людей, повела их к идее построения капиталистического общества. Ах, как жаль, что лишь немногие, достигнут «светлого» будущего и станут жить в полном достатке в обещанном раю этого самого общественного строя, сумев обзавестись крошечным магазинчиком или местом в торговом центре, или на крытом рынке или ещё не приведи Господи, где,… а может и начнут собственное производство?

А кто-то, может быть, начав практически с нуля, доберётся и до самого верха материального благополучия и станет олигархом? Нет, но это, пожалуй, вряд ли.

В поисках богатства и приключений обветренный мечтами романтизм лёгкой наживы усадил одну часть вчерашних учителей и военных, врачей и рабочих, домохозяек и студентов в поезда и автобусы, пароходы и самолёты – во все виды транспортных средств, кои к нашему времени изобрело человечество и, отправил за получением первой, по тем временам казавшейся баснословной прибылью. Вторая часть отправилась вслед за первой просто для того чтобы выжить. Они или точнее сказать большинство из них не умели подличать и кривить душой, давать взятки, распорядиться, как следует заработанными капиталами. Они знали слово честь и совесть. Переломит ли характеры и взгляды неумолимая и неотвратимая действительность?

Книга повествует не только о конкретных путешественниках за прибылью – речь пойдет и о многих других гражданах с другими профессиями – о других бывших членах разделившегося или точнее начинающего вновь делится на классы общества, уходящего корнями в не очень седую историю социалистического государства. А то ведь, пожалуй, и дальше в царскую Россию, а то ведь и ещё дальше в славянскую Русь, о которой речь, конечно же, впрямую не идет. Но не оттуда ли мы все родом? Разве всех остальных людей нашей отчизны прошлого и настоящего, (за будущее не скажешь, оно ещё не наступило) – нельзя назвать такими же челноками, мотающимися по жизни, будто по бурной реке в поисках лучшей доли.

Перед глазами читателя пройдут эпизоды из жизни трёх друзей детства и их подруг.

История страны изменит и направит судьбы героев по путям неисповедимым.

Так давайте не будем гадать на кофейной гуще, давайте-ка лучше почитаем и посмотрим. Посему в добрый путь, дорогой читатель.

– Пущай поспить, – прошептала Анна Михайловна, глядя на рассыпавшиеся по белой подушке русые волосы и сонное безмятежное лицо девушки. Сама она привыкла вставать ни свет ни заря. С раннего утра хлопотала по хозяйству. По избе скользила на цыпочках, боясь разбудить любимую внучку.

На подворье женщина ловко рассыпала корм для домашней птицы, бросив несколько пригоршней зерна прямо себе под ноги. Куры с громким кудахтаньем закружились вокруг неё. Она плеснула воды в низкое деревянное корытце и заспешила на участок набрать огурчиков к завтраку.

Не замечая ни жемчужной росы на листьях, ни повисшего платочком под сучковатой грушей белёсой полоски тумана, ни пятен золотистых лучей в форме сердечек, облюбовавших себе гнездом печную трубу над крышею. От множества повседневных дел и забот вырабатывается привычка к красоте. Перестаёт человек обращать внимание на то, что его окружает. Но попробуй, того, кто прожил не один десяток лет посреди алмазных россыпей ручейков, зелёного убранства лесов, кружева речных песчаных берегов, заснеженных тропинок в зимнее время года, что после обильно выпавшего снега поскрипывают вечерком под валенками, с войлочными подошвами, наступавшими прямо на светившиеся под ногами звёзды, оторвать от этой красоты. Пожалуй, и перестанет существовать этот человек на свете.

Бледно-розовой спиралью на востоке извивалось утро. Словно большим жёлтым ртом улыбалось солнце. В поросших сочной травой ложбинах, как предвестник будущего дня стелился молочной взвесью туман. Поначалу такой плотный, что хоть стаканами черпай, но вот показались в круглых блюдечках болот набалдашники камышей. Коричневые мохнатые наконечники, слегка покачиваясь на зелёных прутиках, потянулись к быстро светлевшему вдалеке на востоке небу.

Анна Михайловна вернулась в дом и увидела Настю за столом в горнице. Девушка пристально смотрелась в круглое на невысокой ножке зеркальце с розовым ободком. Глаза у неё были глубокие и чистые, но мыслей на взгляд бабушки в них отражалось пока не много. Они больше светились желаниями, чувствами и детскими заблуждениями.

Она принимала мир таким, каким он и окружал её, не делая до поры активных и безуспешных попыток взрослых людей изменить или подстроить его под себя. У неё оставался небольшой выбор – оставить всё как есть, меняясь отчасти самой или попытаться что-то поменять вокруг. Но эмоции и природный характер уже формировали в ней будущую жизненную позицию, по отношению к чужой беде и чужой радости, бедности и богатству, сильным мира сего и простому человеку. И выбор будет сделан в зависимости от природных данных и тех жизненных обстоятельств, что выпадут на её долю в виде любовных увлечений, потерь близких, встреч и разлук и подобных в большинстве своём горьких уроков судьбы.

– Проснулась, – ласково произнесла пожилая женщина. Она улыбнулась, невольно подчеркивая сеточку мелких морщинок вокруг внимательных, добрых глаз, освещая лицо внутренней теплотой, которая может исходить только из глаз женщины, повидавшей на своём веку немало трудностей и, несмотря на это, а возможно и благодаря этому не только не озлобившейся, но и ставшей добрее ко всем без исключения.

Не отводя взгляда от зеркала, Анастасия молча кивнула. О её ноги, требуя ласки, урча и толкаясь головой начала тереться разношерстная кошка. Настя опустила правую руку и погладила гибкую, пушистую спину, ощущая под рукою живое тепло. Кошка, продолжая издавать звуки с журчавшими интонациями, не поддававшимися переводу на человеческий язык, а, лишь пробуждая в людях скрытую нежность, сладко вытянулась, выгнула гибкую спину, приподнимая вверх и в стороны поочередно то передние, то задние лапы, выказывая из-под подушечек острые коготки.

– Ух, ты какая! – отозвалась девушка. Она взяла мягкое тельце под передние лапы и, поднесла белую усатую мордочку к своему лицу, потерлась лоб о лоб. Подняла на вытянутых руках.

– Ох, Мурка Мурковна, ты всё поешь? Ты уж извини, но мне пора заниматься делами. Бабушка, а который час? – опуская животное на пол, оглянулась Настя к застывшей у дверей Анне Михайловне. Бабушка поменяла халат на сиреневый сарафан и держала в правой руке вместительную авоську, сплетённую, будто жизненными путями суровыми нитками с многочисленными узелками.

– Десять доходить. Настя, ты сама тута командуй, а я дойду до магазина. Соседка сказывала сёдни привоз…

– Иди, бабуль иди, не переживай, – постаралась успокоить её девушка.

Анна Михайловна, пытаясь что-то вспомнить, опять задумалась. Она потопталась возле порога и, безнадежно махнув на свою память рукой, вышла за дверь.

Настя, придерживая за полы старенький халатик пружинисто встала из-за стола, шаркая обутыми на босу ногу тапочками, подошла к рукомойнику, подвешенному в углу возле окрашенной белой известью небольшой кирпичной печки и начала умываться.

Через десять минут, скинув обувь, минуя тёмные прохладные сени, она вышла на крыльцо. Солнце начинало припекать, хотя воздух кое-где особенно по уголкам сада в тени прятал остатки ночной прохлады.

Будучи небольшой вселенной, сад, обособленный от окружавшего мира, жил своей жизнью. От лёгкого прикосновения ветра густая крона пахучих яблонь шелестела, будто волны тихой речной заводи. Зелёная трава мягким ковром стелилась под ветерком, заманчиво поблескивая редкими каплями росы. Но точно раскалённым утюгом горячие солнечные лучи вбирали в себя последние выпавшие крупинки, словно капли округлого жидкого серебра.