Она последовала за ним безо всякого сопротивления. Он положил Настю прямо на покрывало и начал торопливо целовать губы, щеки, свободной рукой провёл по ногам, поднимая кверху подол платья, коснулся литых ягодиц. На этот раз дыхание у неё стало более частым, губы стали отвечать на поцелуи ….
Внезапно она резко оттолкнула Сергея, вскочила с постели, одернула платье и бросилась к выходу. Озадаченный таким поворотом, он несколько секунд находился раздумье. Придя в себя, быстро заправил помятое розовое покрывало, застеленное по такому случаю и через минуту нагнал Настю на улице. По дороге к её дому они не проронили ни слова. Она лишь изредка посматривала на него внимательным взором и улыбалась. Он шёл рядом, ничего не замечая, ни прохожих, ни лукавых взглядов. Всё пытаясь разобраться, с чего это она вскочила и убежала. Чтобы спросить прямо у него не нашлось решительности опытного сердцееда.
Возле подъезда он виновато произнёс:
– Настя, ты извини меня, пожалуйста. Я не знаю, что это на меня вдруг нашло.
На что она, загадочно улыбаясь совершенно спокойно, ответила:
– Ладно тебе, расслабься. Всё нормально, приходи лучше завтра ко мне часов в восемь вечера, я дома одна буду. Мама работает в ночную смену.
Шагая обратно, он попытался проанализировать логику её поступков. Что послужило такой внезапной перемены в поведении, – от начала сближения до вдруг резкого неприятия – а потом чуть ли не откровенного приглашения в постель: «То ли я ей так понравился, то ли ей вообще все равно с кем?». Не докопавшись до истины, он вновь махнул на свои размышления рукой, делая для себя вывод, – что чужая душа, а уж тем более женская сплошные потёмки. «В любом случае мои предположения ничего не прояснят, а только измучают. Думать лучше о реке вечности, перед которой всё суета: переживания по поводу мелких неудач, бесконечные раздумья по поводу своих неуспехов. Всё рано или поздно унесёт эта река», – размышлял, как всегда считая себя в момент раздумий мудрым философом, Сергей. Правда, придумать практические шаги по сути вечной темы об отношениях между мужчиной и женщиной, бурлившими водоворотами в этой самой реке под названием вечность он не смог.
В восемь вечера с букетом цветов он стоял подле дверей квартиры Насти. Она встретила его необыкновенно приветливой улыбкой, словно между ними ничего и не произошло. Глаза у неё призывно поблёскивали, будто приглашали разделить на двоих аппетитное блюдо.
В её комнате на низеньком полированном столике сверху белой ажурной салфетки возвышались: бутылка белого сухого вина, вазочка с шоколадными конфетами и две хрустальные рюмки на высоких ножках. Чувствовался запах восточных благовоний, у Сергея слегка закружилась голова. В комнате было тщательно прибрано. Он бросил красноречивый взгляд на широкую кровать у стены.
Думая взять на себя роль лидера с ярко выраженным мужским началом и концом, Сергей занял место у столика и решительно наполнил рюмки.
– Давай выпьем за неё, за удачу!
– И за него, за успех, – слегка насмешливо поддержала Настя, оставаясь в роли лукавой податливой собеседницы.
Легко прозвенев, их рюмки встретились. Настя коснулась губами краешка стеклянного ободка, посмотрела на часы и опустила вино на столик. Она взяла у него из руки рюмку с остававшимся на дне глотком спиртного и поставила рядом. Её пальчики обхватили его ладонь и потянули за собой к широкой деревянной кровати.
Всё произошло обыденно и просто. Сергей сдулся как воздушный шарик. Настя полеживала под ним резиновой недвижимой куклой.
Он поднялся с кровати и, застегивая брюки, вздрогнул, чувствуя на себе взгляд незнакомой женщины. У той были такие же серо-голубые глаза, как у Анастасии.
Она осуждающе покачивала головой и нараспев деревенских страданий приговаривала:
– Вот вы чем тут заним-а-етесь? Дочка-а, как ты могла-а? – она с горьким легко читаемым укором в глазах обратилась к Насте. Та в этот момент с головой укрылась одеялом.
Женщина покачивала головой из стороны в сторону и говорила с выражением полного осуждения на округлом лице. – Он тебе не му-уж, а ты с ним у-же в посте-ели…
Ошалевший, Сергей бочком протиснулся мимо застывшей в дверном проеме комнаты женщины и бросив той на ходу: «Здрасте!», – выскочил в прихожую. Насколько это возможно быстро обулся и, под пристальным охотничьим взглядом следовавшей за ним по пятам Валентины Прокофьевны выбежал вон.
Прошёл месяц. Сергей поработал в охране на бывшем военном заводе, полностью перепрофилировавшимся с выпуска военной продукции на выпуск кастрюль и сковородок. На завод его по старой памяти пристроил отец Олега. Работы по специальности технология машиностроения ему не нашлось. Надо честно признаться, в техникум Сергей поступал без особого желания, так что сворачивавшееся повсеместно производство его не испугало и большой трагедией как для большинства выпускников не явилось. Первую зарплату по новой должности ему выдали с задержкой и то после скандала. Следующую порцию средств, чтобы не помереть с голоду (на большее таких денег хватить не могло), как он понял, ему пришлось бы ждать ещё дольше. Выходные дни то и дело подменяли рабочими, начальник охраны – он же зам директора по безопасности устанавливал заработную плату, кому какую хотел. Не обижал он себя, своих замов и родственников. Про отпуск ему сказали, чтобы лучше не заикался и забыл навсегда, разве что за свой счет, но не раньше, чем через три года. Такое положение в форме узаконенного «лохотрона» существовало в городе почти повсюду, особенно в частных конторках, фирмочках и подобиях производств. При приеме на работу сразу писалось заявление на увольнение без даты. Чуть не угодил, сразу говорили: «До свидания». Зарплата практически везде была не официальная и выдавалась в конверте. Расписываться за неё не требовалось. И так повсеместно. Однажды по телевидению Сергей увидел рассмешившую его рекламу: женщина приходит оформляться на работу. Ей говорят, что зарплата будет выдаваться в конверте. Она гордо поворачивается и уходит со словами: «Хороший начальник без пенсии работника не оставит». Намекая на то, что тот не делает отчисления в пенсионный фонд. Интересно только куда она потом направилась? За редким исключением всюду было то же самое. Высшее руководство страны давно проживало в другом, незнакомом другим жителям страны измерении.
С завода он решил уволиться сразу же после стычки с Кареном Рубеновичем – начальником охраны. На требование выплатить заработную плату в срок, тот предложил ему сразу увольняться. Между ними едва не завязалась драка и Сергей, получив деньги, сразу же уволился, тем более заявление без даты уже было написано при приеме на работу.
От последнего эпизода с Настей у Сергея на душе оставался неприятный мутноватый осадок, похожий на хлопья в стакане с пропавшим соком. После увольнения с завода у него в душе творилось нечто подобное. Даже размышлять на любимые философские темы в последнее время не тянуло. Увидеть Настю совсем не хотелось. То, что произошло между ними, для него носило оттенок формального исполнения должностных обязанностей, мимолётной связью далёких друг другу людей, которых не сближало, ни взаимное чувство, ни сладость произошедшей близости. Порой у него появлялось желание позвонить из чувства солидарности или для того, чтобы окончательно прояснив ситуацию распрощаться. Он даже тянулся к телефонной трубке но, задумавшись над тем, что же следует сказать Насте, не находил нужных слов, и тут же отказывался от своих намерений. Оставался один выход – как можно быстрее вычеркнуть неприятный эпизод из памяти.
Письмо от Насти он обнаружил в своей комнате, вернувшись однажды под вечер с прогулки. Не распечатанное оно дожидалось его на письменном столе. Сергей торопливо вскрыл конверт.
Дорогой Сергей!
Мне приходится обращаться к тебе, к твоему благоразумию, к твоей порядочности. По твоей милости случилось то, чего я больше всего боялась, но ты настоял на своём и вот результат: я беременна. Мама моя вся в расстроенных чувствах, мне пришлось ей всё рассказать. Что мне теперь делать? Мне приходится посещать женскую консультацию, а я ведь не замужем, все интересуются, что да откуда? А что я отвечу? Дорогой мой, я всё время думаю о тебе, вспоминаю твои глаза, твои нежные руки. Милый, береги себя. Мне без тебя так плохо, ждем тебя, родной. Нас теперь двое.
