Взгляды и шепотки конторских красноречиво подтверждали: «Да, мы, коренные, все делаем как положено, а вот от бестолковой „лимиты“ в Москве уже проходу не стало».

– Коренная москвичка, ишь ты!.. – Витя, кажется, намерен был обострить противостояние «лимиты» и «коренных» у котла с рассольником, но я не дал разгореться пожару.

– Не принимай, Витя, близко к сердцу эти нападки. Некоторые товарищи просто еще не знакомы с последними работами ведущих советских социологов. А их исследования убедительно показывают: лимитчики нигде и ни в чем не уступают коренным жителям. Более того, их отличает особая сметка, особая ловкость в работе, особая восприимчивость к историческим указаниям партии и правительства. Поэтому они намного чаще других трудящихся становятся победителями социалистического соревнования и награждаются пепельницами, мыльницами и другими ценными подарками.

«Коренные» дружно хмыкнули. В запале я еще более повысил статус нашего брата:

– Если хорошенько разобраться, Рюрик тоже был лимитчиком…

С аппетитом уплетая жиденький деповский супец, Витя Кудрявцев суммировал свои столичные наблюдения:

– Говорят: «Коренной москвич» – как грудь в орденах показывают.

Я тоже категорически не принимал этого московского расизма:

– Когда «коренной» гордо заявляет: «Я – коренной москвич!», он должен сразу добавлять: «А ты – саранча залетная, которая прилетела в Москву только для того, чтобы обжирать нас». Иначе пафос первой части просто непонятен.

– Наверное, рассчитывают на сообразительность нашу, – предположил Витя. – Сами о второй части догадаемся.

Оказалось, не всегда рассчитывают.

– Рюрик педикулёзный… – негромко, но отчетливо сказала «боярынька», проходя мимо нашего стола на выход из столовой.

Облизывая ложку, Витя сказал:

– Ну, что такое Рюрик, – это я приблизительно знаю. А вот что такое «педикулёзный» Рюрик? Что-то венерическое?

– Хуже, Витя, – огорчил я его. – Педикулёз – это вшивость.

После обеда мы снова работали на ферме рядом.

Пока краном подавали очередной швеллер, Витя спросил:

– А чего ты, Алик, от бригадирства отказался? Большинство было бы за тебя…

– Не хочу никого обманывать, Витя. Не блестящая строительная карьера – настоящая цель моего приезда в Москву. Меня влекут более возвышенные занятия. Например, работа ночным сторожем. Одна из древнейших и почетнейших профессий. Она очень стимулирует творческие способности. Оставляет досуг для глубоких философских размышлений и многогранной общественной деятельности. Если когда-нибудь получу постоянную московскую прописку – сразу уйду в ночные сторожа.

– И с чего начнешь свою общественную деятельность?

– Наметки, с чего начать, есть. Можно начать, например, с бескомпромиссной борьбы за превращение Садового кольца действительно в кольцо садов. А то – одно название. Приезжает человек в Москву, идет к Садовому кольцу полакомиться яблоками и грушами, а что вместо этого получается? Вместо этого, отравленный выхлопными газами, он становится жертвой дорожно-транспортного происшествия с многочисленными сотрясениями и переломами. И хорошо ещё, если это произойдёт рядом с Институтом Склифосовского… А Коля Ведяшкин будет хорошим бригадиром, вот увидишь, Витя. По моим наблюдениям, природа лепит лучших бригадиров по единому шаблону: нос – картошкой, ладонь – лопата и угрюмости в лице – на три похоронных команды. Нос и ладони у Коли – что надо. Угрюмости вот пока маловато, но это дело наживное…

Переодевшись после работы в своей бытовке, всей бригадой вразвалочку отправляемся за получкой и премией. Контора СУ-203 рядом – на Старокалужском шоссе.

– Дни получки чем-то сродни самой весне. Правда, Вася? – спрашиваю у Васи Волка, добродушного увальня, приехавшего в столицу из глухой белорусской деревушки. – Ожидания, томления. К кассе идешь как на свидание. Получка – это праздник души и сердца. А все виды искусств почему-то стыдливо обходят эту тему. Чему и чему только не посвящают свои песни поэты и композиторы, а вот дням получки – ни одной не посвятили. А им не песни, им крупные музыкальные формы надо посвящать. В связи с этим, решил я, Вася, замахнуться на оперу. Хочу посоветоваться с тобой, известным почитателем оперного искусства, – правильно ли я расставляю в ней акценты?

– Давай-давай, Алик, сочиняй, – улыбаясь, одобрил мой замах Вася, заманить которого на оперу можно было только обещанием предоставить ему постоянную московскую прописку уже после ее увертюры.

– Рабочее название оперы: «От получки до получки». Четыре части. Часть первая – «Долги». Жалобно посвистывают свирельки и флейты. За кулисами слышен унизительный звон пустой стеклотары, которую сдает главный герой. Выйдя на сцену, он надрывным тенором пересчитывает медяки на ладони и тут же пытается убедить героиню не уходить от него, впереди – лучшие времена. Она горько плачет колоратурным сопрано… Часть вторая – «Аванс». Оркестр становится многоголосым, музыка – жизнеутверждающей. Главный герой уже не в одних трусах, героиня уже не стремится каждый раз убежать от него на другой конец сцены… Часть третья, кульминация оперы – «Ура – получка!»

– Правильно расставляешь акценты, Алик. Правильно! – одобрил Вася название кульминации оперы.

– Разом ударяет вся оркестровая медь. Хор славит героя. Он сорит деньгами. Героиня, прижимая к пышной груди подаренную им зубную щетку, заливается счастливой соловушкой… Четвертая часть пока условно названа мной так: «Похмелье». Я понимаю, Вася, как это грубое слово режет слух такого тонкого ценителя бельканто, как ты. Но это, повторю, только рабочее название. Итак, четвертая часть. Жалобно стонет одинокая скрипка. Героиня, уходя к баритону, в своей душераздирающей заключительной арии прощает герою всё-всё, даже те три рубля, которые он занял у нее в первой части, да так и не вернул. Герой, беря самые верхние нотки, снимает с себя купленные в получку выходные штаны и несет их за сцену – продавать на барахолке Тишинского рынка… Вася, ты позволишь мне дать главному персонажу оперы твое звонкое имя? Тебя будут петь первые тенора страны. Представляешь афишу у Большого театра: «Действующие лица и исполнители: Вася Волк, сварщик четвертого разряда, – Народный артист СССР Иван Козловский». Согласен?

Вася Волк не успел ответить.

По Старокалужскому шоссе прокладывали коллектор. На дно земляного рва глубиной метра в три укладывали трубы самого главного подземного калибра, которые потом прикрывали железобетонными коробами такой же высоты. Получился тоннель, между стеной которого и стеной самого рва до его засыпки оставался метровый промежуток.

Чего нам было делать крюк – тащиться до устроенного вдали временного деревянного перехода через коллектор. Прыгнуть с края рва на крышу тоннеля, пройти по ней несколько шагов, снова небольшой прыжок на другую сторону рва – и вот она, контора.

Под Васей край рва обвалился. Коротко вскрикнув, он упал вниз. Землей его придавило к железобетонной стене по грудь.

Спрыгиваю рядом и начинаю руками отгребать от него тяжелую сырую землю. Ребята побежали за лопатами.

– Ну как ты? – спрашиваю у Васи, наполовину откопав его.

– Согласен… – под смешки облегчения всех членов бригады ответил главный персонаж оперы «От получки до получки».

Подсаживаю Васю снизу, когда его поднимали наверх.

Меня поднять не успели. Потревоженная земля снова грузно обвалилась. Она повалила меня и накрыла с головой.

– …Это хорошо, Алик. Эта прыть – верный признак того, что дела у тебя пошли на поправку, – снисходительно сказал Виталий Данилович при обходе. – Но все-таки волочиться за женщинами тебе еще рано. Вот когда сможешь на своих двоих дойти от койки до сортира… И в тот же день возвратиться обратно…

Неужто ревнует доктор? «Волочиться»! Лежа на кровати, немощной рукой я пытался лишь слегка приласкать красавицу медсестру. Много ли делов наворочаешь в таком положении?