Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Кого убило? – хрипло спросил он, мутно глядя на Бурана.

– «Убило» – так говорят, когда внезапно молния попадает в башку, – ядовито сказал Буран. Он вытащил из-под себя перебинтованную заднюю лапу.

– Убили, значит, – нервно сказал Ёшка. – Я что-то не пойму, что у тебя за эмоции.

– А, эмоции? Эмоция тут может быть одна: хорошо, что самому кишки не выпустили в Голубниках. Если сдыхать, так где-нибудь здесь, поближе к дому. Хоть хозяева в землю закопают.

Ёшка с раздражением плюнул и отвернулся.

– Интересно, где Рольф? – продолжал Буран тем же ядовитым тоном. – Наверно, опять налакался какой-нибудь гнилухи и теперь пьян, как мартовский кот, впервые понюхавший пробку от пузырька с валерьянкой.

– Может, его убили? – тревожно сказал Ёшка.

– Убит только Мухтар, – сказал Буран.

– Как, разве? – воскликнул Ёшка.

Буран потянул газету за край, стряхнув с неё ледяной шарик Ёшкиного плевка, и на минуту углубился в чтение.

– Убит Мухтар, – сказал он после, с новой злостью отшвыривая скрипящую от мороза газету. – Тяжело ранена в позвоночник Линда, которую псы сумели дотащить до её дома, ранены Шарик, Налёт, Тузик и Буран, то есть я.

– А я? – сказал Ёшка, показывая скулу.

– Разве ж это рана, – сказал Буран.

– Здорово, ребята, – громко и нестройно раздалось вдруг со стороны куриного лаза.

Буран и Ёшка обернулись. В огород последовательно вошли Налёт, Дик и Запой. Налёт, белый с охристыми пятнами пёс с очень чёрным носом, хромал сразу на две передние перебинтованные лапы.

– Здоровеньки, – сказал Налёт. – Дик, смотри, они уже пьяные.

– Да Ёга особенно. Готовый! – сказал Дик, маленький кучерявый пёс-болонка.

Запой – ярко-чёрный с белой грудью пёс – не сказал ничего.

– Ребята, да вы что! – воскликнул Буран, вставая. С него моментально слетел прежний язвительный тон. – Вы, наверно, точно, пьяные. Дик! Тебе-то уже пять лет. У вас головы на плечах есть? Припёрлись гурьбой! Ёшку-то мои хозяева давно знают, как и его хозяев. А вас – нет, и может быть скандал. Стрелять в вас тут, конечно, не будут, но метлой по бокам получить можете.

– Ну чего ты бузишь, ну! – Налёт шутливо надвинулся на Бурана и пихнул его в грудь, отчего тот с морозным хрустом сел на газету.

– Налёт, он не рад, что мы пришли, – сказал Дик. Глаз его не было видно из-под кучерявой серебристо-белой чёлки.

– Тогда мы уйдём, – сказал Запой. – Нам тут не рады.

Тут Ёшка с Бураном действительно ощутили исходивший от кого-то из гостей запах спиртного.

– Ребята, да что такое? – воскликнул Буран, глядя то на одного, то на другого, то на третьего.

– А правда, чего вы пришли так все сразу? – спросил Ёшка. – Сейчас полдень, и облава!

– Облава кончилась, – сказал Запой.

Глава 9. Некролог

7 января, как и несколько следующих дней, были временем всеобщего собачьего ликования. На улицах стали изредка, а потом всё чаще появляться собаки. Несколько обществ устроили шумные банкеты в кафе «Аромат». Веселье в нём достигло такой силы, что разгулявшихся псов пришлось утихомиривать спешно вызванному отряду собачьей специальной полиции ВСЕПЁСа «Шерл», но и потом кафе продолжала осаждать огромная толпа забывших всякую обычную конспирацию псов; пять собак было покалечено и убит ненароком влезший кот.

Ёшку, Налёта и Дика в эти дни можно было видеть во всех точках посёлка и окрестностей: они принимали активное участие во всех сборищах и заварушках. Рольф куда-то исчез ещё с памятного собрания в Голубниках, но Ёшке было не до него. Ёшка жил деятельной, кипучей жизнью: участвовал во всеобщей драке в Сейном лесу, в которой с обеих сторон приняло участие до 80 псов; в разгроме редакции и типографии бульварного еженедельника «Собачье утро», опубликовавшего клеветнический материал в связи с известным делом Джерри – Апсо – Тукая – Волгада, к которому Ёшка, как и кто-либо из Приречного общества, никакого даже косвенного отношения не имели – тем не менее, именно Ёшка первым ворвался в типографию, сбив с ног двух опешивших наборщиков, и опрокинул первую кассу со шрифтом; в разгоне полутораста котов, собравшихся отметить какой-то свой праздник, – от этого подвига на морде и ухе Ёшки появились две свежие глубокие царапины; в поездке более сотни собак на товарных платформах в соседний посёлок З., близ которого состоялся колоссальный пир, оплаченный местными обществами, которые и пригласили соседей отпраздновать окончание облавы, а заодно и 10-летие заключения мирного соглашения между собачьими обществами двух посёлков – вокруг оврага, в котором происходило гулянье, целый день валялись пьяные псы, из которых четверо замёрзли насмерть; и, наконец, в шумнейшем и буйнейшем праздновании 24-го дня рождения самого старого пса в посёлке Л. Аргуса Завойского.

Буран в эти дни, напротив, как обычно, не выходил за пределы своего огорода и спал как в хозяйском доме, так и в конуре-бочке. Его поведение, как во время облавы, так и после неё не менялось. Буран читал газеты, которые почтовый пёс приносил ему в 6 часов утра и в 11 вечера. О разгроме «Собачьего утра» Буран тоже узнал из газет.

– «Следует отметить беспрецедентно наглое поведение Ёги Мокроступова, известного хама, хулигана и проходимца из Приречного общества», – усмехаясь в усы, читал Буран в «Вечернем перелае». – Любимая Ёгина газета. – «Ущерб, причинённый только им одним, оценивается более чем в 800 рыков». – Ну, будет Ёга платить!

– «Среди пьяной толпы, набросившейся на мирное собрание котов, кошек и котят, отчётливо выделялись известные бандиты-рецидивисты Налёт Воелунский, Дик Захвостьев и Ёга Мокроступов. Действия последнего, ярого врага всех демократических кошачьих обществ, отличались особенной разнузданностью и агрессией», – читал Буран в «Кошачьей газете». – Бандит – это как раз то слово.

– «Из 275 псов, собравшихся в Круглом лесу, не осталось ни одного трезвого, – читал далее Буран в „Вечернем вестнике“. – Если бы люди узнали об этой вакханалии, то хватило бы четверых человек с охотничьими ружьями, чтобы перебить всех до единого: уйти никто был бы не в силах».

– «…пёс, упившийся до такой степени, что, провалившись в ручей под лёд и, будучи протащен течением на десять метров ниже, где его выловили в большой полынье на мелководье, причём он даже не очнулся, был никем иным, как Ёгой Мокроступовым, известным пьяницей, аферистом и вором-рецидивистом, позорящим имя Приречного общества и его предводителя, глубоко всеми уважаемого Бурана Кошкогонялова».

Буран перевернул страницу.

Январский солнечный день был великолепен. Мороз уменьшился, небо было в лёгкой дымке.

Метрах в 50 от себя, за уходящим вниз склоном, на котором располагались укрытые неприступно искрящимися сугробами грядки хозяйского огорода, Буран видел круто поднимающийся над узкой чёрной полоской Белой речки, которая не замерзала в самые сильные морозы благодаря своему быстрому течению, противоположный склон Белореченской поймы, покрытый чёрной паутиной кустов ракитника. Выше росли старые лиственницы – там начинался парк. Белая речка служила естественной границей между подопечными территориями Приречного и Паркового обществ, и конфликтов с Парковым обществом Буран, таким образом, никогда не имел. Оба склона соединял подвесной канатный мост, всегда мелко трясущийся под ногами людей и потрескивающий под лапами собак.

Парк вдавался узким мысом и затем быстро расширяющимся полуостровом между большой рекой и впадающей в неё Белой речкой. Устье Белой речки также просматривалось из огорода. Летом в парке было чудесно. Сейчас он был завален снегом, только по прочищенным тропинкам двигались чёрные фигурки людей и собак. Буран оторвал взгляд от парка и снова принялся за чтение «Вечернего перелая».

«ЖЕРТВЫ ОБЛАВЫ»

– крупные чёрные буквы сразу оторвали его от летних грёз.

«Согласно данным Статистического Отдела Всеобщего Собачьего Общества, за 4 дня, в которые была проведена облава, в посёлке и прилегающих деревнях было убито в общей сложности 261 и ранено 74 собаки. Кроме того, было убито 14 кошек…»

7
{"b":"535522","o":1}