© Ростислав Евгеньевич Жуков, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Стояла морозная зима 1974 года.

3 января утром термометры в посёлке городского типа Л. показывали -35º. Утро было сверкающее, небо – бездонно-лазурное, безоблачное. Дым из труб домов и котельных поднимался строго вертикально, растекаясь в высоком морозном небе.

В такие морозы Ёга Мокроступов – молодой пёс лаечной породы двух лет от роду, прекрасного рыжего окраса, более тёмного на спине и голове и постепенно переходящего в белизну живота, лап и груди, – ночевал в хозяйском доме. Вместе с клубами тёплого пара он вывалился из сразу захлопнутой за ним двери в полутёмный, промёрзший, пахнущий котами коридор в 10 часов утра. Ёшка отряхнулся, понюхал кошачий лаз под дверью, ведущей в мезонин – котов не было – и, тряся задом, скатился по покрытой ледяными нечистыми наростами скрипящей от мороза деревянной лестнице во двор.

Блестящее утро ослепило Ёшку, и он чихнул, воткнув длинную морду в снег и ударив по ней лапой. После этого он снова отряхнулся и, тряся длинным языком, упруго побежал по расчищенной среди огромных, режущих своим блеском глаза сугробов, дорожке, которая вывела его на широкую плотно укатанную дорогу. Промчавшийся «козёл» обдал Ёгу морозной пылью; Ёшка не заметил этого. Морда его, с загнутыми от природы вверх уголками пасти, выражала только добродушную сосредоточенность. Хвост Ёшки, как у истой лайки, был крючком. Ёшка и говорил всегда всем, что он чистокровная русско-европейская лайка.

Но перед тем как направиться к одному из своих знакомых, Бурану, Ёшка зашёл через вмёрзшую в лёд полуоткрытую калитку в огород. Здесь у стены дома стояла, заваленная снегом, его конура, только чернел лаз входа… Ёшка сунул голову в будку. Там было непроглядно темно, зверски холодно и пахло Ёшкой. Ёшка вытащил свёрток газет, принесённых в шесть утра почтовым псом. Газеты заиндевели. Ёшка, стерев с газет иней, развернул «Вечерний перелай».

Примечание по ходу дела. Не следует думать, что речь идёт о какой-то собачьей стране. Описываемые события происходят, как уже было сказано, в обычном человеческом посёлке городского типа. Среди людей собаки, естественно, не могли иметь своего государства. Собачья цивилизация была, как бы, засекречена и существовала сама по себе. О собачьей общественной системе в посёлке Л. будет сказано несколько ниже. А пока, раз зашла речь, следует сказать о собачьей прессе. В посёлке Л. и его окрестностях существовало несколько собачьих издательств, в которых на 1 января 1974 года выходило семь собачьих газет. Крупнейшей из них был орган Всесобачьего Союза (ВСЕПЁС) «Вечерний перелай», имевший в то время тираж в тысячу экземпляров и выходящий ежедневно. Из других периодических изданий надо назвать «Собачье время» (550 экз., 4 раза в неделю), «Бродячий вестник» (500 экз., 4 раза в неделю, газета бездомных собак). Два раза в неделю издавались газеты «Собачья жизнь», «Новости собачьего мира», «Собачье утро» и, наконец, раз в две недели издавались «Вести из обществ». Журналы в Л. не издавались. Выходили также кошачьи газеты, крупнейшей из которых была так и называвшаяся «Кошачья газета».

Сегодня на первой полосе «Вечернего перелая» красовался набранный крупнейшим шрифтом заголовок

СНОВА ОБЛАВА

Ниже, несколько мельче, в несколько строчек, стояло:

СОБАЧИЙ МИР ВНОВЬ ОЖИДАЮТ БОЛЬШИЕ НЕВЗГОДЫ. В ЭТУ ХОЛОДНУЮ ЗИМУ, 3 ЯНВАРЯ С.Г., НАЧИНАЕТСЯ, СОГЛАСНО ПРОВЕРЕННЫМ СВЕДЕНИЯМ, 68-Й, НАЧИНАЯ С 1960 ГОДА, ОТСТРЕЛ БЕЗДОМНЫХ И БРОДЯЧИХ СОБАК.

Редакционная статья занимала всю полосу. Как всегда, люди отстреливали всех собак, не сидящих дома, в своих дворах и огородах, на цепи у своих будок, не ведомых на поводке хозяевами и не имеющих специальных регистрационных номерков.

– Тьфу, проклятье, – сказал Ёшка, – опять занялись.

Номерка у Ёшки не было. В конце статьи стоял крупно набранный призыв быть бдительными, не появляться на улице днём, и т. д.

Ёга просмотрел газету до конца. Ничего стоящего не было и в остальных газетах. Ёшка бросил прессу в конуру и побежал к Бурану.

Пробегая переулком Бурантея – Барселона1, он услышал звонкий лай Бурана. Ёшка вбежал через куриный лаз во двор и через две калитки – в огород своего приятеля.

– Что ты растявкался? – Здорово, – сказал Ёшка Бурану, стоявшему на пригорке. Огород-сад хозяев Бурана занимал весь склон, под которым текла речка Белая. Через неё несколько в стороне был перекинут на высоте 7 – 8 метров подвесной канатный мост, ведущий в парк и отдалённые от центра посёлка Л. кварталы.

– Здорово, – сказал Буран, сходя с пригорка. – Надоели проклятые коты.

Бурану Кошкогонялову было шесть лет. Это был маленький невероятно лохматый тёмно-бурого окраса пёс, помесь шотландского терьера с карело-финской лайкой. Нрава Буран был брюзгливого и обидчивого, однако, вовсе не злого. Буран Кошкогонялов уже два года являлся Предводителем Приречного собачьего общества, куда входило 13 собак.

Примечание. Здесь пришла пора сказать и о собачьих обществах. Всего в посёлке Л. и прилегающих деревнях их было 14. Общества имели очень тщательно выверенные подопечные территории, граничащие друг с другом; территории обществ разделялись на подопечные территории собак этого общества. Каждая собака, достигшая 6 месяцев, получала право на свою отдельную подопечную территорию, где являлась хозяином. Территориальные противоречия и конфликты между обществами были очень частым явлением. Особенно характерно это было для обществ в центре посёлка, так как окраинные общества имели возможность увеличивать свою территорию беспредельно. Каждое общество имело своего Предводителя и Заместителя Предводителя, избиравшихся общим собранием каждые полгода.

– Как, Буран, дела? – спросил Ёшка.

– Ничего, – сказал Буран, – в смысле хорошего.

После этого он недовольно замолчал.

– Кто тебе настроение испортил? – спросил Ёшка и, не дождавшись ответа, вытащил из Бурановой будки-бочки «Вечерний перелай»:

– Газеты, что ли, читаешь?

– Ты про облаву, что ли? А что мне читать, я уже две недели тому назад знал, что будет. А они расписывают, когда уже, пережёвывают бестолку! – Буран раздражённо подчеркнул слово «уже».

– Что же ты думаешь делать? – спросил Ёшка.

– А что мне думать, как жил, так и буду жить, – сказал Буран. – Что мне отстрел, облава. Это для бродячих теперь тоска начнётся – да и то, кто не дурак, тот уже уехал с товарняками. Теперь-то не уедут никуда, а в такой мороз дальше Николаевки не убежишь. А у меня даже номер есть, – Буран достал из конуры маленький алюминиевый треугольник с дырочкой и выбитым номером: «55» – и бросил его обратно.

– Ну, так он тебе не поможет, если ты его здесь будешь хранить, – сказал Ёшка. – Дай лучше мне, ты всё равно дома сидишь, кроме «Аромата» никуда не ходишь.

– Толку с него, – продолжал ворчать Буран, глядя, как Ёшка привешивает номерок себе на ошейник. – Хлопнут за компанию. Надо голову иметь, а не номерок.

– Да, я сейчас собирался как раз в «Аромат», – продолжал Буран. – Пошли, погреемся?

– Там сейчас неинтересно, – сказал Ёшка. – А вообще, пошли.

Кафе «Аромат» было деловым центром и местом общения не только собак Приречного общества, но и всех собак посёлка. Оно находилось под землёй, не слишком далеко от Бурановой резиденции.