– Здесь нас никто не потревожит, – тихо сказал Джути.

– А надсмотрщик за лошадьми не помешает? – сиплым голосом, привыкшим отдавать приказы, а не шептаться, спросил воин.

– Нет. Я его отправил на плац. Пусть поучит возничих управлять колесницами.

– Что, знает в этом толк?

– Плохих, не держим, – гордо заявил номарх.

– Если так, советую приставить к нему учеников. Моей армии будут нужны опытные коневоды. Я хочу создать новый вид колесничного войска, он станет костяком нашей непобедимой армии! – гулко пробасил незнакомец.

В душу Моисея закралась смутная догадка – «Кто бы это мог быть?».

Джути тронул воина за плечо, приставил к губам палец и тот снова зашептал:

– О деле…

Он достал из свёртка два папирусных свитка, закреплённых картушами, протянул один номарху. Джути, удостоверившись в целостности печати, разломал её, развернул свиток, начал читать, безмолвно шевеля губами. Дойдя до последнего иероглифа, он с негодованием уставился на собеседника. Взгляд – огненные стрелы.

Но воин молчал. Он, явно, хотел сначала услышать мнение фараонова ставленника. И услышал…

– Им что, заняться нечем, кроме как плести интриги?! – вдруг забрызгал слюной номарх. – Неужели Эйе не понимает: свергнув с престола Анхесенамон – жизнь, здоровье, сила! законную наследницу царского трона, он ввергнет Египет в хаос?! Хоремхеб, ты знаешь не хуже меня, как сейчас плохи наши дела! Особенно здесь – на границе с Азией!

При упоминании этого имени Моисей чуть не выдал себя. «Ну, конечно! Кто ещё, кроме Хоремхеба, мог разговаривать с номархом в таком тоне!». Все мальчишки мечтали быть похожими на этого полководца, начавшего карьеру писарем в городке Ха-Ниса в храме бога Птаха21 и дослужившегося до звания Командующего войсками Верхнего и Нижнего Египта. Сквозь завесу из сухой травы подросток во все глаза любовался своим кумиром.

– Знаю! Но не только тебе, всем нам – нелегко. В Нубии – беспрестанные мятежи, Сирия и Финикия захватывают наши крепости. Ливийские племена замучили своими набегами. Нас перестали бояться. Уже всем известно: на троне сидит вдова Тутанхамона, а распоряжается всем – её дядя. Эйе пытался полюбовно договориться с её величеством – жизнь, здоровье, сила! о передаче власти в его руки, но получил отказ. Теперь в Меннефере22 царит двоевластие, – раздраженно пробасил воин.

– Но старый пердун, кроме как заниматься интригами, ничего другого не умеет! – вне себя от гнева заявил Джути.

Поняв, что сгоряча сболтнул лишнее, уже тише добавил:

– Он и нас хочет втянуть в свои паучьи сети.

Хоремхеба не смутили его слова. Он услышал то, что хотел услышать.

– Послушай, брат…

И зашептал что – то горячо на ухо номарха.

Моисей весь обратился в слух. Не Моисей – одно большое ухо. Но ничего не смог разобрать. Лишь после того, как номарх выдохнул: «Тебя – фараоном!?», с ужасом догадался – о чём тот мог шипеть змеёй.

– Да! Меня – фараоном! Ты не ослышался, – гордо выпрямился Хоремхеб. – Амон – Ра не оставляет меня своей милостью! Если Эйе не справится, Собрание хочет видеть на тронном месте меня.

– Почему – тебя? – уставился на него подведёнными глазами Джути.

– Ты ещё спрашиваешь?! – с наигранным удивлением воскликнул Хоремхеб. – Жрецы хотят видеть на троне того, кто сможет примирить враждующие стороны и даст достойный отпор иноземцам. Рахотеп знает: армия пойдет за мной.

Хоремхеб умолчал: он сам предложил Верховному жрецу – этот путь. Рахотепу же было обещано всестороннее покровительство, помощь в восстановлении храмов в том же облике, какими они были с начала времён.

…Моисею показалось – рушится мир. До сего дня фараон представлялся ему благим сыном бога Амона – Ра, повелителем вселенной, сошедший на их грешную землю для исполнения воли своего отца. Что, закончив миссию, фараон возвращался на небеса, оставив людям грандиозную гробницу – пирамиду, как память о себе. А что на деле?… На деле выходило: фараоном мог стать любой смертный, оказавшийся в нужный момент в нужном месте…

Ему еще не раз предстояло испытать потрясающие душевные взлеты и падения, но именно в этот день он сделал первый шаг из детской страны в жестокий мир взрослых людей. В первый раз задумался над тем, что он раньше слепо принимал на веру.

Но не только Моисея, но и Джути эта новость ввергла в изумление. Он молчал, видно было, как у него в глазах вавилонскими рысаками лихорадочно скачут мысли.

– Не знаю, брат, как мне с тобой теперь разговаривать. Как прежде – с другом, или как с будущим царём? – Джути бросил на полководца быстрый взгляд.

– Как с другом! Даже когда я стану фараоном, – с самодовольной улыбкой Хоремхеб похлопал Джути по плечу. – Но мы отвлеклись. Ты всё понял из того, что прочёл?

– Да вроде всё… – неуверенно проговорил номарх. – Мои дозорные должны убить личного писца царицы, когда тот «попытается покинуть страну». При нём должно «обнаружиться» письмо, в котором вдова Тутанхамона призывает хеттского царя Суппилулиуму напасть на Египет. Если он победит, она даст своё согласие на замужество с одним из его сыновей…

– Не забудь: письмо должно быть вскрыто при свидетелях – чем больше их будет, тем лучше, – прервал его Хоремхеб и передал Джути второй свиток. – Пусть твои люди аккуратно обращаются со свитком. Хоть его текст сочинял Эйе, но картуш на нём – Анхесенамон.

Джути завернул в льняную тряпицу оба папирусных свитка: один от Эйе лично ему и другой, якобы написанный царицей хеттскому вождю.

– Что касается Амтена – писца. Мои люди приведут его в твои покои сегодня ночью, – продолжил воин. – У тебя целый день впереди, чтобы собрать отряд из тех, кому ты можешь доверять – как себе. Под покровом ночи надлежит вывезти писца из города в пустыню, убить, на следующий день доставить тело обратно в город.

Подросток ужаснулся: как легко они распоряжаются чужой жизнью. Будто речь шла не о человеке, а жертвенном животном…

Великие лица нижнего Египта уже покинули конюшню, а подросток – пыль под сандалиями вельмож, ничтожная мышь, дрожал от страха в стожке. Он долго сидел в холодном поту, пытаясь собрать всё своё мужество. Наконец, придя в себя, он выбрался из своего укрытия. С трясущимися коленками направился было к выходу, как увидел в проходе папирусный свиток. По сломанной печати Моисей догадался – письмо номарху от Эйе. «Может догнать их – вернуть?» – мелькнула, было, мысль. Тут же опомнился. «Ага, вместе с письмом всучить им в руки меч, чтобы они не теряли на его поиски время даром. Вжик – и покатилась моя голова тыквой по земле». Оглядываясь, словно воришка, по сторонам, мальчик выкопал возле стены неглубокую ямку, положил туда находку, засыпал песком. Всё это он проделал, не задумываясь над своими действиями, словно им руководила неведомая ему сила.

За стенами гарнизона подросток увидел заговорщиков в окружении телохранителей, удаляющихся в направлении южных ворот. «Желают посмотреть – как Навин обучает колесничих», – догадался подросток.

Неожиданно Джути оглянулся, пристально посмотрел в его сторону. У Моисея «душа ушла в пятки». Стараясь не выказывать волнения, придав лицу безразличный вид, он неспешной походкой свернул в ближайший переулок…

Моисей второй год служил писцом в кенбете23 города. Восемнадцатилетнего юношу за его умение толково составлять отчёты часто звали на заседания, проходившие в зале суда храма Маат. Ответчик и истец давали письменные ответы, суд решал дело втайне. При завершении процесса судья, молча, прикладывал значок с изображением богини истины Маат ко лбу того, в чью пользу было решено дело. Чаще всего ответчиков из бедноты ссылали на Синай на медные копи. Кроме того, осуждённый мог лишиться языка за разглашение государственной тайны или святотатство. Ему могли отсечь правую руку за воровство или подделку документов, либо налагали штраф. Но нередко процесс завершался вынесением смертного приговора. Казнь, в зависимости от тяжести преступления, была разная: отсечение головы, повешение, сожжение, распятие или погребение заживо. Юноша на скорую руку записывал суть разбираемого дела, после вынесения приговора составлял подробный отчёт на папирусных свитках и сдавал в архив начальнику канцелярии. Число членов кенбета при рассмотрении дела было неодинаково: от одного до десяти. При разборе земельных тяжб между наследниками присутствовали не меньше двух членов кенбета, а при регистрации различных правовых актов было достаточно и одного. Председатель Совета назначался номархом из числа почётных граждан города. Это мог быть: и начальник ремесленного отряда, и начальник складов, и начальник канцелярии. Те, в свою очередь, назначали помощниками знакомых. Моисея поражало – как сильно было развито у судей кумовство и продажность. Если жалобщик находился в родстве с судьёй или имел толстый кошелёк – процесс был за ним. Для решения вопроса в свою пользу жалобщики делали подношения судьям до начала процесса, а при удачном завершении – преподносили своему благодетелю ещё более щедрый подарок. По негласному договору половину подношений судьи отдавали представителю номарха, остальное делилось между участниками процесса в долях, согласно занимаемой должности. Власти пытались бороться с продажностью чиновников кнутом и пряником: поднимали им жалование, освобождали от уплаты налогов, штрафовали беспощадно, но тщетно – победить человеческую жадность они не могли.