Он закрыл глаза, погрузился в думы. Сыновья сидели тихо, не осмеливаясь беспокоить отца. Когда мать позвала их спать, на цыпочках пробрались мимо него.

…Когда фараон Аменхетеп IV, тронное имя – Неферхепрур, сменил имя на – Эхнатон (угодный Атону) и объявил о единобожии, Сартакпай всей душой прикипел к новой вере. Он не догадывался: фараон затеял реформы с одной целью – оттеснить потомственную знать, в том числе и жречество, от власти и источников богатства. Столицу из Уасет4 – гнездо старой знати, Эхнатон перенёс в только что построенный город Ахетатон на восточном берегу Священного Нила. Воздвиг грандиозный храм богу Атону – животворящей силе вселенной, создателю всего мира, животных и людей. Сартакпай не единожды посещал новую столицу, чтобы послушать проповедь из уст самого фараона. Лишившись государственной поддержки, храмы прежних богов начали приходить в упадок, или вовсе закрылись.

Их поселения ветер перемен не достиг. Сартакпай тщетно уговаривал соплеменников принять единобожие, как единственно правильную религию. Как поклонялись односельчане Маат5, Сетху или Бастет6, так и продолжили просить у них благословения.

После кончины Эхнатона его зять Сменхкара, наследовавший царский трон, восстановил почитание Амона и других богов с их духами.

Так Сартакпай поневоле прослыл «болтуном». Не выдержав насмешек, он погрузил нехитрый скарб в арбу, запряжённую ослом, с караваном отправился на восток.

Спустя несколько лет Сартакпай проведал братьев. Поведал, как после долгих скитаний по пескам Аравии он нашёл пристанище за Чёрмным7 морем у одного из мадиамских8 вождей, живущего со своим кланом у вади9. Глава семейства Иофор выдал свою младшую дочь за него. Сепфора, так звали его жену, родила Сартакпаю двоих сыновей.

… – Я слышала, ты хочешь отдать Моше на учёбу египтянину? Не навредит ли это нашему мальчику? – прервала

Кара воспоминания Шуну, присаживаясь напротив.

– Думай женщина, что говоришь, – угрюмо пробурчал Шуну.

Сел, долго смотрел в порожнюю кружку, прежде чем отставить её в сторону.

– Выучится на писца, станет уважаемым человеком, что ты в этом видишь плохого? – уже миролюбиво добавил он.

– Ты же знаешь, как египтяне к нам относятся, мало ли что может с ним случиться, – подперев кулаком щеку, скорбно покачала Кара головой.

Шуну снова надолго замолчал. Сквозь стены жилища слышались глухие голоса сыновей, изредка прерываемые смехом Мариам.

– Завтра же схожу в город к брату, посоветуюсь, – хлопнул себя по коленям Шуну. – Пойдём спать. Утро вечера – мудрей.

Питом – город запаса, словно мираж, возвышался над песками. Его высокие стены, облицованные обожженными на солнце глиняными сырцовыми блоками, украшала роспись. Местами в блоках проглядывали осколки морской раковины – это рабы недобросовестно отнеслись к своим обязанностям, плохо растолкли её в крошку для придания сырцу крепости. Фараон распорядился возвести город в стороне от Нила для защиты северо-восточных рубежей Египта от набегов азиатов. Основным же толчком для возникновения города послужило обнаружение на Синае богатых залежей меди. Рабы прорыли канал, соединивший Питом с одной из проток Нила. Были построены склады для провианта, мастерские и кузни, казарма для воинов. Следуя народной примете: «Где камыш – там и утки», Питом заселили чиновники, вельможи и жрецы с разных концов Египта. Они воздвигли особняки, некоторые в несколько этажей. За высокими оградами зажурчали фонтаны – дань моде. Стены жилищ украсили фрески со сценами из различных легенд.

Был полдень, когда Шуну вошёл в город через массивные ворота из ливанского кедра, обитые медными полосами. Два стражника – меджаи10, вооружённые копьями и мечами, пристально взглянули на него. Не обнаружив ничего

подозрительного (какая угроза могла исходить от «черноголового» в набедренной повязке с котомкой в руках), отвернулись, продолжили прерванный разговор.

Пройдя вдоль высокой стены, Шуну вышел на площадь, забитую многоголосой толпой. Знатные сановники в сопровождении жён и детей, одетые в тончайшие платья, чинно, насколько это позволяли суета и толчея базарной жизни, ступали вдоль торговых рядов. За хозяевами смиренно следовали рабы в набедренных повязках с опахалами в руках. Купцы в цветных халатах и головных уборах необычайных форм, непривычных для глаз местных жителей, завидев чиновников, склоняли головы. Крестьяне с корзинами в руках несмело предлагали овощи, зелень. Торговцы украшениями и амулетами наперебой расхваливали свой товар. На запястьях у них густо висели нити ожерелий из бус и драгоценных камней с застёжками в виде соколиных голов или жуков-скарабеев. Браслеты из золота, серебра были искусно инкрустированы полудрагоценными камнями и цветным стеклом. Детвора, словно птичья стая, носилась с одного конца базара на другой, вынуждая торговцев арбузами и дынями волноваться за свой товар, пирамидами сложенный на земле.

Внимание Шуну привлёк подросток в набедренной повязке. Он сидел на корточках в тени акации. Посматривая на толпу очерченными сурьмой нагловатыми глазками, катал по земле шарик из воска, поочерёдно прикрывая глиняными кружками: то правой рукой, то – левой, приговаривал:

– Кручу, верчу – обмануть судьбу хочу.

Вот к нему подошёл, судя по дорогим украшениям на шее и запястьях, зажиточный крестьянин в светлой накидке, в сандалиях из кожи. За ним раб вёл на привязи двух ослов, навьюченных корзинами из тростника. Было видно: господин бродит по базару в поисках нужного ему товара. На свою беду крестьянин услыхал голос проходимца и ради любопытства решил посмотреть: кто это хочет обмануть свою судьбу, и что он там крутит – вертит. В предвкушении зрелища вокруг них начала собираться толпа.

– Положишь шат11 – получишь два! Лишь надо угадать, где пусто – а где густо!

Крестьянин, молча, следил заплывшими глазками за ловкими движениями подростка, интуитивно чувствуя подвох. Но после того как очередной молодой человек удвоил свой капитал, крестьянин, отталкивая зевак, бросился делать ставки. Он не догадывался: парни, только что сорвавшие перед ним куш, помощники прохиндея.

Цафнат, так звали шулера, несколько раз дал выиграть крестьянину. Тот, от удовольствия сыпал остротами направо и налево. Его раскрасневшееся лицо сияло как начищенный таз. Цафнат понял – «добыча» созрела. Предложил увеличить ставку. Крестьянин, вытирая пот со лба, трясущимися от волнения руками выудил из кожаного мешочка горсть серебряных пластин, шлёпая пухлыми губами, отсчитал пять штук: половину дебена12, бережно положил у ног.

Узкие глаза Цафната хищно блеснули. Ловко катая шарик и приговаривая: «У меня как в храме – всё честно, без обмана», он словно убаюкивал внимание окружавших его зевак.

Шуну стоял рядом и увидел, как подросток незаметно для всех спрятал восковой шар в кулак. Крестьянин же, уверенный в своей зоркости и довольный собой, важно указал на одну из кружек. Шарика под ней не оказалось. Круглое и самодовольное лицо простака от изумления вытянулось, стало похожим на морду осла, стоящего за спиной хозяина. Подельники Цафната ловко оттеснили проигравшегося деревенщину в сторону, бросились делать ставки.

Шуну с улыбкой отвернулся и зашагал дальше. Путь его пролегал мимо палаток и навесов из широких полос ткани, натянутых на жерди. Под ними прятались от полуденного солнца мастеровой люд и торговцы различной мелочью. Брадобреи ловко орудовали остро заточенными бритвами, до блеска сбривая у клиентов вновь прорезавшуюся поросль на лице и голове. Подле на столиках стояли баночки с душистыми мазями для умащения. Рядом расположились продавцы набедренными повязками, накидками и платьями. Обувных дел мастера вовсю расхваливали свою продукцию. Хватали за руки проходящих мимо них зевак, показывали сандалии из тростника, кожи, коры пробкового дерева. В тени пальм и акаций сидели мастера по дереву, медники, горшечники. Разложили на циновках свой товар.