– Но только без ночёвки! – строго сказала она, испытав даже нечто вроде ревности, что сестра оставляет её в такой ответственный момент.

– Я уже об этом сказала Семёну Ивановичу! – самолюбиво заметила Юля. – Если надо – сама приеду, дорогу знаю!

Выехали автобусом первым рейсом, солнце ещё не выглянуло из-за горизонта. До восхода оставалось больше часа. В это раннее время было тепло. В станице Заплавской сошли и пошагали до реки пешком. Юля была в спортивном трико и красной футболке; сестра дала ей от солнца тёмные очки, привезённые Семёном в подарок жене. Минут через двадцать были уже на месте.

На поросшем густой зелёной травой бережку, среди какого-то кустарника, Семён облюбовал для рыбалки местечко. Хотя раньше здесь они не бывали. В этом месте река была неширокая, что вполне можно купаться. В прошлые разы они со Светкой уходили по течению реки значительно ниже, где она распахивалась во всю свою красу. Там и моторные лодки сновали туда-сюда, что Семёну не нравилось, они создавали лишний шум. Хотя как раз это обстоятельство рыбакам было как бы на руку, так как распуганная рёвом моторок рыба, устремлялась ближе к побережью, где было значительно мельче, отчего иной раз начиналась шальная поклевка…

Пока рыбак подготавливал свои удочки, разматывал донки (всё это он проделывал молча, деловито), Юля медленно расхаживала по бережку, глядя на воду, которая, казалось, будто застыла, враз загустев, словно покрывшись серо-зелёной плёнкой. Семёну очень хотелось, чтобы она догадалась прийти ему на помощь, а сам остерегался просить её о таком одолжении. А Юля тем временем удалилась по зелёному берегу, выбирая себе место для загорания и купания. Она прихватила из библиотеки своего зятя книгу о разведчиках. Он сам посоветовал взять именно эту. Семён брал книгу и на работу, и на рыбалку.

В этот ранний утренний час кругом было так тихо, что казалось, природа прислушивалась сама к себе. И поблизости – ни одной души, только где-то в ясном голубом небе заливался звонко жаворонок, да стрекотали отрывисто, в ползвука кузнечики. Природа постепенно наполнялась своей жизнью, звуками. Ещё когда Юля шла сюда, с не очень крутого берега в тихую гладь серо-зелёной воды прыгали лягушки, иногда почти из-под ног и пугали её. Они издавали лёгкие позванивающие всплески и на воде возникали плавные круги, которые веерно множились в разные стороны, пока снова не смыкались в тусклое зеркальное полотно, скрывая таинственную глубь воды. И вот на повороте реки кое-где на воду уже легли первые солнечные блики и засверкали, как разбитые осколки зеркал.

Юля дошла до свободного от кустарников местечка: тут и камыши почти не росли. Она обернулась, мысленно прикидывая: далеко ли ушла от Семёна? Впрочем, метров за сто. Тут было уже солнце, а там, где был он, ещё хозяйничал утренний сумрак, и она решила обосноваться подальше от него. Но надо было вернуться: взять очки, книгу и предупредить Семёна о том, где она будет отдыхать. Теперь она безмерно пожалела, что этого не сделала сразу. И она пошла. Семён уже забросил в воду удочки. В метрах четырёх от берега на воде, выстроившись в ряд, стручками перчиков краснели поплавки. Бамбуковые удилища, поставленные им на воткнутые специальные рогульки, большей частью висели над водой. Потом он устанавливал донки. К этому времени солнце появилось и здесь, едва оторвавшись от земли: лучи уже скользили как бы поверху, местами золотя речную гладь. Прибрежные кусты прикрывали рыбака от горячих и ярких лучей, так что Семён стоял в тени, которая падала на воду от края берега. Возле воды свежо пахло тиной. Шелковистая густая, устилавшая пологий берег реки, трава после ночи была обильно покрыта росой, и в тех местах, где сквозь листву кустарников выбивались яркие лучи солнца, она искрила, слепя глаза. В это время Юля доставала вещи из своей полотняной сумочки. Можно было взять и её, но что тогда подумал бы Семён: она пренебрегает его компанией, уходит от него восвояси?

– Ты куда собираешься? – именно этих слов его она и боялась услышать и робко, как-то растерянно повернулась на хрипловатый голос Семёна, коротко взглянув исподлобья в его сторону:

– Там место есть хорошее, я туда пойду, мне не хочется вам мешать. Из меня хорошая рыбачка не выйдет, я не Валя, – произнесла Юля, несколько волнуясь, почти не глядя на него, а куда-то в сторону. Семён с сожалением смотрел на девушку и не знал, как заставить её быть рядом с ним. За всё время ему так и не удалось приблизить Юлю к себе и установить духовный контакт.

Своим грубоватым голосом он всегда, вероятно, отпугивал её от себя. И тогда, чтобы как-то исправить положение, он заговорил намного мягче, душевней. Но это ему давалось довольно трудно, так как свойства его души были для такого общения не подходящими…

– А что, разве ты мне мешаешь? Сиди, читай, если стесняешься быть рядом – места вон сколько, – обвёл он рукой вблизи себя, лукаво посматривая на девушку, и чуть заискивая, добавил. – Или ты хочешь купаться?

– Ещё рано – вода прохладная. Я лучше пойду читать.., – она постеснялась сказать, что хочет позагорать под тёплыми утренними лучами. В лагере они всегда загорали в ранние часы, когда солнце ещё не так сильно припекало. Неужели Семён не может догадаться о её желании?

– Что же мы будем порознь? – и метнул в неё почти свирепый ревнивый взгляд, позабыв о всякой осторожности. – Ты мне вовсе не помеха, что же мне – с рыбой разговаривать, – и заискивающе улыбнулся: – Иди ко мне ближе, садись и читай вслух! – и тотчас перевёл взгляд на ровно стоявшие поплавки. – В его голосе Юле всё отчётливее слышались тёплые нотки, и ей становилось его жалко оттого, что может ненароком обидеть.

– Я вслух не умею, а то начну запинаться и растеряюсь, – простодушно пояснила Юля.

Вдруг у крайней удочки началась поклёвка – поплавок играючи задёргался, как в лихорадке. И его неумолимо потянуло под воду. Семён осторожно снял с рогульки удилище и стал подтягивать к берегу, расширив глаза в сладком предчувствии удачи.

– Возьми сачок! – как можно тише попросил Юлю. Но она растерялась, забегала глазами вокруг себя, никак не могла отыскать его, а Семён всё шёпотом. – Да вон же лежит на траве, правей, правей, эх, слепая мать твою! – Семён подтягивал осторожными движениями, уже нервничал, боясь упустить добычу. Задрал высоко удилище над головой, начал торопливей подтягивать ближе к берегу. Но Юлина нерасторопность уже выводила его из себя, и он перешёл на окрик. Его охватил безудержный азарт рыболова, он кричал на девушку, которая совсем растерялась. – Ну чего, давай же мать твою! Чего мечешься, вон же лежит! – указывал движением головы.

Наконец Юлия заметила сак, легко подбежала, схватила обеими руками, боясь, что он, как рыба, выпрыгнет в воду.

– Сама давай! – разъярённо выкрикнул рыбак, видя как она застыла, ожидая его команду. Между тем у Юли в душе поднялось возмущение: почему он так кричит на неё, он не имеет права ей грубить! И чего ради так распалять себя, совсем помешался на рыбалке! Однако она и сама почувствовала, как азарт Семёна передался и ей. Дрожавшей рукой опустила сак в воду, где билась крупная рыбина.

– Зачёрпывай, зачёрпывай, мать твою так! – и вскоре вытащили крупного сазана. Семён отбросил удилище на траву, выхватил у Юли сачок, чуть не сбив её с ног. Пока вытаскивал улов, он весь взмок и раскраснелся, как после парной баньки.

– Вот смотри, какой красавец! А ты уйти хотела! – с охрипом выкрикнул Семён, восхищённый удачей. Он посмотрел на остальные поплавки: один, кажется, дёрнулся и застыл. Семён напрягся в ожидании, нащупывая в кармане брюк папиросы и спички. Не сводя с поплавков глаз, закуривал, пыхая дымом. Но поплавки больше не дёргались, на воде царило спокойствие. Он попыхивал папиросой, одаривая Юлю самой щедрой улыбкой, на какую был способен, при этом вытирая влажной ладонью мокрый лоб. Потом уселся на измятой сухой траве, вытащив из пачки вторую папиросу, дунул в неё, помял жёсткими пальцами и подкурил от выкуренной первой.