– Понял, – сказал я, взял, как показал «Шкаф», палочки и неуверенно стал повторять показанные движения.
– Молодец, – похвалил Юрий Ильич, – точно. Тренируйся. Получим деньги и поедем инструменты покупать. Все вместе. Да… а дома стучи под музыку. Как купим инструменты, сразу начнём репетировать.
Целыми днями, словно заведённый, долбил я палочками по своим коленкам. И в школе – на уроках, не слыша того, что говорили учителя, и дома, забыв все дела, обязанности, развлечения. Остались только барабанные палочки и повторяемый в уме ритм – чип-чита, чип-чита, чип-чита…
Через неделю всей командой мы отправились в музыкальный магазин. С витрин на нас смотрели гитарные силуэты, блестящие саксофоны, разноцветные аккордеоны и баяны, а в углу красовалась роскошная ударная установка. Я глядел на эту установку и даже представить себе не мог, что буду восседать за ней и, поигрывая палочками, колошматить по всем этим сверкающим барабанам и тарелкам.
«Шкаф» выписал счета и договорился о том, что, когда деньги будут переведены, мы приедем за инструментами. Прошло ещё какое-то время и вот, наконец, вожделенная ударная установка стояла на сцене школьного актового зала, а в руках Вовки, Алика и Таира сверкали лаком новые гитары и баян. Саксофон и кларнет «Шкаф» принёс свои – решил сэкономить школьные деньги на усилитель и колонки с динамиками.
Начались репетиции. Почти каждый вечер я нёсся в школу и там садился на высокий табурет, стоящий позади установки. Я ставил ноги на педали большого барабана и чарльстона, брал в руки палочки и погружался в удивительный и зачаровывающий мир. Стоило мне чуть сбиться, как тут же рушился весь рисунок произведения. Конечно, я не был самым главным в ансамбле, но от ритма, задаваемого мной, моего состояния зависело состояние всех, зависела энергия, передаваемая со сцены в зал, зависело общее настроение. Я это быстро понял, старался не подкачать и не подвести ставших моими друзьями «Шкафа», Вовку, Алика и Таира…
И вот через несколько месяцев состоялся наш первый концерт. Мы выступали на школьном вечере и сыграли около двадцати подготовленных номеров. Там были и известные песни типа «Очи чёрные», «Подмосковные вечера», «Калинка», но были и такие, как «Вниз по реке» и «Когда святые маршируют». Нас приняли на ура. И школьники, и учителя. Даже строгий директор Александр Палыч, не стесняясь, поднялся на сцену и вместе со «Шкафом» в два голоса пропел
Oh when the Saints go marching in,
When the Saints go marching in,
Oh Lord I want to be in that number,
When the Saints go marching in.
Откуда он знал? Знал, оказывается.
После этого концерта мы стали известными и популярными в районе. Нас постоянно приглашали то выступить на каком-то заводском мероприятии, то сыграть в ресторане на свадьбе или юбилее, то на вечерах в других школах. Росла и личная известность. Часто, возвращаясь вечером после репетиции и проходя мимо кучки стоящих в темноте парней, я слышал приветственные слова в мою сторону и немного завистливое, но доброжелательное, сказанное кем-то в толпе: «Не трогать, это – наш музыкант». Я был горд.
Постепенно наша популярность росла, мы вышли за пределы района и начали играть в соседних. Однажды нас собрал «Шкаф» и возвестил
– Пацаны, – играем в Филатовской больнице, – там в честь восьмого марта банкет, и мы приглашены.
Это был удивительный праздник. В большом зале стояли накрытые столы, за ними сидели нарядные женщины – врачи, медсёстры и санитарки, и не было ни одного лица мужского пола. Среди столов выделили место для нас, а в самом центре над барабанами возвышался я. Я колотил по своим барабанам и тарелкам так, что от них искры сыпались. И, наверное, они сыпались не только от них, но и от меня, потому что я – шестнадцатилетний парень – всё время был окружён хорошенькими и подвыпившими барышнями, которые в коротких паузах вливали в мой автоматически открывающийся рот немного разбавленного спирта и тут же запихивали вслед за ним или пирожное, или шоколадную конфету. «Шкаф» же и Таир периодически с кем-то обнимались и, бросая нас – Вовку, Алика и меня на произвол судьбы, исчезали с очередной особой в больничном коридоре…
Всем было хорошо…
Уже за полночь мы выбрались из больницы и, кое-как волоча инструменты, добрались да трамвайной остановки. Несколько сестричек вызвались нас провожать. Подошёл трамвай. Наверное, один из последних. Нам предстояло ехать почти через полгорода. Мы разместились в пустом вагоне, и тут мне пришла в голову идея.
– Юрий Ильич, давайте сыграем.
– А что… отличная мысль, – развеселился ещё больше итак весёлый «Шкаф».
– Давайте, давайте, – подхватили отправившиеся с нами сестрички. (Для меня так и осталось тайной – к кому…)
Ильич достал свой сакс, Таир – баян, Вовка и Алик – гитары, а я расчехлил малый барабан.
– Три – пятнадцать, – скомандовал «Шкаф», – посмотрел на меня и заговорщицки подмигнул.
В трамвайном вагоне зазвучали звуки знаменитого и так любимого нами марша «Когда святые маршируют». Я бил по своему барабану, изредка поглядывая на дирижировавшего саксофоном Юрия Ильича, и вместе с подпевающими девицами гнусавил
When the Saints go marching in…
По спящему городу ехал музыкальный трамвай, который сразу заполнился пассажирами. Никто не выходил. Только входили. Люди смеялись, шутили, пели, плясали, обнимались… Трамвай катил по рельсам через ночную Москву, иногда сигналя в такт музыке, а я, отчаянно взмахивая палочками, стучал по туго натянутой барабанной коже и, перекрывая сидящих рядом девиц, поющих Таира, Вовку и Алика, что есть мочи вопил
When the Saints go marching in,
When the Saints go marching in,
When the Saints go marching in…
Аркадий Паранский
Владимир Корнилов. Рассказы на Масленицу
Масленица
Лирическая зарисовка
Зима нынче выдалась холодная… снежная… Даже накануне весны мороз пощипывает ребят за нос и щёки. Но их это не очень беспокоит. Они потирают лицо рукавичками и веселятся. В такие морозные деньки ребята катаются с горок, играют в снежки и ходят на каток… Как хорошо мчаться на лыжах по снежной извилистой лыжне или скользить на коньках, рассекая синюю гладь льда!
В тайге в эту пору очень красиво. Пеньки стоят в снежных шапках, как казаки… По-царски пышно убраны инеем хвойные леса. Они словно одеты в дорогие нарядные шубы. Им зимою не холодно… И лишь лиственные породы деревьев, зябко позванивая на ветру голыми ветками, неуютно чувствуют себя зимой.
Медведи в это время спят. Но на снегу чётко видны следы других зверей и птиц, которые оставили свой узор на заснеженных полянах…
В конце зимы дни становятся дольше и светлее. Солнце всё выше и выше взбирается по морозному небосклону, приветливо улыбаясь из глубокой сини и освещая всё окрест золотыми лучами… И люди, истомившиеся долгим ожиданием тепла, всем сердцем ощущают уже приближение весны…
На исходе февраля звонко затенькает на солнцепёке первая капель. Сугробы набухнут и почернеют от влаги… В марте побегут наперегонки с крутоярий говорливые ручьи, наполнив вешним шумом овраги и ложбины. Ребята в такие дни, возвращаясь после занятий из школы и весело размахивая портфелями, торопятся домой, где они с друзьями в своих дворах будут мастерить скворечники… В апреле небо оживится гомоном перелётных птиц, которые возвратятся к своим родным гнездовьям.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.