– Подождите, дайте подумать. Похоже, все же двадцать первый, если судить по Вашему Пежо, припаркованному с милым неприятием знака о том, что стоянка здесь запрещена.
– Странно, а я только что разговаривала с городничим, от которого нюхательным табаком несет.
– Вас кто-нибудь достал?
– Достал. Вчера я застряла посреди деревни, приехала, видите ли, к бабушке в гости. Из колдобин меня вытянул какой-то парень. Не человек – ангел. Прицепил к своей Ниве, выдернул из грязи и исчез, здрасьте-пожалуйста.
– Девушка, а Вы…
– Нет, я не психопатка, не пугайтесь.
– А сюда Вы приехали, чтобы…?
– Совершенно верно. Чтобы сказать главе вашей администрации все, что я о ней думаю. Да Вы посмотрите вокруг. При царе Додоне было так же. Дорог нет, освещения в деревне нет, какой-то кошмар.
– Разборка? На Вас это не похоже.
– Да откуда Вы знаете. Вы меня видите первый раз в жизни.
– Это верно, первый, но я вижу женщин насквозь, это особенность моей натуры. Увижу женщину и сразу все про нее знаю.
– Не морочьте мне голову.
– Я не морочу. Хотите, я попробую Вам кое-что про Вас рассказать? Одно условие – посмотрите мне в глаза минуту, а я, соответственно, в Ваши, так мне легче Вас «увидеть». Итак…
– Ну, знаете!
– Да, Женя, кое-что. Я, например, уверен, что Вашу бабушку зовут так же, как и Вас. Деревня, где Вас выручил несчастный малый, называется… Так, секундочку… Саврасино, так? Приехали Вы к нам до конца недели. Нашему району в связи с этим невероятно повезло.
– Скажите, откуда Вы все это знаете – и про деревню и про бабушку?
– Женя, Вы так обворожительны, а Ваша ярость так мила, что я могу предположить только, что Вы просто встали не с той ноги и я смогу что-нибудь сделать для того, чтобы Ваше представление о нашей провинции стало немножко другим.
– Молодой человек, это не ответ на вопрос.
– Хорошо, хорошо, но объяснить Вам технологию моего ясновидения все же было бы удобнее в более подходящем месте – ну не на площади же под палящим солнцем. Есть тут небольшое кафе, рядом с заправкой. Как Вы насчет мороженого? Заодно, пока Вам моют и заправляют машину, я попытаюсь заступиться за городничего и за всех, кто испортил вам настроение.
– Интересно, правда, посещение кафе не входило в мои планы, но от мороженого не могу отказаться. Вы что, здешний дон Корлеоне?
– Обо всем за мороженым, с Вашего позволения.
Молодой человек достал мобильник.
– Сережа, минут через семь подойди к кафе. Ну что? Поехали?
– Поехали, – удивленно улыбаясь, согласилась блондинка.
У кафе их встретил Сережа, еще почти мальчик, в опрятном голубом комбинезоне.
– Сережа, займись машиной, помой и заправь.
– Хорошо, Артем Алексеевич, будет сделано.
– Совсем неплохо не переставая удивляться, – сказала блондинка, усаживаясь за столик, накрытый свежей в мелкую клетку скатертью и притрагиваясь носом к колокольчикам, стоящим в гладком стакане. – Предполагаю, что это уютное заведение – Ваша собственность.
– Да, и заправка, и супермаркет и школа искусств, которую я содержу. Все моя собственность. Говорю не похвальбы ради, а в упреждение ваших вопросов.
– Ну так давайте, поведайте уж, откуда Вы про меня знаете?
– Для установления доверительных между нами отношений мне следовало бы сказать: «От верблюда», но мне сообщили оттуда, – молодой человек поднял к потолку глаза. – От него.
– От кого?
– От своего дяди, городничего. За минуту до нашей с Вами «случайной» встречи он мне позвонил и сказал, что в наш город навести порядок приехала очаровательная злюка, внучка уважаемой Евгении Анатольевны Крекшиной из деревни Саврасино.
– Ну конечно, могла бы и сама догадаться.
– Можно Вас спросить?
– Можно, Артем Алексеевич.
– Со мной мы разобрались, но почему Вы, Женя, именно меня остановили, а не кого-то другого?
– Вопрос смешной. Знаете, среди всяких ничего не выражающих физиономий, которые мне сегодня попадались, Ваше лицо мне показалось более-менее осмысленным.
– Я польщен, но не уверен, что такое из ряда вон выходящее событие, как Ваше появление в наших захолустьях, следует отмечать мороженым. Предлагаю выпить шампанского.
– Артем Алексеевич, это по меньшей мере забавно, и потом, Вы забыли, что на заправленной и помытой машине (спасибо Вам за это), я должна ехать к бабушке. Мне кажется, что Вы мало того, что Дон Корлеоне, но еще и Казанова, для слабой женщины перебор, согласитесь. Вы так любезны и в Вашей компании так приятно было полакомиться мороженым, что я должна извиниться за давешний мой эмоциональный наезд на Вас, простите, ради бога. И вообще у меня начинают меняться представления о состоятельных людях.
– Женечка, хочу Вам заметить, что деревня Саврасино от нашего столика в двенадцати километрах. Для современного французского автомобиля не расстояние, давайте посидим еще.
– Артем Алексеевич, во-первых, я за рулем, а во-вторых, мне действительно с Вами хорошо – и это главная причина, по которой я должна уехать.
– Вот те раз! Ради бога, не вставайте, главная Ваша причина оставляет мне надежду, что, если мы решим первую, то автоматически решится и главная. За руль не переживайте, Сережа нас отвезет.
– Кого это нас?
– Вас и меня.
– Однако.
– Женечка, да не напрягайтесь Вы так! Ну не могу же я Вас не проводить и не передать вашей бабушке в целости и сохранности. Признаюсь Вам, что мне еще утром не могло прийти в голову, что сегодня мне предстоит поменять планы на жизнь.
– Какие планы, Артем Алексеевич? Вы так зависите от обстоятельств?
– Нет, Женя, сию минуту, глядя на тебя, я прислушиваюсь к своей душе, она…
– О господи, мы уже перешли на «ты»? Неужели на Вас так подействовало мороженое, по-моему, уже в позапрошлом веке говорили проще, Вы что, признаетесь мне в любви?
– Кажется, но у меня нет слов, любовь лишает человека рассудка, сужу теперь по себе.
– Ладно, я выпью с Вами шампанского.
– Замечательно. А вот и оно.
– Ну, скажу я Вам! Ваша расторопность заставляет усомниться в вашей сумасбродности. Да не смотрите же так на меня, я начинаю Вас побаиваться.
– Постараюсь. Ну что, на брудершафт?
– Вовсе не обязательно, тем более что Вы уже перешли со мной на «ты».
– Женя, надо соблюсти традицию.
– Артем Алексеевич, хорошо, я буду говорить Вам «ты», традиции слишком громоздки.
– Женя, традиции и должны быть громоздкими. Это же ритуал, священнодействие. И потом, я теперь знаю, как выглядит посланная мне судьбой женщина.
– Артем, может быть, уже поедем?
– Женечка, послушай, с какими перебоями бьется мое сердце, оно может даже остановиться, если ему не оставить надежды.
– Артем, какая у тебя оценка по русскому и литературе, поди, пять?
– Да, пять. Между прочим, я два года проучился в Литературном институте.
– Тогда как называются малые дети гиппопотама, с первого раза?
– Гиппопотамята.
– Молодец, учиться бы и дальше.
– Нет, не мое…
– Артем, ты хороший, умный, милый человек. Проводи меня до бабушки, если не передумал, и давай остановимся.
– Сережа, ты готов? Подъезжай. Женечка, мы сядем на заднее сиденье?
– Хорошо, Артем.
– Сережа, в Саврасино.
Замелькали за окном среднерусские красоты.
– Женя, я люблю твою бабушку, люблю деревню Саврасино, твою машину и тебя.
– Твой перечень составлен в порядке убывания?
– Нет, в порядке хитрости, чтобы был повод загладить свою невоспитанность. Я люблю тебя больше машины, деревни Саврасино и твоей бабушки. Ты меня прости и в знак прощенья поцелуй. Ничего придумано?
– Здорово, Артем.
– Сережа, съезжай там, где бетонные плиты.
– Я знаю, Артем Алексеевич, я тут бывал.
За бетонными плитами гиблое место для машин было засыпано всяким хламом: битыми кирпичами, кусками старого асфальта, шлаком и песком. Через десяток метров съезд превратился в наезженную тракторную колею, петляющую под высокими облаками по бескрайнему лугу.