– Мне доложили, что крановщик был пьяным, а Вы покрываете его.

– Ну, нельзя сказать, чтобы совсем пьяным был, просто с остаточными явлениями, а вызывать другую смену ночью вообще не было смысла. Они только к утру бы прибыли, – оправдывался Валерка, лихорадочно соображая, какая сволочь его заложила, и что ещё известно начальнику района.

– Но при этом записали в наряде, что ремонтировали трос. Так или нет?

– Записал. Было дело, но моторист-то с грузчиком не виноваты, что простояли час, да и крановщик наверстал потом упущенное.

– Мало того что покрываете пьянство, Вы ещё и приписками занимаетесь. Объявляю Вам выговор и лишение премии, а наряд на эту смену перепишите с указанием времени простоя. Всё, можете идти.

Валерка вышел из диспетчерской, присел на скамейке и закурил.

– Ну, и где я прокололся, – рассуждал он, глубоко затянувшись, раскуривая сигарету, – что я сделал не правильно? Правду говорят, если хочешь иметь неприятности, заведи друзей и сделай людям добро. А может это вообще не моё дело работать с людьми? Здесь предательство, хитрость и обман – всё имеет место. Надо, нахрен, бросать эту командирскую должность и переходить работать по будущей специальности, с железом и механизмами. Так оно лучше будет. Закроем навигацию, напишу заявление, чтоб перевели работать на флот, – решил Валерка и, зашвырнув недокуренную сигарету в бочку для окурков, направился в общежитие.

Разводной мост

25 тонный самоходный плавучий кран «Блейхерт» стоял выше Кузьминского моста в ожидании заказанной дневной разводки для следования вниз по течению реки. С опущенной стрелой, габариты крана позволяли ему пройти под мостом, не ожидая его разводки, но процесс укладки стрелы и её подъёма занимал очень много времени и требовал усилий всего экипажа; для чего необходимо объявлять авральные работы. Да и обстановка была такова, что после прохода под мостом, кран должен приступить к работе, всего десятком километров ниже по течению, где его уже ожидало судно. Время разводки приближалось, и капитан отдал команду запускать машины и сниматься с якоря.

Михалыч, мост уже разводят, – доложил вахтенный штурман капитану.

Не спеши, штурман, сначала снизу пройдёт единица, вроде сторожевого катера, а уж потом наша очередь, – ответил капитан.

Разводной пролёт моста остановился, поднявшись на необходимую высоту, и под мост, между его устоями, стал заправляться сторожевик. Плавкран, отойдя от якорной стоянки, приблизился к фарватеру и ожидал прохождения катера, договорившись разойтись с ним левыми бортами. Сторожевик, пройдя мост, добавил скорости и вскоре пронёсся мимо «Блейхерта», обдав его искрящимися брызгами, и качнул на своей волне, будто в знак приветствия.

Пошли и мы под мост – ставя ручки машинного телеграфа на средний ход, сказал капитан, и велел рулевому точнее держать на заданном курсе.

Тысячетонная махина, высотою 21 метр, набирая скорость, приближалась к мосту. Течение реки подгоняло её, и теперь требовался незаурядный судоводительский опыт и мастерство, чтобы попасть в разводной пролёт, учитывая, что под мостом действует сильное свальное течение. Наметив воображаемую линию, по которой необходимо двигаться, чтобы точно попасть в пролёт, Капитан дал ориентир рулевому.

Держи на радиомачту, – объяснил он, и подошёл к машинному телеграфу добавить ход до полного.

Михалыч, на мосту мужик бегает и руками машет, – сообщил рулевой.

Ну, бегает и пусть бегает, а ты не отвлекайся, – ответил капитан.

Разогнавшись, «Блейхерт» нёсся в разводной пролёт со скоростью велосипедиста.

Михалыч, мужик бегает по мосту, и что-то кричит в рупор, – вновь доложил рулевой.

Возьми чуть правее и не отвлекайся, – раздражённо одёрнул капитан рулевого.

И он, и штурман, находясь на крыльях ходового мостика, следили за приближением кранового понтона к устоям моста.

Михалыч, пролёт пополз вверх – крикнул рулевой капитану.

Не отвлекайся, – не успел ответить капитан, окончание фразы застыло у него в горле, когда до него дошёл смысл услышанного.

Стоп машины, полный назад, лево на борт, – закричал он, хватаясь за ручки машинного телеграфа.

До моста оставалось не более ста метров. Разогнавшаяся махина, не успев отреагировать на произведённые действия, стремительно приближалась к его устоям. Всех кто стоял на палубе, как ветром сдуло. Не зацепив разводного пролёта, «Блейхерт» пролетел под мостом, и, замедлив своё движение, начал разворачиваться. Дрожащими руками капитан схватил рупор и, выскочив на крыло, закричал, что есть мочи. Над рекой, заглушая шум работающих машин, понеслись выражения, от которых листва на прибрежных кустах пожухла, а пролетающие мимо птицы, шарахались в стороны, сбиваясь с курса. Выяснилось, что заказанная с вечера высота подъёма моста была рассчитана только на сторожевой катер, а о проходе плавкрана, с его двадцати одно метровой высотой, диспетчер толи забыл предупредить, толи телефонная цепочка, по которой передавалось распоряжение, была слишком длинной и где-то произошёл сбой. Плавкран развернулся, и продолжил своё движение, а у капитана добавилось с десяток седых волос на голове. Разводной пролёт начал опускаться и человек на мосту, положа руку на грудь, почувствовал трепыхание своего сердца.

Продукцию фабрики «Скороход», в восьмидесятых годах прошлого столетия, можно было разделить на три группы. Модельные туфли – высокого качества, красивые, удобные, модные по цене от семнадцати рублей и выше, выпускались мелкими партиями, в магазинах замечены не были, видимо изготавливались исключительно для «слуг народа». Вторая группа – обувь для военных и полувоенных училищ и армии. Высокого качества и средней стоимости, от 12 рублей но, согласно уставу, единой формы, и потому к моде никакого отношения не имели. Продавались в военторгах и распределялись по складам. Ну а третья группа, самая распространённая, по семь рублей пятьдесят копеек, продавались во всех обувных магазинах Ленинграда. Колодки для их пошива использовались со дня основания фабрики в 1882 потому ни изяществом, ни новизной модели не отличались, да и качество пошива, с тех пор сильно упало. Привлекать они могли только низкой ценой и продолжительным, до двух месяцев, гарантийным сроком, не смотря на то, что подошва отваливалась после первого дождя. Дожди в Ленинграде дело обычное и весьма частое, потому срок носки этих туфлей практически совпадал с их гарантийным сроком, а нередко и опережая его. Ремонту они, как правило, не подлежали, однако это не смущало тех, кто смог углядеть в этом свои плюсы. После полутора месяцев использования туфли приводили в божеский вид лучшим сортом гуталина и шли в магазин с претензией на качество изделия. Эксперт без труда находил в изделии заводской брак, и заявитель получал новую пару туфлей, чем восстанавливал справедливость.

Как-то под новый год решили мы с приятелем обновить обувь, к тому же и гарантийный срок вскоре истекал. Зайдя по случаю в ДЛТ (дом Ленинградской торговли), набрели на отдел с обувными принадлежностями. Обилие средств по уходу за обувью приятно удивило. Мы долго стояли перед прилавком, разглядывая баночки и тюбики с ваксой, кремом для обуви и гуталином пока не решили прибегнуть к помощи хозяйки отдела, весьма миловидной девушки, давно наблюдавшей за нами.

– Девушка, какой на сегодняшний день у вас самый хороший обувной крем? Хотелось бы к празднику туфли так начистить, чтоб блестели как новые.

– Туфли надо чистить каждый день, а не только к празднику.

Открытая улыбка на лице молоденькой продавщицы явно приглашала к общению.

– Ну, с этим у нас всё в порядке. Просто в данном случае туфлям необходимо придать идеальный, насколько это возможно, вид или, на худой конец, мало изношенных, – пояснил мой приятель Серёга.