– Как считаете, аппарат будет саботировать?

– Да нет, что ты, народ у нас в облисполкоме хороший.

– Ага, только пришибленный какой-то.

– Не пришибленный, а осторожный, тем более в присутствии «новой метлы». К новому начальству сначала надо присмотреться, прислушаться, приноровиться, а потом уже вякать, или проявлять эмоции. Осторожность чиновника – залог его безопасности.

– А также залог бюрократизма, волокиты, канцелярщины и застоя. Давайте договоримся, что от особо осторожных мы будем избавляться.

– Давай. У тебя все? Тогда есть еще один фундаментальный вопрос. Или мы друг друга называем на «вы», или на «ты». Не может заместитель в одностороннем порядке «тыкать» начальнику.

– Значит, давай на «ты».

– Заметано!

Вместо двух часов дня Румянцев освободил кабинет только в девять часов вечера. На столе лежали две толстенные папки, набитые бумагами – ежедневная почта. Разбор корреспонденции я решил отложить на завтра – сил вникать в документы уже не было. На правах нового хозяина я неторопливо прошелся по огромным апартаментам, выдержанным в стилистике советского партийно-хозяйственного шика. Заглянул в комнату отдыха, вымыл руки в персональном санузле с душевой кабинкой. Открыл большой сейф, в котором не было ничего, кроме початой бутылки армянского коньяка «Ани». Подставив стул, снял со стены большой красивый портрет Ленина, вытащил с книжной полки 55-томное полное собрание сочинений вождя и вынес всю эту лениниану в приемную. Других излишеств вроде бы не было. После нанесения политкорректных штрихов я решил, что первый день в новой должности прошел продуктивно.

«Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро». Эта строчка из песни Цоя все последние дни постоянно крутилась в моей голове. Ситуация в области ухудшалась, выходила из-под контроля. Прогноз Румянцева сбывался в полной мере. Если с продуктами, табаком и водкой мы, работая в режиме ежедневного «ручного» диспетчирования, худо-бедно выруливали, то отопительный сезон рисковали провалить: область вошла в него уверенно, но гарантированный запас топлива заканчивался 1 ноября, а дотянуть нужно было до 1 мая, а по северным территориям – до 1 июня. Но это еще полбеды. Беда была в том, что я не справлялся. Мне казалось, что это очевидно для всех, по крайней мере, для людей из ближнего круга. Для Стрельникова уж точно.

Отныне на каждого входящего в мой просторный кабинет я смотрел как на потенциального разоблачителя «лже-губернатора». Я ждал и боялся, что очередной визитер, разочарованный вопиющей некомпетентностью новоиспеченного областного руководителя, заорет: «Мальчишка, самозванец, расселся в роскошных хоромах, а ни хрена не знает и ни хрена не может! Вон отсюда, возвращайся обратно в свою песочницу!».

Я работал ежедневно с семи утра до полуночи, почти не выходя из кабинета, ночуя на диване в комнате отдыха, питаясь исключительно чаем, плавлеными сырками и печеньем «Юбилейное» (эти вкусовые пристрастия сформировались еще в армии), прорабатывал горы бумаг, проводил десятки совещаний и встреч. Дверь в кабинет не закрывалась, телефоны звонили беспрестанно (шесть аппаратов плюс устройство селекторной связи занимали весь приставной столик). За день теперь я уставал гораздо больше, чем раньше за неделю. Несмотря на все это, мне казалось, что чем больше и интенсивнее я работаю, тем хуже результат. Может быть, я все делаю неправильно, так сказать, кручу колесо в обратную сторону?

Я запаниковал и написал заявление об отставке по собственному желанию. Немного подумав, порвал бумагу. Потом написал повторно и пригласил Сан Саныча.

– Товарищ Стрельников, я ухожу в отставку. И.о. назначаю тебя, а там пусть президент решает. Возвращаюсь в родную редакцию, буду делать то, что хорошо знаю, умею и люблю.

– Ты уже с кем-нибудь говорил на эту тему?

– Да нет, ты первый.

– Вот и отлично. Я уже все забыл. Считаем, что этого разговора не было.

– Нет, был. Я пишу заявление, посылаю его в Москву, а потом ухожу в отпуск и жду указа президента.

– Тебе отпуск не положен, ты одиннадцати месяцев еще не отработал, а за одиннадцать дней отпуск не дают. И в отставку тоже не отправляют. Не будь слюнтяем, возьми себя в руки! Назвался груздем – полезай в кузов.

– Да, я сдуру назвался груздем, но ситуация оказалась хуже, чем я предполагал, и задачи оказались сложнее, стократ сложнее! А я не знаю, как их решать! Не знаю! Я не могу здесь работать!

– Прекратить истерику! Ты чего разорался? Миша, я прошу тебя успокоиться, тем более, что никаких оснований для паники нет. Пока все нормально: власть дееспособна, рычаги управления на месте, система выстроена, аппарат работает, раздрая, разброда и шатаний нет. То есть, все первоочередные задачи ты решил, и в целом, я считаю, с работой справляешься. Посему я настоятельно предлагаю забыть о заявлении. Это мальчишество на фоне сильного стресса и избыточной нагрузки.

– Сан Саныч, я принял решение.

– Искусство руководителя состоит в том, чтобы быстро принять нужное решение и найти грамотного исполнителя. Отсюда следует несколько выводов. Первое: тебе все-таки надо отдыхать – работая в нынешнем режиме, ты можешь сломаться, получить ранний инфаркт, или еще какую-нибудь гадость. Второе: тебя надо разгрузить. Отныне мелочевку сразу отписывай мне, не вникая. Третье: не принимай все близко к сердцу, не верь всем подряд. Люди врут всегда, а губернатору – тем паче. Раньше врать побаивались, а сейчас не боятся. Отсюда – четвертое: поскольку просят всегда как минимум с двукратным запасом, все просьбы надо делить на два, а то и на три. Пятое: нужно скорее заполнять вакансию промышленного зама. Шестое: в течение двух следующих недель надо кровь из носу переназначить всех муниципальных глав. Я завтра-послезавтра добью предварительный список, чтобы в каждом районе было по три-четыре приличных кандидата. Будем их вызывать гуртом, и по итогам личных собеседований и анкетирования немедленно назначать. На местах появятся хозяева, и нам сразу же станет легче жить и работать. Ну что, задачи понятны, работаем дальше?

– Работаем.

– Ну, вот и чудно!

– Не вижу ничего чудного. Знаешь ли ты, Саныч, что в области всего суточный запас зерна и муки, что все резервы сосредоточены, в основном, на крупных мелькомбинатах, что в глубинке перебои с хлебом, и локальные «хлебные бунты» проходят чуть ли не ежедневно?

– Знаю.

– И что в связи с этим мы будем делать?

– Пока не знаю. Надо подумать.

– Ты на целине был?

– Да, три года, с 1954 по 1957, отвечал за целинное движение в райкоме комсомола. Весь север Казахстана изъездил. Кстати, именно на целине и с папашкой твоим познакомился.

– Тогда бери нескольких особо толковых торгашей и поезжай в Казахстан за зерном. Навести старых знакомых – они наверняка уже все большими начальниками стали, договорись о поставках, добейся скидок. Задача – обеспечить стабильный месячный запас зерна.

– Миша, месяц – это перебор, омертвление запасов.

– Сколько времени идет к нам эшелон зерна из Казахстана?

– Дней десять, наверно.

– Значит, запас должен составлять двадцать дней. Действуй.

Конвейер назначений районных глав – а это полсотни человек – заработал. Одновременно запустился и механизм лоббирования. При этом лоббисты, продвигая своего человека, одновременно пытались скомпрометировать его конкурентов. В итоге, по ряду территорий объективная кадровая картина не складывалась. Стрельников, вернувшийся из поездки по целинным областям (необходимые объемы зерна по сходной цене он там нашел), провел со мной небольшой ликбез.

– Кадровый вопрос всегда очень скользкий и субъективный. Когда принимаешь кадровое решение, как правило, работают не научные факторы, а чутье, интуиция, ощущения. Очень часто бывает так: судя по анкете, человек – гений чистой красоты, ангел без крыльев, а как посмотришь на него, поговоришь – чувырло болотное. А может быть и наоборот. Но полностью поддаваться на эмоции и иррациональные ощущения тоже, конечно же, нельзя. Надо помнить, что проходимцы, как правило, очень обаятельны, они четко подстраиваются под настроение и тональность беседы, говорят то, что от них хотят услышать. С другой стороны, если объективно достойный человек тебе противен, или, скажем мягче, неприятен, назначать его крайне нежелательно: он будет тебя раздражать, ты будешь избегать общения с ним, чисто психологически отбрасывать исходящие от него предложения, пусть даже и очень конструктивные. Соответственно пострадает и закрепленный за этим человеком участок работы. Одновременно ты будешь все время ломать себя, стараясь относиться к нелюбимому «пасынку» позитивно. Зачем нужны эти мучения, если и без них хлопот полон рот? И, наконец, самое главное: любой кандидат – это кот в мешке. Пока с человеком плотно не поработаешь, его не узнаешь. Поэтому в любом назначении есть доля риска, тем более, сейчас. Я тебя уверяю, что у нас будут горькие разочарования, в том числе, и в людях, которые, казалось бы, подходят идеально. И наоборот, назначим какого-нибудь тихоню, скромнягу, допустим, из сельской интеллигенции, и он станет отличным главой района, дельным и авторитетным.