– Ну что, господа хорошие, доигрались? Где ваш хваленый ОМОН, товарищ генерал? И где ваша ритмичность поставок, товарищ Стрельников?

Товарищи хмуро молчали, опустив головы. Неловкую паузу прервал Козлов, по-ученически вытянув руку.

– Разрешите, Михаил Георгиевич?

– Говорите.

– Я не берусь анализировать происшедшее в полном объеме, но, думаю, что в ситуации, когда закрылась табачная фабрика, подобное может повториться, причем неоднократно.

– Какая фабрика закрылась?

– Наша местная фабрика, которая «Приму» делает. А по талонам, в основном, «Приму» отоваривают. Фабрика закрылась позавчера. Поскольку запасов, по сути, нет, сразу же возник острый дефицит.

– Кто собственник фабрики?

– Областная администрация.

– Сан Саныч, вы знали о закрытии фабрики?

– Нет.

– Фабрика находится у нас под окнами, в нашей собственности, а мы взяли и прощелкали элементарный вопрос! Господин Козлов, спасибо, вы свободны. Вахрушева сюда, и директора фабрики, срочно!

Вахрушев появился быстро (он еще был на работе), а директора фабрики дежурный водитель привез из дома. Пока ждали директора, поговорили с Шебалиным. Я поинтересовался, сформулировал ли он свои запросы. Генерал замялся.

– В целом да, но ведь поздно уже… Да и я вроде как штрафник сегодня…

– Давайте вашу бумагу.

Первоочередные потребности у генерала были такие: 50 легковых машин, 20 грузовых, 10 автобусов и длинный список нужд местной пенитенциарной системы – от говядины и чая до мыла и хлорной извести.

– Владимир Иванович, ваша заявка принимается, за исключением автобусов и грузовиков: эти блага цивилизации нам пока недоступны – федеральные фонды исчерпаны, а своих у нас нет. Вернемся к этому вопросу позже. Легковые машины наскребем по сусекам и подкинем, но только за «живые» деньги с торговой наценкой – это пойдет через госторговлю. Спецконтингенту тоже поможем, но не за деньги, а за ликвидный товар, например, лес, поскольку у нас лагеря в большинстве своем лесные. Согласуйте вопрос в МВД и отстегните «десятину» в областной бартерный фонд. Мы найдем надежных поставщиков, и они будут вас снабжать напрямую с учетом ваших конкретных потребностей. Ценовой паритет по бартерным поставкам отслеживает облплан, но вы можете это контролировать и сами по своим каналам.

Шебалина ответ удовлетворил. Проводив генерала, я сообщил Вахрушеву, что за прокол с «табачкой» он получает строгий выговор.

– Алексей Васильевич, заранее извините, я немного взвинчен сегодня, но то, что случилось, иначе как позором не назовешь. На голом месте мы создали ни в чем не повинному населению большую и острую проблему. Хочу предупредить – если нечто подобное произойдет еще раз, вы снова останетесь без работы. И я уже даже знаю, кем вас можно будет заменить – тем же Козловым, который оказался вполне компетентным товарищем. Вы все поняли?

– Понял.

– На всех социально значимых предприятиях области вы должны знать обстановку как свои пять пальцев.

– Да, конечно.

– Ликеро-водочный завод случайно останавливаться не собирается?

– Нет, ЛВЗ работает сверхурочно, хотя постоянно испытывает перебои с сырьем.

– Возьмите под личный контроль, пожалуйста. Не хватало нам еще и водочных бунтов.

Вошла Варя:

– Михаил Георгиевич, директор табачной фабрики «Прима» товарищ Камалов ожидает в приемной.

– Пусть зайдет.

Камалов робко протиснулся в кабинет. На вытянутых руках он держал какую-то бумажку, прикрываясь ею на манер щита.

– Что это у вас? Никак, индульгенция? Давайте сюда.

Я принял из дрожащих рук Камалова документ, пробежал его глазами и зачитал вслух.

– «Распоряжение. В соответствии с утвержденным графиком разрешить закрытие упаковочного цеха Прикамской табачной фабрики «Прима» на плановый ремонт помещений в период с 1 ноября по 15 декабря 1991 года. Затраты возместить из суммы амортизационных отчислений и отразить в смете общих затрат на производство. Выплачивать работникам, находящимся в вынужденном простое по вине администрации, заработную плату в полном объеме согласно штатному расписанию. Убытки отнести на себестоимость товарной продукции. Председатель облисполкома Румянцев. 1 октября 1991 года». Всем привет от Юрия Геннадьевича! Что это, недомыслие или провокация?

– Ни то, ни другое. Типичный продукт бюрократической машины, – вступился за бывшего начальника Стрельников. – Значится в графике проведение ремонта с 1 ноября, вот за месяц и подготовили соответствующее распоряжение. А график этот, небось, еще при царе Горохе составляли, в прошлой пятилетке.

– А вы, Камалов, куда смотрели? Вы что, в безвоздушном пространстве живете? Не понимаете, что сейчас ваша чертова «Прима» на вес золота?

– Так у меня же распоряжение вышестоящего руководства… Это как приказ… Если б я знал, то, конечно…

– С вами все ясно. Завтра утром получите официальный документ, отменяющий это дебильное распоряжение. К обеду работа цеха и фабрики в целом должна быть восстановлена в полном объеме. Можете приступать прямо сейчас, у вас еще вся ночь впереди. Не сделаете – к вечеру будете уволены. Понятно?

– Понятно! Разрешите идти?

– Нет. Это еще не все. Завтра же в административном здании фабрики должна открыться торговая точка от табачного отдела центрального гастронома. Круглосуточная точка! С минимальной торговой наценкой к фабричной себестоимости – до пяти процентов. Сделаете большую вывеску «Табачные изделия», чтобы я вот из этого самого окна видел вывеску, быстро двигающуюся очередь и счастливых покупателей. Организовать торговлю вам поможет господин Стрельников. А за бесперебойное снабжение вашей фабрики сырьем и полуфабрикатами отныне отвечает господин Вахрушев. Уяснили? Теперь можете идти.

Еще один «привет» от Румянцева (он, кстати, по протекции Стрельникова возглавил областную Торгово-промышленную палату) я получил на следующий день. Из аппарата селекторной связи раздался взволнованный голос Людмилы Григорьевны:

– Михаил Георгиевич, у нас ЧП. Мне только что позвонили с вахты – в здание ворвалась толпа! Сказали, что идут к главе администрации, и, не раздеваясь, стали подниматься наверх. Скоро будут здесь.

– Что за люди, сколько их?

– Кажется, шахтеры. Вахтер сказал – человек пятьдесят, может больше.

– О-кей, заведите их в зал заседаний, пусть там разденутся и рассядутся. Закажите в буфете чаю на всех и скажите, что я выйду к ним через пять минут. И соедините меня с Чугайновым.

Разговор с главой администрации Кизнерского района ничего не дал – о демарше шахтеров Чугайнов не знал и утверждал, что «в Багдаде все спокойно». Что ж, посмотрим, насколько спокойно. Я надел пиджак и пошел в зал заседаний. Вот он – авангард рабочего класса. Здоровые костистые мужики, в складках кожи и под ногтями – въевшаяся угольная пыль. Одежду свалили в дальние ряды, сидят за длинным столом заседаний, пьют чай.

– Здорово, мужики! Хорошо вы тут устроились, уютно – прям министры! Как вам чаек номенклатурный?

С председательского кресла поднялся огромный рыжий человечище.

– Спасибо, конечно, за гостеприимство, но чаем вы от нас не отделаетесь. Мы за машинами пришли!

Тут же поднялся ор. Мужики повскакали с мест, придвинулись вплотную, стали тыкать в нос какими-то бумажками.

– Коллеги, потише, пожалуйста! Сядьте и успокойтесь! Как я понимаю, если выражаться нашим суконным языком, речь идет о льготном обеспечении легковым автотранспортом отдельных категорий трудящихся? Так это мы сейчас быстро порешаем, без шума и пыли. Кто здесь предводитель дворянства? Вы, товарищ? Пройдемте со мной. А вы оставайтесь здесь и допивайте чай. Мы быстро.

В кабинете для себя и для рыжего шахтерского лидера я заказал чай с конфетами. Рыжий повертел в руке «Мишку на севере», саркастически хмыкнул.

– По талонам таких не отоваривают.

– Это специально для меня, с детства их обожаю. Я ведь тоже Мишка. Михаил Георгиевич сиречь. А вас как звать-величать?