Сто часов вдвоем Вот и дожди… сезон непроходимых тротуаров, запотевших стёкол, и «проснувшихся» зонтов; и поцелуи наших рук под мокрым пестрым куполом всё неизбежнее венчают встречи. Томленье душ переплетается с томлением молоденькой весны в витиеватости моих стихов, и, жадно впитывая близкого тебя, я расправляю крылья и взлетаю легче, легче… Не говори, в слова не заключай гармонию минут, ты лишь дыханием войди в меня опять. Отдавшись безусловному порыву /нет, не тел/, останься в утреннем молчанье тих и светел — я слышу /сердцем/. Я готова и хочу так бесконечно много в этой жизни от тебя ещё принять… Мы оба понимаем — сто часов вдвоем тождественны мгновенью… или череде столетий. Мне тебя исключительно мало Я и без слов твоих понимаю, что вне нормы, что странная и другая, не похожа на тех, которые тебя любили, разлюбили, были и есть, и по-детски наивно, и по-женски несносно себя предлагая, ролей не играю /ты способен меня, как с листа, удивительно «чисто» прочесть/. Мне тебя исключительно мало. Катастрофически! И, как правило, сердце рвется за рамки разумного мира не без причины: я за стеклами офиса, словно рыба в закрытом и тёмном аквариуме, задыхаюсь без воздуха /без дозы физической близости конкретного мужчины/. «А в воздухе разлит благословенный август…» А в воздухе разлит благословенный август, и закат спускается на плечи мне ладонями твоими. Схлестнувшиеся судьбы – наша данность: бег назад законно невозможен. Заполняет снова имя всё сердце, целиком — звучит квартет любимых букв, и мысли продолжают танцевать /обнявшись/ румбу, и августом – тобой — самозабвенно «дышит» мир вокруг, и чем-то очень близким /счастьем?/ пахнут твои губы… Она Она, лишенная боязни не успеть, вдруг оступиться где-то, в чем-то ошибаться, писать всё набело, и быть, а не казаться, опять вгрызаясь в обстоятельств злую твердь, несет в груди тепло доверчивого сердца. Она, лишенная болезни «стать как все», идет по чёрной, как по взлётной полосе. Сродни бесстрашию и мудрости младенца её уменье сеять жизнь сквозь «хорошо» и видеть в каждом дне земную благодать. Щедра в желании любить и отдавать, она, лишенная боязни жить душой. Реальность вещих снов
А что есть расстоянье для души? — лишь несколько слогов. Пусть небо, переполненное нежностью моей, истому сбросит сентябрьским дождем… Ты присмотрись /мой Бог!/: на лобовом стекле рисуют капли нас двоих и в эту осень. Желание — в движении руки, дыханье вместо слов. Опять /в неподражаемой манере/ твои губы едва дрогнут, предчувствуя меня. Реальность вещих снов. Примета близкой осени. Предвестник нашей близости. Объятий омут… Ты повторяешься во мне Всё повторяется. Ты видишь? — берёзы наши сбрасывают «золото» с ветвей, порывисто дождём октябрь смешивает уличные краски. Спираль событий, чередуя дни и ночи беспристрастно, приводит в осень нас: «глоток» внезапности свиданья, как горячительный глинтвейн. И снова третье /пережито/пересказано в стихах неоднократно мною/… «Раскрашиваю» чувствами ещё один портрет — с днём ангела тебя. Со вседозволенною щедростью, дарованною свыше, ты повторяешься во мне — твореньями/благословенною ценою. Где-то там Серо. Сыро. Хочется забыться в теплом пледе. Может осень обострилась, может дикая тоска по присутствию тебя? Безмолвием ответит одиноко падающий рваный лист. А свысока Некто мудрый ласково обнимет и прошепчет мне знакомое /и вечное/ про замок из песка, про «святую» эфемерность клятв мужчин и женщин, что в обнимку с поцелуями «стекают» с языка… Я блуждаю где-то там, где в пальцах твоих дрожью не впервые отзывается желание снискать танец женских губ… там, где за гранью «невозможно» резонансно стонет пульс в соприкоснувшихся висках, там, где время не казнит, не ставит нам условий, позволяя ощутить полёт… где любовь живёт в душе, в душе живёт! – не в слове, там, где хочется благодарить, склонившись у Креста. …Снова холст небесный сер. Ноябрь словно плачет: пеленой дождливой осень просится в окно, тиха… Может, утром станет всё светлее, всё иначе, от прикосновенья к твоим снам дыхания стиха? |
