Шибко Силантию с Марьей Байкал сподобился, куда их прошлым летом внук возил. Нынче съездить не удалось, но вот множество дисков с фильмами об этом чудо-озере они имели. Особенно нравился им фильм «На Байкал», а из всех персонажей – бурят Булат. Он в своих помыслах прозрачный, как байкальская вода, в своих поступках открытый, по-детски непосредственный, потому и смешным кажется. Вообще-то, искренние люди сегодня почему-то всегда смешны, как тот Булат. Но речь не о нём, то есть, не совсем о нём.

Увидел Силантий в том кино, как Булат коктейль для друга готовил. Но не коктейль заинтересовал старика, а штучка, при помощи которой готовил Булат это пойло. Такая простая, что проще не бывает. «Вот бы Марье удобство такое, – подумал старик, – и мыть-то эту штуковину проще простого – прополоскал в воде, как чищеную морковку, и все дела».

Решил Силантий сделать своей Марье на семидесятилетие подарок, сюрприз, то есть. Ну, а сюрприз, на то он и сюрприз, что о нём никто не должен ведать раньше положенного срока. Силантий только у внука поинтересовался, где такую ценную вещь приобрести можно. Внук от изумления глаза вытаращил и, с трудом сдерживая хохот, спросил:

– А тебе-то зачем эта штука?

– Да так, я просто так спросил, для антиресу, – уклонился Силантий от прямого ответа. Уклонился исключительно потому, что внук может опередить его и тоже купить в подарок бабушке эту штучку.

Назавтра Силантий поехал на маршрутке в райцентр и быстро нашёл «Секс-шоп». Внук сказал, что только там продают то, чем Булат коктейли делает. Быстро нашёл, потому что добрые люди маршрут подсказали. Правда, они почему-то удивлялись тому, что именно эта торговая точка нужна старику, по нескольку раз уточняли, но старик упрямо твердил, что «тое», за чем он ехал в такую даль, находится только в «Секс-шопе».

Подарок на Марьин юбилей Силантий увидел сразу. Ткнув скрюченным артритным пальцем в стекло витрины, он обратился к молоденькой продавшице:

– Покажи-ка, внученька, мне тую вещицу.

Девушка с изумлением, точь-в-точь, как внук Сергей и те добрые люди, воззрилась на старика и с трудом выдавила:

– Дедушка, вам-то это зачем? Вы что, гей?

– Та ни, я не Гей, я Силантий. А еты струмент я хочу подарить своей Марье на юбилей. Ей через месяц семьдесят годков стукнет.

– А Марье-то он зачем в её возрасте? – ещё больше удивилась продавщица.

Силантий в свою очередь удивился неразумности молодёжи:

– Як зачем? Старая она уже, у ей же руки болят взбивать яйца там со сметаной или муку на блины размешивать. А с этим миксером раз-два – и готово!

После того, как довольный покупкой Силантий покинул «Секс-шоп», там долго стоял гомерический хохот.

А вот Марья не стала смеяться, когда сияющий, как юбилейный рубль, Силантий вручил ей этот «миксер». Она всё поняла, потому что понимала своего старика лучше, чем понимали его все родные и знакомые, понимала его даже лучше, чем он сам себя понимал – как-никак, а их золотая свадьба уже позади…

Говорят, у человека не может быть две родины, как не может быть двух матерей. Неправда! У неё было две матери, две родины и даже два отца. Вот только бабушка была одна-единственная. Одна на двоих. Варвара Трофимовна, которую все называли баба Варка.

На широкой русской печи всегда тепло и уютно. Пахло тыквенными семечками и луком, днем там можно играть в костянки, а по вечерам слушать бабушкины сказки, в которых всё хорошо заканчивалось. Волька любила её, эту русскую печь, любила свою бабу Варку, тётку Машу, дядьку Василя, который являлся не только родным отцом её двоюродного брата Коли, но и крестным самой Вольки.

Вообще-то, Волька была Ольгой, только белорусы это имя произносят, как Вольга, а уменьшительно-ласкательно – Волечка или Волька. Против Вольки Ольга не возражала, ей было всего три года. Но она возражала против того, что баба Варка, снимая пенки с топлёного в глиняном горшке молока, давала эту вкуснятину не только ей, но ещё и Коле, хотя Колю Волька очень любила. Зимой он катал её на санках, летом – на велосипеде, рвал для неё самые вкусные яблоки, самые сочные вишни и всегда защищал от противных соседских мальчишек. Ему она готова была отдать все, кроме желто-коричневой и бесподобно вкусной молочной пенки.

Коля тоже любил Вольку и каждый раз собирался уступить ей свою долю пенок, но когда баба Варка протягивала ему деревянную ложку с этим исходящим парком чудом, сам не понимал, как оно оказывалось в его желудке. Он виновато смотрел на Вольку и шепотом обещал исправиться к завтрашнему утру, а сегодня отдать ей в качестве компенсации одну из своих двух конфет, которые вечером как подарок «от зайчика» принесёт им батька. Таким образом, у Вольки их будет целых три!

Коля был чуточку постарше своей сестренки и уже умел считать до десяти.

Волька называла крестного папой, а свою тётку Машу – мамой. Они не делали различия между родным сыном и племянницей. Напротив, Вольке всегда доставалась большая доля внимания, потому что она младше Коли, она девочка и слаба здоровьем. Да разве могло быть иначе, если родители Вольки два года назад привезли её к ним восьми месяцев от роду и уехали опять на Сахалин? Нет, у Вольки хорошие родители, они не бросили её, просто так сложились обстоятельства, что остаться на материке у них не было никакой возможности.

Вот поэтому и получилось, что тётя заменила Вольке мать, крёстный – отца, Коля – родных братьев и сестер, а баба Варка – всех прочих недостающих родственников. И не только на три года – на всю её, Волькину, жизнь.

Сахалинское заточение «врагов народа» и родителей Вольки, наконец, сменилось Сибирью, куда они и увезли трёхлетнюю дочку. Увезли, чтобы через год вновь посадить её на теплую печь под крыло доброй бабы Варки, тётки Маши и крёстного. Волька была больна.

Белорусская семья опять отпаивала девчушку парным козьим молоком (кстати, именно для неё было приобретено это экзотическое для тех мест животное) и свежими куриными яйцами. Выходили. Ожила Волька.

Дети снова вернулись к прежним играм, баба Варка так же, как и год назад, баловала их вкусными пенками и рассказывала сказки, а батька после работы приносил им по две конфеты «от зайчика», одну из которых Коля, как и прежде, отдавал сестрёнке.

Так и металось Волькино полосатое чёрно-белое детство между Сибирью и Белоруссией.

К тому времени, когда Колю призвали на службу в армию, Волька стала уже Ольгой, жила в Сибири и заканчивала среднюю школу. Теперь их связывали письма да бесконечная родственная любовь брата и сестры. Куда пойти учиться дальше? Здесь сомнений не было. Только в Белоруссию, только туда поедет она! К бабе Варке, к тетке Маше, к крёстному! А там и Коля вернется, и опять они будут все вместе. Конечно, игра в костянки и пенки с топленого молока остались в детстве, но Ольге, пусть и повзрослевшей, так не хватает её старшего брата и любимой белорусской семьи!

Баба Варка решительно не желала признавать «русскую взрослую Ольгу» и звала её прежним именем. Да и для тёти Маши с крёстным она оставалась всё тем же маленьким, беззащитным дитём, той же Волькой, пусть даже теперь она и учится в университете.