Перед запариванием веник окатывают холодной водой – так он не будет терять листочки и пыль заодно смоется. Потом, минут за пятнадцать до того, как веником начнут пользоваться, его помещают в эмалированное ведро, заливают кипятком и накрывают плотной тканью.

Ах, какой запах разольётся, когда снимешь с ведра накидку да ещё плеснёшь из него на каменку ковш берёзового настоя!

Ещё Вера Николаевна, чтобы изнутри себя охлаждать и жажду утолять, всегда берёт в баню хлебный квас, приготовленный весной на том же самом берёзовом соке.

Вот в такой жарко натопленной бане мать и дочь смыли с себя прошлогодние неприятности, вдоволь нахлестались запашистым берёзовым веником и напоследок ополоснулись тем же настоем из ведра, разбавленным холодной водой – волосы после этого становятся шелковистыми, блестящими, а тело – атласным и будто невесомым.

– Хорошо-то как! – завернув себя в махровое банное полотенце размером с двуспальную простыню и блаженно развалившись на кровати, расслабленно произнесла дочь.

– Да, – согласилась с ней мать и тоскливо подумала: «Для меня хорошего-то только на два дня, а потом опять бессрочное одиночество. Хотя, почему бессрочное? Мой закат уже не за горами».

Будто прочитав её мысли, Наташа вздохнула.

– Я бы рада чаще тебя навещать, да ведь работа. Сама понимаешь, в бизнесе кручусь, а разве работодателю понравятся частые отлучки его подчинённой? Да и логистика требует моего постоянного присутствия.

Всё понимает Вера Николаевна, вот даже сегодня этот работодатель дочери звонил. Ну, конечно, сначала с наступающим Новым годом её поздравил, пожелал там чего-то, а потом они минут десять говорили про какие-то вагоны, то ли уже на товарной станции стоящие, то ли ещё находящиеся где-то в пути.

Праздничный стол был накрыт довольно прилично, как в старые добрые времена. Шампанское, фрукты и деликатесы вроде красной и чёрной икры привезла дочь, соления, варения – домашние заготовки, а вот сытные блюда Вера Николаевна уже не первый год готовит из мяса, купленного либо на рынке, либо у кого-нибудь из односельчан. Нынче ей повезло, да так, что даже самой неловко. Саша Извеков, друг её сына Димы, ещё в ноябре привёз Вере Николаевне домашней телятины целых тридцать килограммов и по такой низкой цене, в которую сегодня никто не поверит, а два килограмма так и вообще подарил. Да не только привёз, он ещё тут же отделил мякоть и порубил кости на мелкие части.

Кроме этого, когда Извековы забили кабанчика, это было уже в конце декабря, Сашина жена Света отправила Вере Николаевне новогодний подарок: целую свиную голову на холодец, мяса и сала килограммов на пять. Вера Николаевна пыталась рассчитаться, так Саша, привезший всё это, даже обиделся – подарок ведь.

Конечно, столько мяса одной-то ей ни в жизнь не съесть за зиму, пусть и длится она у них более полугода, но Вера Николаевна весной закатает остатки в стеклянные банки в виде тушёнки, которую так обожают её дети. Раньше, когда они держали своё хозяйство, Вера Николаевна всегда на лето мясо тушила. И одно мясо, и с квашеной капустой.

Саша и Наташу с электрички встретил, до самого дома доставил, а когда она попыталась вручить ему плату за это, так он опять обиделся. Как тогда, когда подарок привёз.

Нет, конечно, зря Вера Николаевна месяц назад думала, что сегодня каждый сам по себе – никто ведь не знал, что ей плохо. Вот когда узнали, так Света Извекова по телефону даже отругала её:

– Что же вы, Вера Николаевна, нам не сообщили? Если надо чего, звоните обязательно!

Раиса Степановна, бывшая коллега и давняя приятельница, узнав о приключившейся с Верой Николаевной беде, сама прийти не смогла – с высоким давлением боролась, но сразу же своих внучек отправила обслужить болящую.

Правда, к тому времени Вера Николаевна уже и без помощников со всем потихоньку справлялась, а с девочками они отменно почаёвничали.

Женщине опять стало невыносимо стыдно за те нелепые мысли о человеческой черствости. Люди разные. Везде. Всегда. Так и должно быть, потому что не будь зла, как бы мы узнали, что есть добро? Вот что она увидела, когда после той травмы впервые за неделю вышла за калитку? Разметенную соседями широкую дорожку от ограды и до самой проезжей части.

Неправда это, что «сегодня каждый сам по себе», люди в своём большинстве всегда остаются людьми. На том и стоим.

Окинув придирчивым взглядом праздничный стол и не найдя отклонений в сервировке и нарушений в традиционном меню, Вера Николаевна хотела было всплакнуть на радостях, что не одна Новый год встречает, но не успела. Стрелка часов приближалась к заветному числу, и слезопад пришлось отложить до другого случая.

…Через день дочь уехала домой, в свою шумную и суетную городскую жизнь, а Вера Николаевна, проводив глазами сигнальные огоньки такси, ещё долго стояла на высоком крыльце и слушала звенящую тишину морозного январского утра. Второго в новом году.

Вот и ещё один год ушёл в прошлое. Каким он был? Да обыкновенным. А что принесёт год грядущий? Поживём – увидим. Закат уже не за горами? Возможно. Но не горы окружают её село. Солнце садится за прекрасной сибирской тайгой, которая начинается сразу за огородами, и, как ни посмотри, на первом плане – тайга, а закат – это уже после. Так что Вера Николаевна не будет больше жить в ожидании своего заката. Она будет просто жить.

Она перелезла через забор своего огорода и сразу же очутилась под сенью вековых елей и гладкоствольных берёз – подворье граничит с сибирской тайгой, таинственной и прекрасной. Это её тайга. Это её мир.

Сегодня Вера Николаевна особенно остро ощутила приближение осени. Осени в природе. Осени в её жизни. Услужливая память процитировала незабвенные есенинские строки о благословении тому, что «…пришло процвесть и умереть», а в голове рождалось своё, выношенное подсознанием:

Стоп! Дальше не надо, потому что в заключительной строке может рифмоваться то, о чём ей думать совсем не хочется. Во всяком случае, здесь, где так царственна осанка деревьев и лёгкий ветерок колышет их густые кроны. Во всяком случае, сейчас, когда в душе полный покой, а сама она находится в согласии с собой и со всем миром.

Это и есть умиротворённость, подумала она и, очистив широкий пень от прошлогодней хвои, присела на него. Сквозь густую листву берёз, чуть тронутую легкой позолотой осени, пробились лучи заходящего солнца. Они заиграли на уже пожухлой траве, на белых кроссовках и на чудом уцелевших нескольких ягодках шиповника.

Мир и покой.

Почему люди не могут жить в той же гармонии, в какой живёт её тайга? Ведь в ней, в её тайге, всем хватает места под солнцем. Зачем суетиться, отнимать у другого то, что тебе не принадлежит? Зачем лгать, воровать, убивать? Ради наживы? Но неужели гомо сапиенс не может понять, что на тот свет он с собой ничего не унесёт?

Да… Гомо-то мы, конечно, гомо, но все ли мы сапиенс?

Ей вдруг вспомнился рассказ о чукче, который вытащил сеть с богатым уловом, но взял всего двух лососей, а остальную рыбу выпустил в море. Вопрос, почему он так поступил, чукчу несказанно удивил: