Нет, это она зря, есть там и хорошее, вот только мало его. В основном, грязь. Вместо имён у людей какие-то «ники». Даже на литературных сайтах – маскировка.

Против псевдонимов Вера Николаевна ничего не имеет, когда они благозвучны. Но вот как понять, кто написал тебе рецензию, если под ней стоит подпись: «Ещё Один Дождь»? Даже пол этого Дождя не определишь.

Вера Николаевна на своей странице имя и фамилию написала в соответствии с паспортными данными, фото тоже своё выложила, указала место проживания, даже возраста не утаила. Чего ей маскироваться-то? Она не рецидивистка, чтобы скрываться под кличкой, которая в уголовной среде «погонялом» зовётся, а того, сколько ей лет отстучало, так и вовсе никогда ни от кого не скрывала.

Правда, год рождения убрать пришлось, так как он с фото не совпадает, потому что она на всех снимках выглядит всегда моложе, чем в жизни. Посмотрит читатель на неё, сравнит с годом рождения и смеяться будет: «Молодишься, бабушка, снимок-то, наверное, ещё с советских времён». А как ему объяснишь, что это не так и фотографировалась она специально для «аватарки» на своей странице?

Вообще-то, до событий на Украине (или в Украине?) почти у всех авторов были и места проживания указаны, и фото, а кое-кто так и возраста своего не таил. Теперь же многие из них ушли в глубокое подполье. Зачем?

Сообщать адрес, номер дома и квартиры, конечно, ни к чему, но страну-то свою ведь можно указать.

Теперь Вера Николаевна старается читать только тех, у кого и имя нормальное, без завихрений, и что-то о себе написано. Такие авторы у неё большим доверием пользуются, чем «безликие» и «бездомные». А тех, что под какими-то «никами» непонятными, вроде того Дождя, который, слава Богу, пока Ещё Один, она, вообще, стороной обходит.

Женщина остановилась, поймала летящую нить паутины бабьего лета и вдохнула враз повлажневший воздух. Вот и озеро. Как же вовремя засверкало оно своей лазурной гладью, а то она, эта добровольная пленница интернета, ещё, чего доброго, и на анализ прочитанного перекинулась бы.

Озерко было спокойным и безмятежным, только лёгкий ветерок вызывал рябь, то собирая в пучки отражающиеся на зеркальной поверхности солнечные блики, то разгоняя их в разные стороны.

Вот она, та самая лавочка, которую муж смастерил из подручных материалов: двух пеньков и трех срубленных, да и брошенных здесь же осинок. Срубили их, видно, забавы ради. Мужа давно уж нет, а лавочка оказалась на диво живуча.

Вера Николаевна присела на краешёк немудреного сооружения, вытянула уставшие ноги и огляделась вокруг. Нет, за прошедший год здесь ничего не изменилось. Так же чиста вода в озерке, на том же месте и когда-то «исцелённая» мужем берёза. Никуда не убежала, и никто не тронул её, голубушку. Вспомнила, как пришли они сюда в первый раз. Она тогда поразилась, что озерко не застоялось, не затянулось тиной, а муж объяснил, что оно питается подземными ключами, и показал ей место, где тоненький, но проворный ручеёк уносит из озерка лишнюю воду. Это было ранней весной. Деревья оживали, берёзы исходили соком. А вот одна из них, тогда ещё почти дитё, совсем не радовалась весне. Муж внимательно осмотрел деревцо со всех сторон и показал Вере Николаевне причину: «Видишь, брали сок, но надрез сделан слишком глубоко. Да и молоденькая она совсем, не надо было её трогать. Погибнуть не погибнет, а вот болеть будет долго».

Потом он на берегу озерка наковырял глины, смочил водой, замазал берёзке рану и забинтовал своим шарфом. Шарф, точнее, то, что от него осталось, сняли уже в сентябре, когда окрепшая и подросшая за лето берёзка роняла свои золотые листочки.

Они часто ходили сюда. И зимой на лыжах, и весной, и летом, и осенью. Теперь она ходит сюда одна. И только осенью. Вера Николаевна даже свой возраст отсчитывать начала не по летам, а по прожитым осеням. Почему? Да кто его знает. Может, потому что родилась не только в последний месяц этой поры года, но и в последний её день? Может, потому что со смертью мужа закончились её лета, даже те, что бабьими называются, а впереди только осени да зимы, и некому залечивать надрезы на её душе, вольно иль невольно людьми сделанные?

Правда, есть ещё вёсны, так это, вообще, не про неё.

Сейчас наступила очередная осень её горького вдовьего одиночества, а всего ею прожито сорок четыре… лет и семнадцать осеней. Да, почтенный возраст.

Спустившись к озерку, Вера Николаевна ополоснула в холодной воде руки и, пообещав лазурной глади встречу через год, пошла той же тропой домой. Дойдя до своего пня, присела отдохнуть. Куда торопиться-то? Дети живут в большом городе, звонят часто, навещают по мере возможностей, но сегодня дом её пуст. Зачерпнув сложенными лодочкой ладонями ворох золотых листьев, она поднесла их к лицу и закрыла глаза. Согретые не по-осеннему щедрым на тепло солнцем, они всё ещё пахли летом.

Ну, надо же, как втемяшилось-то! Прямо заклинило её на этом четверостишии! Будто других стихов на эту тему и знать не знает!

Вера Николаевна вспомнила вчерашнего виртуального собеседника, который написал, что люди воспринимают красоту по-разному: одни преклоняются перед ней, другие боятся, а потому и «топчут ногой». С этим Вера Николаевна была согласна, но попыталась реабилитировать поэта:

«Вешняя леса краса» – это зелёная листва и нежная травка. Весной они, действительно, украшали лес. Но пришла осень, и листья упали нам под ноги. Так что не красу «смело топчу я ногой», а то, что от неё осталось осенью – жёлтую листву. «Смело» – это потому что вешней красе уже не причинишь вреда, время её прошло».

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.