«Больная до приезда скорой помощи половой жизнью не жила».

Это точно. Когда-то Галина Борисовна работала в профкоме, писала статьи, защищала диссертации, а сейчас получила паспорт, по которому ей опять двадцать пять… Только анкеты заполняет другие… Раньше писала: «Мужа нет, детей не имею, учусь в Институте культуры. Есть друг-художник, но он практически вылечился». А сейчас — креатив в искусстве, алгоритм проектирования, само собой, новости, обзоры, дайджесты, аналитические статьи, рерайт, слоганы. Работает с seo-текстами под семантическое ядро с оптимальной плотностью ключевых слов. Как всегда, общительная, трудолюбивая, легко обучаемая, участвует во всех политических мероприятиях… Мне ее не хватает, вдруг с ужасом понял я… Без Галины Борисовны нет искусства… Я ничего не могу без нее… «Если бы мне помогли облупить, как яичко, всех этих мошенников-диверсантов, — кричала мне Галина Борисовна из Парижа по телефону, — оставить им их помятую скорлупу, ничтожества, хватит с них!..»

Но ты в Париже, думал я, разглядывая кровавое московское небо.

Возьми и вернись. Пусть тебе опять и опять будет двадцать пять, хотя бы по паспорту.

Ты же единственная, других таких нет! Ты, как кислота, разъела мне сердце. Это только казалось, что ты можешь все. Нет, конечно, иначе не прятала бы свою крошечную татушку. Признайся, наконец, что тебе всегда хотелось комплиментов, даже от двуглавых вождей. Ты веками ждала от нас комплиментов, а мы лезли с этими знаками зодиака. «Вы Скорпион, да?» Вот она и отвечала: «Саб-зиро».

Черная тушь…

Галина Борисовна звонит из Северной Кореи…

Она говорит, что художники там работают коллективами.

У них там есть особенные специалисты по сапогу, по кителю, по наградам. Скажем, заказные портреты больших людей они всегда начинают с обуви. «Ты попробуй, — советовала она. — Новые течения».

Галине Борисовне можно верить, но я люблю работать один. Для меня будущее — всего лишь сегодняшний день. Вот я прожил очередной день — и хорошо, и завтра хочу прожить такой же. Какая чудесная однотонная тушь. Я тоже начинаю портрет нашего Большого человека с обуви. Ботинки — хорошая вещь. Элегантным ботинком можно запустить в недоброго человека, в грубом ботинке можно пройти по колючей рифовой отмели. Я начинаю писать портрет с пары ботинок, всегда с одной пары, но рядом почему-то возникает другая. Чисто российская бинарность. Не знаю, почему. Пара элегантных (или грубых) ботинок, всегда смотрящихся как две пары. Может, это потому, что засоленный в кадушке лама все еще находится в земле? Не тлеет, не тухнет.

Как работать, не зная, существует или нет бессмертие?

Зверь на холме смотрит вперед, но не в будущее.