Разговор, начатый в полдень, продолжался и после завтрака, за которым г. Сазонов и г. Палеолог опять уговаривали меня объявить солидарность Англии с Францией и. Россией. Помимо того, что я не имел права делать заявления, которое обязывало бы британское правительство, я решил не говорить ничего, что могло бы быть истолковано как поддержка намерения России объявить войну Австрии. Если бы я это сделал, то не только уменьшил бы возможность мирного решения вопроса, но дал бы лишний повод Германии доказывать, что мы толкнули Россию в войну, как она и сейчас пытается это доказать. Я поэтому ограничился указанием, что британское правительство, возможно, объявит в Берлине и в Вене, что так как нападение Австрии на Сербию вызовет выступление России, то Англия не сможет остаться в стороне от всеобщей войны. Это не удовлетворило г. Сазонова, утверждавшего, что мы увеличиваем шансы войны, отказываясь объявить свою солидарность с Россией и Францией.
Получив мой телеграфный отчет об этом разговоре, сэр Эдуард Грей ответил: "Вы совершенно правильно определили при таких тяжелых обстоятельствах позицию британского правительства. Я всецело одобряю все, сказанное вами, и не могу обещать большего со стороны правительства".
Если передать все разговоры в различных столицах и все телеграммы в течение этих критических дней после предъявления австрийского ультиматума, можно написать целую книгу. Поэтому я ограничусь только теми, которые имеют отношение к позиции России и к тем советам, которые мы предлагали в Петербурге и которые могут доказать несправедливость утверждений некоторых немецких писателей, пытающихся возложить на Великобританию и Россию ответственность за войну.
Таковы, напр., двое из них, — г. фон-Бетман-Гольвег и барон фон-Шён, бывший тогда посланником в Париже. Первый в своих "Betrachtungen zum Weltkriege"[16] утверждает, что в то время, как Германия делала все, что могла, чтобы удержать Австрию, мы воздерживались от того, чтобы рекомендовать России умеренность. Последний в своих "Мемуарах посла" идет гораздо дальше. Он обвиняет Россию в том, что она вызвала войну с целью избавиться от опасности внутренних осложнений, а Англию — в том, что она не выказывала никогда ни малейшего намерения содействовать сохранению мира своими действиями в Петербурге. Он, наоборот, изображает дело так, что Англия уничтожала усилия Германии устроить непосредственные переговоры между Петербургом и Веной тем, что поддерживала непоколебимость русской позиции. Далее он утверждает, что Россия решилась на мобилизацию только вследствие уверенности, что она может рассчитывать на нашу поддержку.
С другой стороны, его защита линии поведения германского правительства так поучительна, что я хочу передать ее. Австрия, по его утверждению, соперничала с Россией из-за первенства на Балканах, а Германия поддерживала своего союзника и защищала его независимо от своих собственных интересов. Австрийское правительство решило требовать полного удовлетворения за убийство в Сараеве, доказавшее необходимость раз и навсегда покончить с центром (в Белграде) разрушительной деятельности сербов в юго-восточных частях Габсбургской монархии. Ультиматум был составлен в самых резких выражениях с целью обеспечить действительные гарантии на будущее время, так что Сербии было предложено либо вполне подчиниться требованиям Австрии, пожертвовать частью своих суверенных прав и отказаться от связи с Россией, либо принять на себя все последствия отказа от этого требования. Спрошенная о совете Германия признала, что этим только обостряется опасность, угрожающая существованию ее союзника и косвенно ее собственному. Конечно, она не могла отказать в своем согласии и поддержке, потому что, если бы в результате разрушительной работы сербов Австрия распалась на части, она лишилась бы союзника. Поэтому Германия объявила о своем намерении остаться верной союзнице, чтобы предупредить чье бы то ни было роковое вмешательство со стороны. Она предложила локализовать конфликт, но ее предложение было отвергнуто благодаря тому, что Россия выступила защитницей Сербии и объявила, что она не может остаться равнодушной к конфликту. Наконец, барон фон-Шён порицает сэра Эдуарда Грея за его предложение созвать конференцию из четырех непосредственно не заинтересованных держав, так как этим предложением он нарушил принцип невмешательства, которому Германия придавала такое значение. Одним словом, согласно барону фон-Шёну, Германия соглашалась держать цепь, пока Австрия сделает Сербию своим вассалом, хотя она знала, что Россия никогда не допустит нападения Австрии на Сербию.
В дальнейшем я передаю о моих последовательных разговорах с г. Сазоновым, из которых выяснится, насколько разнится от этих описаний действительная позиция русского и британского правительств.
Наш разговор предыдущего дня мы продолжили 25 июля. Сазонов утверждал, что Австрия стремится утвердить свою гегемонию на Балканах, и то, что она предприняла в Белграде, направлено против России. Позиция Германии, с другой стороны, зависит от позиции Англии. До тех пор, пока она рассчитывает на наш нейтралитет, она пойдет на все; но если Англия твердо станет на стороне Франции и России, войны не будет. Если она этого не сделает, прольются реки крови, и, в конце концов, она будет вовлечена в войну. Хотя я боялся, что его предсказание почти правильно, но я мог повторить только то, что я говорил царю в одной из описанных в предыдущей главе аудиенций, т.-е. что Англия лучше проведет роль посредника в качестве друга, который, в случае пренебрежения его советами умеренности, может превратиться в союзника, чем если она сейчас же объявит о своей полной солидарности с Россией. В то же время я выразил глубокую надежду, что Россия предоставит британскому правительству время использовать свое влияние, как мирного посредника, и не будет торопиться с мобилизацией. Если она ее проведет, предостерег я его, то Германия не удовлетворится контр-мобилизацией, но сразу объявит ей войну. Г. Сазонов возразил, что Россия не может разрешить Австрии обрушиться на Сербию, но, что я могу быть уверен, что она не предпримет никаких военных действий, если ее к тому не принудят.
На следующий день, 26 июля, он сообщил мне, что в разговоре с австрийским посланником он предложил, чтобы Вена с Петербургом непосредственно сговорилась, нельзя ли найти формулу, которая, удовлетворяя основным требованиям Австрии, была бы более приемлема для Сербии. По его словам, он сказал графу Сапари, что он вполне понимает мотивы, заставившие Австрию предъявить ультиматум, и что, если она согласится пересмотреть некоторые из его пунктов, было бы нетрудно прийти к удовлетворительному решению.
В ответ на вопрос, с которым он обратился ко мне во время нашей беседы, я сказал ему, что мои заявления от 24-го числа вполне одобрены сэром Э. Греем, как вполне определяющие позицию британского правительства. Я прибавил, что оно употребит все усилия, чтобы предотвратить войну; но для успеха его стараний необходимо, чтобы Россия прибегла к мобилизации лишь как к самому крайнему средству.
В ответ на мое сообщение 27 июля о предложении сэра Э. Грея — созвать конференцию из четырех послов в Лондоне — г. Сазонов ответил: "Я начал переговоры с австро-венгерским послом об условиях, на которых Австрия могла бы пересмотреть свой ультиматум Сербии. Если непосредственное объяснение с Веной окажется невозможным, я готов принять предложение сэра Э. Грея или всякое другое предложение, способное привести к благоприятному разрешению конфликта".
Вследствие угрожающего международного положения британскому флоту, сосредоточенному в Портланде, был отдан приказ не рассеиваться для маневров. Сообщая русскому послу об этом, сэр Эдуард Грей позаботился объяснить, что это не более как обещание дипломатической поддержки.
28 июля обстоятельства решительно изменились к худшему. Граф Берхтольд не только отклонил предложение г. Сазонова о непосредственных переговорах между обоими правительствами, но Австрия даже объявила войну Сербии. Россию не могли удовлетворить никакие заверения Австрии относительно целости и независимости Сербии, и в тот день, когда австрийская армия перешла бы сербскую границу, был бы отдан приказ о мобилизации против Австрии. Я тем не менее еще раз порекомендовал ему воздержаться от военных мероприятий, которые могли бы быть истолкованы, как вызов Германии.
