Занимаемая должность: старший уполномоченный Комитета по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлита).

Родился 21 января 1919 г. в Ташкенте.

Русский. Отец русский, мать узбечка.

Социальное происхождение – рабоче-крестьянское.

Член КПСС с 1941 года, партбилет No 12108742. Ранее в партии не состоял, в других партиях не был, из рядов КПСС не выбывал, партийных взысканий не налагалось.

Окончил Военную ордена Ленина Академию бронетанковых и механизированных войск Красной армии имени Сталина в 1950 г. Диплом No х 8642.

Подполковник бронетанковых войск запаса, комиссован. Военный билет No ТБ 1722048. Код 012/001200.

Правительственные награды: Герой Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали Золотая Звезда, других орденов и медалей 29.

Паспорт IV СЕ No 764802 выдан 52 о/м Москвы 29 мая 1961 г. взамен воинского удостоверения. Действителен до 29 мая 1971 г. Прописан постоянно: Москва Б-232, Русаковская ул., д. 25. кв. 17. Тел. дом. 264-88-14.

ПОБЕДЫ И ПОРАЖЕНИЯ ДЕЛЕЗА ВОЛОБУЕВА

Ни единый штрих в генеалогическом древе и последующей биографии Делеза Николаевича не предсказывал, что он станет работать рядовым уполномоченным Главлита. Он опустился в цензоры по недоразумению.

Отец его был хотя и малограмотным, но страстно преданным делу большевиком-ленинцем. Отсюда и взялось красивое имя его сына Делез, с одной стороны, похожее на пышные восточные имена, а с другой, означающее: «Дело Ленина завершим!»

Волобуев-отец был послан с красным отрядом на борьбу против басмачей и баев для установления советской власти в Средней Азии. В это время Бухарский эмир, ярый враг Советов, как раз сильно страдал от сифилиса. А в медицинской науке уже было совершено открытие, что все болезни происходят от нервов и только сифилис – от удовольствия. Дабы пресечь болезнь, придворный врач, немного недоокончивший не то Сорбонну, не то Махачкалу, рекомендовал эмиру полностью заменить контингент и набрать в гарем новых чистых девушек, посредством общения с которыми наступит у эмира выздоровление. Кадровики эмира, вооруженные винтовками, хватали соответствующих девушек и увозили в Бухару.

Прибыв на место, большевик Николай Волобуев решил, что лучшим способом агитации несознательных узбеков за советскую власть будет противодействие эмиру в выздоровлении за счет трудящихся женщин, ибо эти женщины должны принадлежать узбекским рабочим и крестьянам. Но когда четверо красноармейцев со своим смелым комиссаром отбили у эмирцев трех юных узбечек и разглядели их без паранджи, трое немедленно на них женились. Двоим, оставшимся неженатыми, стало понятно, что дрались они вхолостую. Среди женившихся был комиссар Волобуев.

После победы над эмиром Николай Волобуев занял пост заместителя Наркома просвещения и работал на этом посту до 37-го, когда был расстрелян в качестве врага узбекского народа «за попытку превращения республики обратно в Бухарский эмират». Делезу было восемнадцать, а рано овдовевшей матери его тридцать четыре. На руках у нее оставалось пятеро детей, и она носила шестого.

Когда началась война, Делез Волобуев решил кровью смыть со своей семьи позор отца, от которого они с матерью полностью отреклись. В танковых войсках он был механиком, водителем, командиром танка. Попадал в окружение и выходил, горел и шел на таран. Он с отчаянным упорством искал смерти, но таких, как известно, косая не берет. Ордена сыпались на него. Он получил бы вторую звезду героя, но ему со скрипом вручили первую из-за противодействия спецчасти, которую смущали дефекты его биографии. Однако фронтовая печать освещала его подвиги охотно и даже приписывала их магическому смыслу его имени.

Всю войну Делез вырезал из газет статьи про свой героизм, надеясь числом хвалебных строк перевесить одну строку: «Сын врага народа». И, видимо, перевесил, поскольку был откомандирован учиться в бронетанковую академию. Герой Советского Союза подполковник Волобуев после академии командовал различными соединениями и служил в Генштабе, где занимался секретным сталинским планом полного освобождения Европы для окончательной победы коммунизма.

По вечерам ему нравилось доставать старые газеты и читать о своих подвигах. Жаль только, что об этом за пятнадцать послевоенных лет не написали больше ни разу. Делез решил, что он сам напишет книгу о себе – не хуже тех, что выходили. И еще ему, честно заработавшему звание героя, вдруг пришло на ум, что напишет он, как было, в отличие от тех звучных слов, которыми пенились известные ему книги.

Жена одна безропотно возилась с детьми, он писал. Написал много и стал носить по редакциям. Везде охотно брали почитать, но везде отказывали. Волобуев не понимал в чем дело. А дело было в том, что акценты у него переставлялись чуть-чуть не так, как нужно.

То, захватив немецкий город, наши части грабили местное население, то солдаты располагались ночевать в особняке, выгоняли хозяина, но оставляли его дочерей. То появлялись в воспоминаниях поляки и чехи, которые стреляли в наших солдат. И еще герои волобуевской литературы сражались с криками: «За родину! За Сталина!», а после 56-го в книгах сражались уже не за Сталина, а за партию. Наконец неудачливый автор разделил свою рукопись на две части: можно и нельзя. Оказалось «можно» так мало по сравнению с «нельзя», что от произведения Волобуева вовсе ничего не оставалось.

В это время он уже вышел на военную пенсию, поскольку год в армии засчитывается за два, и решил слетать на родину, в Ташкент. В самолете рядом с ним сидел человек маленького роста, лицо знакомое, но Делез его сперва не признал. А когда сосед языком ловко перекатил сигарету из одного угла рта в другой, Волобуев вспомнил. Этот человек командовал его танкистами и шоферами, когда в 56-м очищали улицы Будапешта от трупов. Они даже разговаривали, стоя на мосту между Будой и Пештом, прикидывая, какой объем работы остается. Они были награждены орденами по одному списку.

Волобуев услышал, что Ягубов руководит теперь издательством агентства печати «Новости». Он решил, что это судьба и написанное им наконец-то увидит свет. В Ташкенте Волобуев привел Степана Трофимовича к бюсту, который поставили его отцу. Тут Ягубов и предложил Делезу протащить его на должность уполномоченного Главлита.

Теперь Волобуев зорко вглядывался в произведения других авторов, чтобы у них не проскакивало чего-либо такого, что было написано им самим. Внешне отношений со Степаном Трофимовичем они не поддерживали, поскольку находились на разных уровнях, но когда Ягубова перевели в «Трудовую правду», он перетащил Волобуева. Тут и начал разворачиваться по-настоящему цензорский талант Делеза Николаевича. Не печатать других оказалось даже интереснее, чем напечатать себя.

Начал он не просто с запрещений, а с кропотливых разъяснений сотрудникам, о чем и почему нельзя писать. Государственной тайной является точное расстояние между двумя городами, любые абсолютные цифры производства промышленной продукции (можно только проценты). Запрещено упоминание колхозов, выращивающих мак. Нельзя критиковать недостатки изделий, если они продаются за границу, ибо это подрывает нашу внешнюю торговлю. От разъяснений Волобуев перешел к воспитанию сотрудников газеты.

– Обязанность всего коллектива редакции, – говорил Делез Николаевич, выступая на летучке, – помогать Главлиту. Проявляйте инициативу: при отказе авторам ссылайтесь не на цензуру, а на ваше собственное решение.

В индивидуальных беседах Волобуев просил не называть его цензором. От этого слова веяло чем-то холодным.

– Я простой политический редактор…

Макарцева это раздражало. Но по свойственной ему деликатности он не вмешивался в решения лиц, ему не подчиненных. Однако в душе он считал, что не позволит Главлиту встревать в те вопросы, за которые он сам отвечает перед ЦК. Впрочем, и Волобуев никогда не доводил температуру до высокой.

– Мое дело – поставить на ваше усмотрение и доложить своему начальству, Игорь Иваныч. – А решать, если это не касается конкретных государственных тайн и конкретных ограничений по спискам, – решать, конечно, вам!