– Садись! – кричит немногословный сержант Смирнов, и ему очень хочется нами «порулить».

Мы садимся, но не дружно.

– Отставить! – радостно кричит сержант Стариков.

Мы встаем.

– Садись!

Сели.

– Отставить!

Встали.

– Садись!

Только сейчас до меня дошло, в какой дурдом я попал, но ведь своей мечте на горло не наступишь!

Мы сели.

– Приступить к приему пищи! – раздалась долгожданная команда.

Раскладывающий пищу судорожно хватает тарелки, и наливает туда чудо-суп, кто успел первым схватить тарелку – тот и съел! Я искоса смотрю на сержантов, нашу «парашу» они не кушают, старослужащие сержанты тешатся сладкими полосками и кексами, запивают соком, и весело на нас поглядывают.

Я отвоевываю свою тарелку «наваристого» супа, обжигаясь, вливаю эту жидкость в свой голодный желудок, протягиваю пустую тарелку раскладывающему, для получения каши-клейстера, получаю кашу, и с удовольствием уничтожаю ее. Какая она вкусная и питательная!

Напоследок успеваю откусить от куска батона, и запить глотком несладкого чая.

– Закончить прием пищи! – радостно верещит сержант Миниханов. Бля, приеду домой, заведу свинью, назову сержантом Минихановым, и зарежу!

Мы бросаем ложки, и ждем команды.

– Строится в расположении!

Личный состав учебной роты стоит в расположении.

От такой «вкусной» и «обильной» пищи хочется спать, а ещё больше – покушать. Я с тоской вспоминаю, недоеденные мной на гражданке, булочки и пирожные…

– Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку! – кричат сержанты.

Выходим на улицу, обмундирование мокрое, сразу замерзаем. Строимся в колонну по два.

– Равняйсь, смирно! Напра-а-во! Ша-а-гом марш! – рулит сержант Миниханов, – Тянем носок! Раз, раз, раз, два, три! Раз, раз, раз, два, три.

Болят натертые ноги, неумело намотанные портянки уже скомкались внутри, кирзовые сапоги натирают новые кровавые мозоли. А в остальном все нормально! Не ной, десантник!

Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во! Нале-е-во! Стой! Раз, два! Поднимаем левую ногу! Тянем носок, сильнее поднимаем, выше! Поднимаем правую ногу! Тянем носок, выше ногу! Шаго-о-м марш! Песню запе-е-вай!

Мы в недоумении, какую песню?

– Что, забили на сержанта, слоны? – сурово интересуется сержант Миниханов. – Прощаю! Сегодня раздам текст строевой песни, чтобы каждый выучил! – смягчился сержант.

Наш личный состав еще долго марширует, мы стираем наши многострадальные ноги в кровь, но не сдаемся.

– Заходим в казарму! – звучит долгожданный приказ.

Я, ковыляя из последних сил, забираюсь в казарму, на второй этаж. Снимаю сапоги, портянки сами слетают с ноги, кожа на ступнях отсутствует, ноги горят. Надеваю тапки, хромаю в бытовую комнату. Беру в аптечке зеленку и лейкопластырь. Заливаю раны зеленкой, обматываю пластырем. Этот кошмар никогда не кончится!

– Строится! – кричит дневальный.

Я накручиваю, красные от крови портянки, и со скрипом засовываю опухшие ноги в «мягкие» кирзовые сапоги. Вот это боль! Ковыляю, пытаясь бежать, на построение.

– Сейчас за каждым будем закреплять оружие и специальные средства, будете писать бирки, клеить их в оружейной комнате, – радует нас долговязый сержант Стариков.

Мы, до ужина, подписываем бирки, клеим их в оружейной комнате. Занимаемся канцелярским делом. Гудящие ноги пока отдыхают, стараемся меньше ходить.

– Рота, строится на ужин! – кричит дневальный.

Идем в столовую:

– Сесть, встать, сесть, встать – череда знакомых команд.

Приступаем к ужину, усиленно работаем ложками, каша-клейстер пользуется у нас заслуженным спросом. Сержанты, естественно, к «параше» не притрагиваются, презрительно кривят физиономии и вкушают то, что им послал дивизионный «булдырь».

– Закончить прием пищи, строится в расположении!

Перед строем сержант Миниханов озвучивает фамилии, заступающих завтра солдат в наряд по столовой, и в наряд по роте. Я заступаю в наряд по столовой.

– Готовимся к отбою!

Мы устало расползаемся по табуреткам. Я снимаю кирзовые сапоги, разматываю, слетевшие с ног, портянки. Смотрю на свои опухшие ноги, на них появились свежие кровавые мозоли, на пятках, по три штуки, друг под другом! Надеваю тапки и хромаю в бытовую комнату. Уже привычно, заливаю мозоли зеленкой, заклеиваю лейкопластырем, становится веселее. Беру мыльно-пыльные принадлежности (зубная паста, щетка, мыло, бритвенный станок). Иду умываться, бриться, чистить зубы.

– Рота стройся на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.

Ускорившись, я одеваю «ПШ», мотаю портянки, сую ноги в сапоги, хватаю ремень и шапку, и несусь на построение.

Сержант Миниханов проводит перекличку личного состава, сверяя по списку, вдруг кто уже дезертировал. Сверился со списком. Звучат команды: «отбой», «отставить», по несколько раз. Минут тридцать мы бегаем в разные стороны.

Стадо новобранцев с грохотом метается туда-сюда. Наконец настает счастливый момент, и мы затихаем под одеялами. Все! Еще один день в Советской армии прожит! До завтра!

– Новиков, подъем! Тебе в наряд по столовой, – будит меня дневальный по роте.

Я вскакиваю, как быстро пролетела ночь! Еще полчаса до «подъема», мне нужно успеть заправить кровать, умыться, одеться. Встретить ГАЗ-66, с продуктами, и разгрузить их, выложить из бачков нашу любимую кашу-клейстер, помыть бачки в котельной. Поставить бачки, обратно, в автомашину.

Перед заступлением в наряд, по два, в столовую и два, по роте, проходим краткий инструктаж у сержанта Миниханова. Расходимся по местам.

В наряд по столовой заступаю с Антошкой, призывник с Узбекистана, здоровый, загорелый парнишка 18-ти лет. По пути в столовую Антошка рассказывает про Узбекистан, Восток, дело тонкое, Петруха! Говорит, что жара там, под 50 градусов, не зря призывники, с Узбекистана, такие загорелые. Активная жизнь начинается с вечера, когда схлынула жара, до вечера большинство жителей сидят по домам.

Подъезжает ГАЗ-66 с продуктами, мы разгружаем хлеб, бачки с «парашей» и т. д. За рулем автомашины сидит солдат с четвертой роты, прослужил уже год, то есть, наш «дембель». Колчин интересуется, откуда мы, как жизнь на гражданке, рассказывает о службе в батальоне, подбадривает, дает нам советы.

Я, с Антошкой, выкладываю из бачков в кастрюли привезенную кашу, и мы несемся с бачками, за сто метров, в котельную, в ней чистим грязные бачки и несемся с ними обратно, к автомашине. Накрываем на столы, режем хлеб, выкладываем масло, тарелки, ложки, наливаем в чайники чай. Не торопясь завтракаем, о чудо! И ждем прихода личного состава.

Прибегает личный состав учебной роты. Раздаются команды: «встать», «сесть», «приступить к приему пищи». А со стороны смотреть куда интереснее, чем самому исполнять эту муштру. Солдаты лихорадочно жуют и убегают. Мы с Антошкой, не торопясь, собираем тарелки, ложки, кастрюли, несём весь скарб в котельную, там чистим грязную посуду, несём обратно, стираем со столов, подметаем пол.

Вот и все! До обеда можно делать вид, что мы очень сильно заняты работой, и никуда нас не привлекут! Очередная солдатская наука делать вид, что занят, и можно отмазаться от других дел!

В таком же, неспешном, темпе отрабатываем обед и ужин. Тянем уборку столовой до «отбоя». Спокойно идем умываться, мыться под умывальником местами и, без всяких: «отбой», «подъем», ложимся спать. Спокойной ночи!

– Рота, подъем! – кричит дневальный.

– Рота, подъем! – вторят ему сержанты.

Я вскакиваю с кровати, спрыгиваю со 2-го яруса кому то на плечи (как всегда), лихорадочно натягиваю галифе, гимнастерку, мотаю портянки. Со скрипом заталкиваю ноги в сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу строиться.

– Отставить! – кричит сержант Миниханов.

На ходу скидываю гимнастерку и ремень, бегу, толкаясь и матерясь, обратно. Складываю все на табуретку, разматываю портянки, вешаю их крест-накрест на перекладинах табуретки, рядом ставлю сапоги, сверху шапку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Уф! Дольше перечислял, чем делал в действительности.