По левую руку, симметрично уже осмотренным, находилось еще две двери. Даниил потянул за ручку дальнюю из них, но она оказалась запертой. Он подошел к оставшейся двери и, услышав за ней негромкие голоса, постучал.

– Войдите! – ему ответили разом два голоса, мужской и женский.

Снова испытав внезапный прилив чувства, охватившего его на ступенях веранды, Даниил переступил порог комнаты.

– Здравствуйте! – так же слаженно обратились к нему те же два голоса. Принадлежали они маленькому смешному мужчине в очках с круглыми линзами, и среднего роста пышногривой блондинке с испуганными серыми глазами.

У окна, чуть повернувшись к вошедшему, молча, стояла невысокая длинноволосая брюнетка, обхватив себя руками за плечи, будто бы ей было зябко в этот раскаленный солнцем день. Так же безмолвно она слегка кивнула гостю, как ему показалось, несколько холодно.

Дамы были одеты в почти одинаковые, длинные в пол, черные платья. На блондинке странный наряд сидел кокетливо, в глубоком вырезе блестел массивный золотой крестик.

Туалет брюнетки смотрелся скромно, даже строго. Глухое свободное платье оживлял лишь огромный крест черного металла, с горящими в нем кровавыми рубинами и крупным жемчугом. Молодая женщина тоже оценивающе оглядела незнакомца, заметила невеселые голубые глаза, светлые короткие волосы, ямочку на волевом подбородке. Взгляд Даниила задержался на руках брюнетки – молочных, гладких, с длинными как у кошки ногтями, покрытыми рубиновым, в тон кресту лаком. На белом, бесстрастном лице её, ярко выделялись живые карие глаза. Прямой нос, небольшие бледные губы….

– Это просто невежливо, так откровенно и долго пялиться на незнакомую женщину!! – гаркнул в ухо Даниила развеселый Толик.

Брюнетка чуть заметно вздрогнула от неожиданности, опустила глаза и отвернулась к окну.

Толик, радостно ухмыльнулся и втолкнул Даниила через порог:

– Не стой на пороге, не мешай движению!

Инспектор бегло окинул взглядом комнату. Она была большой, темной и бестолковой. В центре стоял обеденный стол, видимо, из замка людоеда-великана. Вокруг него были расставлены мягкие полукресла с гнутыми спинками и старый резной диван. Напротив окон архитектором была организована колоннада, из центра которой росла черная деревянная лестница на второй этаж. Шкафы, картины, канделябры….

– Здравствуйте! – запоздало ответил Даниил, и, повернувшись к Толику, заметил, – Я не слышал, как ты подошел.

– Не беда! Главное, что я подошел вовремя…. чтобы представить дорогого гостя нашим главным свидетелям! Прошу любить и жаловать – Даниил Владимирович!

– Очень приятно! – оживился маленький седой человек в коричневом в бледную клетку костюме. Поправив несколько раз блестящий галстук, он подошел к Даниилу несколько боком и протянул мягкую теплую ручку, – Карп Палыч! Я директор этого «Музейно-исследовательского комплекса», его же хранитель и научный сотрудник.

– Он же библиотекарь, он же архивариус, он же смотритель…. – тут же зловещим голосом подхватил Толик, загибая пальцы.

– Ах! Анатолий Ильич, вам все шутки! – страдальческим голосом пропищал директор, он же смотритель. – Я до сих пор в себя прийти не могу! Спасите хоть вы нас от этого насмешника!

Даниил, к которому было обращен последний жалобный вскрик, вежливо улыбнулся и представился присутствующим сам:

– Инспектор Гирс! Уголовный Розыск.

Эти слова неожиданным образом подействовали на Карпа Палыча. Он взмахнул руками и с восторгом воскликнул:

– Гирс! Невероятно! Гирсы! Не те ли самые?

– Простите…! – сухо поднял бровь Даниил.

– Ах, Боже ты мой! Невероятно! Я… – Карп Палыч бросился к большому шкафу, занимающему всю стену напротив двери, и нырнул в его нижнюю полку. Оттуда послышался его задушенный голос:

– Гирсы – древнейший дворянский род, имеющий шведские корни…. Интереснейшая история, интереснейшее генеалогическое древо! – Карп вынырнул из недр шкафа с толстенной потрепанной книгой в руках. – Позвольте вам зачитать! Вот здесь – в разделе «Русское дворянство»!

– Карп Палыч!

– «Надворный советник Карл Гирс с 1800 года состоял….

– Карп Палыч!

– …. директором Гродненской пограничной таможни. Имел четырех сыновей: действительного статского советника Федора Карловича Гирса, рожденного в 1776 году….»

– Карп Палыч! Это очень интересно! – Толик деликатно, но твердо разжал пальцы директора, вынул из его рук книгу и закрыл ее. – Мы почитаем сказки перед сном, если дело дойдет до сна! А сейчас хотелось бы ближе к убийству.

Слово «убийство» возымело желаемое действие. Карп сник, стал еще ниже ростом и без сил упал на стул:

– Какое горе…. Какое горе!…

– Ты не мог бы представить меня дамам? – включился в разговор предполагаемый потомок древнего рода.

– Да пожалуйста! – по-барски повёл рукой Толик. Он снял фуражку, пристроил ее на одноногую резную консоль с часами и удобно сел в глубокое цветастое кресло, облокотился на стол. – Вы уж меня простите, я без церемоний. Вот эта прекрасная блондинка – Марья Марковна, хотя можно и без отчества, у нас это не принято…. Невеста погибшего. Встречались чуть меньше года. В городе поговаривали, что намерения имели серьезные. Собирались уехать в Москву, на ПМЖ, видимо, там мёдом намазано. Она же обнаружила труп, путем заглядывания в окно, в 8. 23 утра.

Даниил внимательно оглядел Марью. Заметил, что она напугана, напряжена и расстроена. Скользнул взглядом по ее шелковому платью, на груди ловко отделанному тонкими черными кружевами, обратил внимание на холеные белые руки с длинными острыми ногтями, крашенными в белый покойницкий цвет:

– Очень приятно!

Маша слабо улыбнулась, нервно перебирая пальцами носовой платочек.

– А вот эта мраморная дева, немногословная и неприступная – Глафира! Анкета большого интереса не представляет – не имела, не привлекалась, не состояла…. Имеется, правда, одно небольшое темное пятно в биографии….

Тут Глафира, до сего момента не проявлявшая ни малейшего интереса к происходящему, удивленно поглядела на Толика.

– Да! Имелось. А именно – должен вам признаться – вялотекущий роман с вашим покорным слугой! – Толик шутливо склонил голову. – В старом городе это называется «дружиться»…. «Дружились» мы достаточно долго… достаточно долго для того, чтобы я начал задаваться вопросом – за какие такие достоинства эта неглупая и интересная женщина выбрала меня из толпы деревенских поклонников.

Глафира, казалось, снова потеряла интерес к монологу участкового уполномоченного и вернулась к созерцанию грозовой тучи, нависшей над левым краем города.

– Взаимность её была спокойной и вежливой. Но после того, как эти две кумушки съездили в Москву для обучения в иконописной мастерской, чопорные отношения наши совсем заглохли. Ей было не до меня. Я по уши погряз в работе. И роман наш сошел «на нет», не причинив никому страданий и неудобств. Но надо сказать, что я и сейчас частенько бессовестно пользуюсь нашей дружбой – время от времени изливаю ей душу, в минуты усталости и слабости.

– Очень приятно! Весьма! – обратился Даниил к спине Глафиры, не рассчитывая, однако, на реакцию.

Но она неожиданно ответила ему, не отрывая взгляда от тучи:

– Не принимайте близко к сердцу эти откровения, инспектор. Анатолий Ильич любит сгущать краски. – Голос у нее был низкий, спокойный, без тени какой-либо насмешки или кокетства.

В комнате стремительно потемнело, казалось, потолок внезапно приблизился к большому обеденному столу на массивных гнутых ножках. Стены подступили к центру комнаты, а гаснущие солнечные блики разбежались по углам и замерли на боках громоздкой посеребренной посуды, стоящей на верхних полках шкафа. Центральное окно с треском распахнулось, опрокинув тяжелую вазу, которая, подпрыгивая на цветочно-ягодных ручках, с металлическим стуком покатилась по полу…. Толик вскочил и ловко подхватил её. Даниил бросился к окну и попытался унять тяжелые, рвущиеся из рук плюшевые шторы. Отступив от подоконника, Глафира крепче обняла себя за плечи и повернулась к Маше: