© Елена А. Миллер, 2016

© Мэри Михайловна Миллер, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– И такая, знаешь ли, друг мой, тоска наваливалась на меня порой, что хотелось бежать без оглядки из этого города! – с горечью изливал душу своему собеседнику Карп Палыч. Он отпил еще глоток кофе из маленькой голубой чашки и вздохнул.

Рядом, в плетеном кресле расположился худой рыжебородый священник, который внимал Карпу, прикрыв глаза и подставив солнцу узкое лицо. Слушал он молча, но после этаких слов, нахмурил бровь и произнес:

– Амвросий Оптинский говорит: «Печаль, по духовным причинам бывающую, апостол называет полезной весьма: „печаль, яже по Бозе, – говорит он, – покаяние не раскаянно во спасение соделовает“…..Печаль же, по мирским причинам бывающая, весьма вредна. Она, по слову апостола, смерть соделовает не только душевную, но и телесную…»

Карп хрюкнул в чашку и жалобно закашлялся. Поп замолк, открыл глаза, быстро перегнулся через подлокотник и несколько раз стукнул друга по спине белой ладонью.

– Вот меня Господь и наказал! – отдышавшись, проговорил Карп Палыч. – Я все страдал, что городок у нас больно уж тихий и смирный. За год, бывало, ничего не произойдет…. Такая уж тоска смертная! Вот я и получил теперь!! Как в страшном фильме – убийство, кража, привидения с призраками…. И все в моем доме!!!!

Пухлые губы Карпа Палыча подозрительно задрожали, а круглые очки чуть запотели. Отец Косьма опять откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза:

– Принимай испытания со смирением. Господь все управит! А привидения с призраками – бесовщина…. Как только полиция дела свои закончит, так дом твой заново освятим, всё и пропадёт…

– Спасибо тебе! – отирая блестящий лоб платком, прочувствованно проговорил Карп. – Один ты у меня…

Из-за угла старинной постройки серого камня вышла женщина лет шестидесяти, с небольшим, и направилась к разговаривающим. Она была невысокой, плотной, по-деревенски неторопливой. Наряд ее соответствовал напряженной обстановке на Нижней улице города Скучного. Поверх темно-серого платья был надет черный бархатный жилет, под цвет платка. В руках женщина несла пластмассовое зеленое ведро и кучу тряпья.

Подойдя к сидящим на открытой веранде мужчинам, она степенно поздоровалась и спросила:

– Ну что, полиция уехала?? Можно уже мыть?

Карп Палыч болезненно сморщился, вскочил со стула и торопливо ушел в сторону низкой каменной арки в левом крыле дома.

– Мой уже! – махнул рукой отец Косьма, проводив взглядом хозяина.

Женщина повернулась было к входной двери, но её остановил вкрадчивый голос священника:

– Александра!! Ну-ка подожди!

– Ну…. – Александра скосила глаза на попа, взгляд ее стал настороженным.

– Племянник твой как себя чувствует? Здоров?

– Здоров, батюшка, всё слава Богу…

– А в Москве какие новости?

– Ну…. какие…? Кто эту Москву разберет. То дожди, то правительство. Да я с племянником еще и не разговаривала совсем.

– Как это? – поднял бровь отец Косьма. – Он уж четвертый день у тебя гостит.

– Мало ли что, четвертый день…. Как с вокзала пришел, в баню сходил, так и упал спать. Все и храпит, как самосвал. Встанет, водички выпьет, пирожок надкусит, и опять на бок.

– Ого! Силен!

– Силен, батюшка… Вчера вечером проснулся, водички опять чуть выпил, подошел к окну и спрашивает: «А что, тетушка, девки у вас в городе есть?» Ну, я перекрестилась, и говорю: «Милый мой, вмиг сыщу! Да смотря на что тебе девки. Книжки с ними читать будешь?» Молчит. Я оглядываюсь – а он уж опять на кровать упал и спит…

Отец Косьма в задумчивости наматывал конец бороды на палец. Потом прищурил хитрый водянистый глаз:

– Ты рассказывала, он у тебя в полиции служит?

Александра сухо собрала губы в розочку и решительно повернулась к двери.

– Постой! – приподнялся в кресле поп. – Сама видишь, что тут у нас случилось! Боюсь я, наш Толька не справится с этаким делом. Шутка ли – убийство с ограблением! А твой Данила вмиг бы сообразил – что к чему.

– Не Данила, а Даниил. – Сквозь губы процедила тетка Александра. – Это первое. А второе – пусть ребенок спит! На недельку всего выбрался! Мне сестра с Москвы звонила, Христом-Богом просила, чтобы я за ним приглядывала. Третий год без отпуска!!! Работает без графика, дома телефон гремит не переставая, пропади пропадом этот Уголовный розыск!

– Ребенок! – фыркнул батюшка. – Сколько ему – на четвертый десяток дело пошло?

Тетка Александра возмущенно поправила концы платка и вошла в дом, громко стукнув пластмассовым ведром об косяк двери.

– На все воля Божья, – спокойно пробормотал отец Косьма, усаживаясь назад в кресло. Но тут его взгляд привлекло движение на Нижней улице, часть коей была хорошо видна с холма, на котором стоял старый Храмовый комплекс города Скучного.

До революции в нем жило до сотни монахов, было большое хозяйство, стоящий чуть поодаль храм Косьмы и Дамиана практически не бывал заперт…. Теперь же здесь находился «Музейно-исследовательский центр». Часть построек стояла в руинах, часть начали не торопясь реставрировать. Карп Палыч – директор и хранитель музейного комплекса, работал и жил в старом певческом корпусе, расположенном в каменном двухэтажном доме тут же.

Нижняя улица города Скучного (как и Верхняя улица города Скучного) находилась в так называемом старом городе. Здесь не было четырехрядного автомобильного движения, слепых штампованных высоток, модерновых уродливых супермаркетов из синего стекла и бетона, летних кафе с пластмассовой мебелью, буйно плодящихся в новых микрорайонах. Все эти урбанистические прелести обошли стороной старый город, сохранивший патриархальный вид и тишину.

Отец Косьма, наматывая по привычке кончик бороды на палец, с любопытством наблюдал за тем, что происходило у дома тетки Александры, которая в это время с шумом набирала воду в ведро на кухне, в доме за его спиной.

У самого крыльца Александринова дома, лихо свистнув тормозами, остановилась полицейская машина.

– Хм! – чуть слышно фыркнул поп, приготовившись наблюдать дальше.

Из автомобиля, отдуваясь, выкатился участковый уполномоченный Анатолий Ильич, среди своих, для краткости, называемый Толиком. Он доводился племянником сердечной подруге тетки Александры – Анне, живущей через три дома.

Толик, живой, круглый, постучал в дверь, выставив ухо, подождал ответа. Потом постучал еще раз, уже требовательнее.

Дверь безмолвствовала. Тогда Толик резво подбежал к окну, придвинул уличный ящик и аккуратно привстал на него одной ногой, оттопырив круглый зад.

Фуражка на голове у Толика держалась чудом, на самом крае затылка в любое время года, под немыслимым углом, вызывавшим всегда неподдельный интерес у отца Косьмы.

Сейчас Толик, сдвинув фуражку совсем назад, так, что казалось – она висит вниз головой, с напряжением разглядывал комнату сквозь щель в занавесках. Наконец, он радостно крякнул и стукнул себя по колену рукой. Через секунду он опять был у входа. Подергал за ручку и с восторгом обнаружил, что дом не заперт. С громким воплем: «Здоровьичка дорогим гостям!!» он исчез за дверью.

На веранде позади отца Косьмы послышались шаги. Тетка Александра подошла к ступеням, чтобы выплеснуть черную воду из ведра. Подняв голову, она посмотрела на свой дом и вскрикнула! Ведро вслед за струей полетело в траву.

– Ах ты, шельмец! – горько закричала она, спрыгивая со ступеней. – Вот я сейчас задам этому прохвосту!!!…

Она, прихрамывая, побежала за дом, к спуску с холма.

– На все воля Божья. – Умиротворенно заключил отец Косьма, прикрыл глаза и подставил узкое лицо солнечным лучам….