— Н-да, — закурил Рудик, — с этой бабкой мы натерпимся.

Новость, что бабка нечиста на душу, распространилась по группе. От потерпевшего не отставали с расспросами. Пришлось пересказать историю двадцать раз. В конце Гриншпон добавлял, что, в принципе, ничего не произошло — он сам себе все вообразил. Тонкость пропускали мимо ушей и сходились во мнении, что перед отъездом бабку надо… того… проверить. Предлагались варианты.

В субботу, как и обещал бригадир, Левый с Борзым устроили танцы. Пригласили студентов. Начался культурный обмен девушками. Студенты из своих подруг упустили только Татьяну. Рудик изменил ей, увлекшись Машей. Той самой, которая по утрам ходила за водой в лапидарном платьице. Магия двух полных оцинкованных посудин, ежеутренне поднимаемых ею в гору, сделала свое дело.

Татьяна, обидевшись, оглянулась вокруг и нашла среди деревенских парубков себе по росту. Сразу после знакомства они поторопились в стога на прогулку.

Уборка картофеля не шла. Ломалась копалка, запивал ее рулевой. То неделю женили кого-нибудь, то девять дней хоронили.

Стали опасаться, что съеденных баранов вряд ли удастся отработать. Как бы не пришлось доплачивать за пребывание «на картошке» из собственного кармана.

Студентов расформировали по объектам: на лесопилку, зерносклад и силосную яму. Забелина поставили чинить комбайн в паре с Левым и Борзым. Механизаторы никуда не торопились. Как грузовик комбайн использоваться мог, и — ладно. Они подъезжали к бурту, забивали бункер картошкой и везли сдавать в магазин. Большой корысти в этом не видели, поскольку брали не деньгами, а коньяком и сорокапятиградусной польской водкой, которую, как уверял Борзой, ни под какими предлогами нельзя закусывать молочным супом. Лучше вообще не закусывать, чтобы не переводить харчи.

— Вам не кажется, что магазин может перевыполнить план по заготовке? - спросил как-то Забелин.

— Не перевыполнит, — успокоил его Борзой. — Хоть всю колхозную картошку вместе с колхозниками запусти в оборот.

— Вот именно, колхозную…

— Э-э парень, ты, видно, еще не скоро поймешь. Все поля вокруг засадили и окучили мы с Леваком. Пахали день и ночь. Свои огороды обрабатывать было некогда. Вот тут — то все и перепуталось. Не поймешь теперь, где она, колхозная.

Климцов напросился на силос. Думал, там будет полегче. Но просчитался. Разгребать по углам кузова колючую траву, летящую из жерла косилки, было настолько противно, а покосы — настолько огромны, что за три дня Климцов исчесался до горячки. После раскладки по объектам весело было вечером. Собирались на крыльце клуба или шли на речку с гитарами.

Как-то Замыкин сказал Рудику:

— Пора провести комплексное собрание. И комсомольское, и профсоюзное заодно. По традиции первые собрания проводятся в период сельхозработ. Вечером собрались в клубе. Куратор с трудом перестроил подопечных на серьезный лад:

— Вы уже долго находитесь вместе и наверняка присмотрелись друг к другу. На посты нужно выдвинуть ответственных товарищей. От их активности в дальнейшем будет зависеть авторитет группы на факультете и в институте. Я предлагаю изменить обычный ход выборов. Не будем избирать голое бюро, которое потом как бы распределит обязанности промеж себя. Будем выбирать напрямую конкретно на должность. Чтобы кандидаты утверждались всей группой, а не группой товарищей. Ему понравилось, что он неожиданно скаламбурил.

Несмотря на увещевания, выборы проходили по системе прессинга. Староста называл должность, кто-нибудь с места выкрикивал кандидатуру, а потом наперебой начинали бросать на стол президиума положительные моменты из жизни пострадавшего. Если тот был не в силах выкрутиться из возносящего потока, его быстренько утверждали голосованием без всяких против и воздержавшихся.

— Учебный сектор, — объявлял Рудик.

— Пунтус! — негромко шутил Нынкин.

И дальше неслось как под гору:

— Пойдет!

— У него самые большие очки!

— Он лобастый!

И Пунтус, не успев ничего сообразить, услышал: единогласно!

— Культмассовый сектор, — продолжал староста.

— Марина!

— Она культурная!

— Нет, она массовая!

— Хорошо поет!

— Крутится сразу с Кравцовым и Гриншпоном!

— Они ей помогут!

— Сама справится!

— Единогласно!

— Профорг, — умело вел собрание Рудик.

— Нынкин! — не остался в долгу перед другом Пунтус.

— Он хозяйственный! — понеслись раскаты.

— Регулярно ходит за капустой и гусями!

— Единогласно!

— Комсорг, — продолжил Рудик, и все затихли.

— Климцов, — ляпнул Артамонов.

— Он смелый! — понеслось дальше.

— У него комсомольский значок на пиджаке!

— Он весь в силосе!

— И чешется!

— Он за народ горой!

— Трудяга!

— Десять перчаток протер!

Климцов выслушал мартиролог с ухмылкой.

— Голосуем? — спросил староста.

— Я… это… — начал мяться Климцов, — ну, раз уж выбрали…

— Вас никто не выбирал, пока только предложили, сказал куратор. Самоотвод?

— Почему самоотвод, просто…

— Значит, голосуем.

Против и воздержался только предложивший кандидатуру Артамонов.

С горем пополам вычленили всех, кого полагалось: опорные точки и остальную шушеру. В заключение куратор сказал:

— Наряду с другими должностями вы избрали комсомольского и профсоюзного вожаков. Вместе со старостой это называется треугольник. По аналогии партком, местком, администрация. Прошу любить и жаловать. Через эту фигуру будут решаться все ваши вопросы. Заявления на имя декана или ректора рассматриваются и подписываются прежде всего треугольником, каждой из вершин.

Татьяна в течение собрания сидела в ожидании, что вот-вот выкрикнут и ее фамилию. Но даже в спортивный сектор ее никто не предложил. За здоровье 76-ТЗ вынудили отвечать Мурата.

В плане ближайших комсомольских мероприятий решили предусмотреть концерт для колхозников. Ответственной назначили Марину. Выйдя из клуба, заметили «Жигули» у избы, где квартировали Климцов и Усов. Климцов, наплевав на группу, вприпрыжку побежал к машине. Оказалось, приехали родители Усова. Предки набросились на сына, будто явились не посетить чадо, а выполнить за него каторжные колхозные работы. Пока обнимались, сынуля изображал гримасу примерно такого содержания: какого черта вы сюда приперлись! Когда вы, наконец, оставите меня в покое! Я хочу прожить свою жизнь самостоятельно! Вынимайте свои дурацкие пирожки с капустой и дуйте обратно! Родители предложили устроить банкет по случаю дня рождения сына, хотя до этой даты ждать надо было еще недели две. Треугольник решил, что столь внеплановое мероприятие следует провести там же, где и пробный пикник.

За студенческим табором увязался Зимоня, неопределенного возраста мужичонка, у которого на постое пребывал Забелин. Зимоня никогда не выходил из состояния абстинентного синдрома. Забелина он до сих пор не выгнал из хаты только потому, что Леша сделал ему пару любительских снимков, где тот пьет стакан водки с локтя.

Зимоня наловил в каком-то болоте полкорзины порционных карасей и предложил к столу весь улов. На вечере присутствовал еще один местный житель — Татьянин ухажер. Зимоня в момент привлек его к потрошению рыбы. Жаренка удалась. Она стала не дополнением к столу, как предполагалось, а гвоздевым событием. Поглощая хрустящих рыбок, говорили и по поводу завершившихся выборов.

Выяснилось, что некоторые незаслуженно пропущенные товарищи по ряду показателей намного превосходят избранных счастливчиков. Например. Татьяна или Усов, именины для которого обернулись сущим днем ангела. С обрыва, на котором он сидел с транзистором при первом сборе, виновник торжества перенесся в самый центр. Через него велась беседа. Раньше к нему обращались, чтобы случайно не зашибить. Теперь с самым маленьким человеком в группе обходились как с равным. Некоторые слабохарактерные даже заискивали:

— А сам ты умеешь водить машину? — спрашивала Татьяна.

— И права есть?