Артамонов опасался опоздать на первую в жизни лекцию и проснулся ни свет ни заря. Институт был еще пуст. Артамонов сверил часы с висящими на колонне и принялся перекатывать в записнуху расписание на семестр. Постепенно у доски собралась толпа.

Девушка, стоявшая за спиной Артамонова, заметно суетилась и срывающимся дыханием обдавала его с головы до ног. С высоты своего роста она долго посматривала то на доску, то в записную книжку Артамонова. Осенило ее не сразу. Она тронула Артамонова за локоть и спросила:

— Ты, что ли, тоже в 76-ТЗ?

Артамонов обернулся и уперся взглядом в ее плечевой пояс. Подняв голову выше, он увидел улыбающееся веснушчатое лицо и с таким удивлением осмотрел фигуру незнакомки, что девушка застеснялась своей огромности. Однако она тут же оправилась и повторила вопрос, поменяв местами слова: — Ты тоже, что ли, в 76-ТЗ?

В отношениях с женским полом Артамонов был скромен и застенчив. Его опыт в этом плане исчерпывался тасканием портфеля соседки по парте. Тут пришлось задрать нос кверху, чтобы говорить одногруппнице в лицо, а не в грудь.

— Да, — произнес он после тщательного осмотра фигуры.

— Вот и отлично! Значит, будем учиться вместе! Давай познакомимся. Меня зовут Татьяной, Черемисиной Татьяной. Но называй меня лучше Таней — девчонки говорили, мне так больше идет. Ты уже переписал? Тогда я у тебя перекатаю. А тебя как зовут?

Артамонов сложил губы, чтобы произнести: Валера, но Татьяна, не дожидаясь ответа, начала вразнос делиться переживаниями по поводу первого дня занятий. Перешагивая через три ступеньки, она поволокла Артамонова по лестнице и, словно лучшей подруге, рассказывала, как из-за одного симпатичного мальчика она не удосужилась прибыть в институт хотя бы за пару дней до занятий, а явилась только сегодня утром самым ранним автобусом, в котором то и дело приставали парни и не дали спокойно дочитать «Дикую собаку динго».

— Я из Кирова, — закончила она о себе. — А ты?

— Из Орла. Только я не пойму, как ты с утра успела добраться. Отсюда до Кирова двое суток езды.

— Это не тот Киров. Мой в Калужской области. Ты что, ни разу не слышал? — Татьяна нависла с такой ревностью и нажимом, что Артамонов засомневался в знаниях Нечерноземья.

— Знаешь, не приходилось как-то…

— Странно, — укоризненно заметила Татьяна. В наступившей паузе как будто послышалось продолжение:

«Стыдно не знать такое!»

Помедлив, она вернулась к теме первого дня занятий:

— Ну вот, кажется, пришли. Высшая физика! Боже мой! Аж страшно делается!

В аудитории не было никого.

— О! — воскликнула Татьяна. — Здесь я писала контрольную по математике. Я сидела вон там! Идем, оттуда хорошо видно. Ты удивишься, я чуть не завалила эту письменную математику! Хорошо, знакомые ребята оказались под рукой.

Чтобы как-то участвовать в разговоре, Артамонов хотел заметить, что он в этой аудитории писал сочинение. Татьяна оказалась неисправимым мастером монолога и заткнула одногруппника очередным восклицанием:

— О! До звонка еще целых пятнадцать минут! Ты пока посиди, я приведу себя в порядок. Ничего не успела сделать в автобусе из-за этих приставак!)

Доставая косметику, она еще раз поведала, как чуть не опоздала и как ей всю дорогу мешали читать. Потом на время затихла, вытягивая губы для нанесения более вызывающего слоя помады. Затем возвела на должную длину ресницы, попудрилась, после чего еще минут пять не вынимала себя из зеркальца. Наконец снова взяла помаду и резче выразила нижнюю губу.

Закончив манипуляции, Татьяна чуть было опять не обратилась к Артамонову, но снова, как в омут, бросилась в сумочку:

— Забыла! Ногти!

Аудитория наполнялась первокурсниками. Они терялись, смущались, спотыкались в проходе, стеснялись вошедших ранее, совершенно выпустив из виду, что те — такие же неловкие и нерасторопные. За исключением разве что Татьяны.

Первой была лекция по физике.

Одновременно со звонком вошел лектор. Татьяна отпрянула от зеркальца, побросала все в сумочку. Достав из очень похожего на себя портфеля тетрадь, обратилась вперед, надолго забыв про Артамонова.

Небольшого роста лектор первоначально не вызвал у Татьяны никакого доверия. Она не признавала мужчин ниже себя. С Артамоновым пошла на вынужденную связь только потому, что он был первым встретившимся ей представителем коллектива, в котором она рассчитывала проявить или, в крайнем случае, обрести себя.

Физик встал в выжидательную позу — отвернулся к окну и забарабанил пальцами по столу. Последние шорохи и щелканья замками растворились в нарастающей тишине. Студенты замерли в ожидании первого преподавательского слова, которое возвестит о начале чего-то непонятного, неизведанного, таинственного.

Лектор оставил в покое окно, унял пальцы и, скользнув глазами по верхним рядам, заговорил:

— Ярославцев. Владимир Иванович. Намерен вести у вас аудиторную, лабораторную и практическую физики. Первая лекция обзорная, ее можно не записывать.

Татьяна без удовольствия захлопнула тетрадь, на которой фломастером очень старательно, но не очень ровно было выведено: «Физика».

Ярославцев легко прошелся по сути предмета. Потом до звонка распространялся о своей студенческой жизни, постоянно срываясь на то, что когда-то и он вот так же пришел на первую в своей жизни лекцию, а теперь, так сказать, уже сам… читает их.

Татьяна пропустила мимо ушей замечания из начал высшей физики и с упоением слушала затянувшееся лирическое отступление Ярославцева, устремившись к нему всем своим неординарным телом.

Прозвенел звонок. Лектор, не попрощавшись, вышел. Татьяна вспомнила про Артамонова:

— Что ты сидишь? Собирайся! Идем! Нам нужно теперь в другой корпус! Следующий урок будет там. — Слово «урок» прозвучало грустно и нелепо. Кроме Татьяны, никто никуда не собирался. Она чуть не направилась к выходу, когда Артамонов сказал:

— Постой, будет продолжение.

Не найдя слов, Татьяна молча опустилась на скамью.

Она не знала, что занятия в институте проходят парами. Вторую половину лекции она вела себя подавленно и была не так внимательна к Ярославцеву. Она изучала сокурсников. Ее сектор осмотра был намного шире среднего. Легким поворотом головы она доставала любой угол аудитории.

Следующим шло практическое занятие по математике в составе группы. Когда Артамонов с Татьяной почти под ручку вошли в маткабинет, группа 76-ТЗ была в сборе и глазами, полными любопытства, проводила привлекательную пару до места. И хотя основное внимание явно уделялось Татьяне, Артамонов замечал и на себе повышенное для ознакомительной обстановки количество взглядов. Татьяна, усевшись поудобнее, принялась за детальное изучение окружающих. Она всюду натыкалась на встречные взгляды. Ощутив себя в эпицентре, опустила глаза и повернулась к Артамонову:

— Ты математику хорошо знаешь?

Вошел математик. Он боком протиснулся в дверь и так же боком, не глядя на присутствующих, направился к столу. В небольших кулачках он зажимал обшлага не по росту выполненных рукавов. Внешность его была удручающей. Огромный лоб нависал над маленькими глазками, посаженными так близко, что они могли видеть один другого. Уши аллометрически смотрели в стороны и не входили с лицом ни в какие пропорции.

Сильно заикаясь и глядя в пол, преподаватель объяснил что-то вроде того, что занятие будет пробным, поскольку лекционный материал по первой теме еще не начитан, поэтому придется заниматься школьными задачами. Никого не вызывая к доске, он сам решал задачи, говоря себе под нос что-то невнятное и вымазываясь в меле. Написанное он стирал рукавами, а никак не влажной тряпочкой, которая лежала рядом.

Это был Знойко Дмитрий Васильевич, известный всему институту, но еще не знакомый первокурсникам.

Завершала учебный день лекция по общей химии. Похожий на льва преподаватель, опустив приветствия, почти по слогам произнес: