Напрашивается простой выход, уехать в тропическую страну — построить хижину на берегу океана и питаться плодами, с растущих вокруг дерев. Простота этой мечты делает её недостижимой. Привычка пустила глубокие корни и не даёт двинуться.
Поэтому он уныло садился в машину и ехал на работу.
Аг вспомнил, что по пути на работу был сигнал, у которого он ждал, чтобы зажглась стрелка для поворота налево. Он сидел в машине и ждал сигнала, прося, чтобы он, как можно дольше, не зажигался. На работе его встречала мечта о скором окончании дня, чтобы поскорее вернуться домой и не быть тревожимым, окликаемым, одергиваемым миром. Он лгал своему начальнику подчинением, он лгал своим подчиненным приказаниями. Он ел свой ленч и смотрел на часы, мечтая о неподвижности времени. Какое великое чувство свободы охватывало его, когда он выходил из дверей на свежий воздух после окончания рабочего дня.
Это его время!!! Это его жизнь.
Почему, почему мы должны быть прокляты трудом? Выходные дни были нам даны не для отдыха, а для издевательства над нами, чтобы понедельником напомнить нам о нашем рабстве. Он вспоминал угрюмый вид утреннего потока машин — стадо механизмов, которыми правили нужда и привычка. Как прекрасно утреннее небо, но жизнь требовала вперить глаза в землю. Неужели проступок Адама и Евы был настолько ужасен, чтобы, помимо смерти, наказать ещё и ненавистным трудом?
Аг услышал как за стенкой, двигается Лю, и вот он услышал, что она на пороге его комнаты:
— Аг, ты спишь?
— Нет.
— Мне вдруг стало так страшно и одиноко.
— Иди, ляг со мной.
Он почувствовал, как Лю приблизилась, и её горячее тело улеглось рядом. Он обнял её, и она прильнула к нему:
— Как всю это тебе нравится? — спросила она тревожно.
— Черт его знает. Приятно и странно, — ответил Аг.
— Да, странно и приятно, — сказала Лю.
Они обнялись и уснули под журчание воды в комнате.
За мгновенье до того, как погрузиться в сон, в сознание Ага пришла фраза:
«из ночи сделали отхожее время любви».
Они проснулись одновременно от шума, раздававшегося из окна, которое оказалось просто отверстием в стене без стекол и без рамы.
Под окном стояло несколько десятков людей в балахонах и чревовещало.
Владимир Мирской
Суть тела
Стихотворения
Я и непечатным словом не побрезговал бы…
Б. Пастернак. Елене. 1921
* * *
Я был очарован непристойным,
скрытым в очевидных тайниках.
На меня шагали строем стройным
женщины с оружием в ногах.
От тоски смертельной утешая,
поселясь в моей душе пустой,
мне являлась женщина чужая,
но всегда с такой родной пиздой.
* * *
Мы с тобою люди любви
это значит, что мы — вдвоем.
Ты сидишь на мне визави
мы друг другу фору даем
в той игре, где победа нам
суждена через пять минут,
мы друг друга сосем до дна,
но нам время не обмануть,
потому что заставит оно
отыграться нас на любви.
И движенье пьянит, как вино,
усыпляя нас визави.
* * *
Хуй сломался от оргазма,
ты взялась его чинить,
изменять его окраску
и размер величины.
Облизав его слегка
и погладив по головке,
ты от похоти слегла,
хуй же встал от сей уловки.
* * *
Манна небесная авиапочты
мне раскрывалась конвертом, как почкой,
я поглощал из него содержанье,
провозглашая веселое ржанье.
Мне сообщалось о горе и счастьи,
письма читал я за воблой и щами,
рядом присутствовала колбаса.
Ну, а потом я ответы писал.
В них, незабвенных, сияло желанье,
чистое, словно в зажаренной Жанне,
мокрое, словно бордовый тампон,
скользкое, словно дрочимый тромбон.
* * *
Забавно дев сопротивленье.
А я сражаюсь против лени
сопротивленье подавить
я жаждой плоти плодовит!
Сначала ноги сжаты плотно,
потом в объятьи тесном, потном,
они расходятся, как в браке
муж и жена, устав от драки.
Они расходятся с разбега,
и зарожденье человека
ознаменуется потом
кровями, водами — потоп.
Я в нём плыву, подобно Ною,
от одиночества не ною.
* * *
Я разбудил в тебе зверюшку,
во мне же зверь не засыпал,
ты искусала всю подушку,
пока оргазм я зазывал.
Ты завывала. Прозевала,
что ночь прошла, в которой мы
сошлись у книжного развала,
как у развалин той тюрьмы,
где нас в неволе разводили.
Потом в суде нас разводили.
* * *
В тебя проскользнуть и скользить,
пока не забудется сколько
пришлось прямоты исказить,
чтоб стало не сухо, а скользко.
Одежда прозрачна для глаз
моих, и с поличным — приличья,
чем кончится, знаю, рассказ,
мораль измордована притчей.
