Поезд приближался к Сосновке. Митиленич сидел в девятом купе спального вагона. Глеб стоял возле двери, откуда должны были подняться пассажиры.

По чистому небу плыла полная луна. Митиленич смотрел на нее и думал: "Поезд простоит десять минут... Как красиво плывет луна; это не луна плывет, а вон то белое облачко. Облачко плывет, а кажется, что луна... Всегда так. Это что еще такое?.. Из-за облака показалась большая птица... Летит за луной!.. Настигла, хочет сесть на неё!.. Куда она делась?.. Кажется, села... Где это слыхано, чтобы птица на луну садилась?! Сели же космонавты!.. Откуда мне знать!.."

Поезд остановился на станции. Митиленич вышел из купе, направился к выходу.

– Глеб, будь здесь! - приказал он помощнику и перешел в соседний вагон. Прошел еще два следующих. Дверь в сторону перрона была открыта, на ступеньке стояла проводница. Митиленич остановился наблюдать. Гора стоял за киоском, глядя на часы. Когда до отхода поезда оставалось всего три минуты, он двинулся, протянул проводнице билет и поднялся в вагон.

Сунул костыли под мышку, осмотрел коридор, направился к своему купе. Нашел, нажал на ручку. Дверь оказалась запертой. Он огляделся в поисках проводницы.

Поезд тронулся. Гора по-прежнему стоял возле купе. Один-два пассажира, выходившие на перрон, поднялись, прошли на свои места. Вскоре появилась и проводница, которой он предъявил билет; увидев притулившегося в коридоре пассажира, достала ключ, открыла дверь.

Гора нажал на ручку, вошел в купе.

Дверь оставил открытой, может, специально - для второго пассажира.

Верхнее место пустовало. Гора прислонил костыли, сел, снял рюкзак, бросил на полку. Посидел, понурившись, какое-то время, потом повернул голову к окну... На столике стояли два стакана - с красным вином и пустой. Гора подвинулся к столику. Между стаканами лежал конверт. На конверте красивым почерком было написано:

"Иагору Ираклиевичу Каргаретели".

Гора взял конверт, еще раз прочел свое имя, фамилию и расхохотался. Он долго хохотал, потом, успокоившись, вскрыл конверт, достал содержимое, пробежал глазами... Вскочил на ноги, снова сел, перечитал и опустил голову.

Сидел, думал.

В дверях показался Митиленич. Гора поднял на него глаза, встал, хотел было что-то сказать, но Митиленич, не останавливаясь, прошел мимо.

Томи!.. Как часто вспоминается мне эта встреча... Почему? Не знаю, запала в сердце, и все тут. Изящная и прекрасная Томи... Может, это встреча была особенной? Классический образец сентиментальных отношений, мелодрама... Брось, было бы хорошо, а называть можешь как угодно...

Мы познакомились на сувенирном базаре корриды, то есть на Пласа де Торос. В Мадриде есть толкучка, подобная нашей Чихомахо, что была в Сабуртало, с той разницей, что у нас торговали неописуемым хламом, а на Пласа де Торос неописуемыми по разнообразию и численности сувенирами. На земле были расстелены подстилки, на них разложен товар для сорока трех миллионов туристов, ежегодно посещающих Испанию. Базар сувениров опоясывал всю Пласа де Торос - за пару часов не обойдешь.

В первый раз я видел корриду в Севилье недели две назад. Потом ночью в гостинице еще раз посмотрел ее, уже в записи, по телевидению. Не могу сказать, чтобы я получил удовольствие, ощущение было тягостным: в пытках осуществлялся акт смерти несчастного животного. Однако любопытство мое было растревожено. В те же дни, кажется, в Малаге мне снова представилась возможность посмотреть по телевидению корриду. Теперь уже в моем сознании обозначилась какая-то схема. В Мадриде у меня был знакомый - дон Хосе Артигас, кастильский аристократ, доктор философии, возглавлявший в то время Книжную палату Испании и кафедру философии мадридского университета. Он любезно пригласил меня на корриду, потом мы поехали ужинать в элитарный ресторан. Переводчик свободно владел русским. К этому времени у меня сложилась довольно четкая концепция корриды, и в разговоре я поделился ею со своими сотрапезниками. Они внимательно, с интересом выслушали меня. Потом дон Хосе Артигас, переговорив с друзьями, сказал:

– Для нас, испанцев, коррида - часть наших будней. Чего только ни писали о ней, но подобное толкование мы, честно говоря, впервые слышим.

Я улыбнулся. Поблагодарил за комплимент.

– Найдется время, запишите то, о чем вы сейчас говорили, - застенчиво предложил мне один из застольцев. - У нас собирают и публикуют высказывания иностранцев о корриде. Напишите, мы тиснем.

– Благодарю, но моя точка зрения нуждается в проверке, уточнении. Можете воспользоваться моими словами как заготовкой.

То, что мое толкование корриды привлекло внимание столь ученых людей и даже вызвало обсуждение, еще больше раззадорило меня. С утра пораньше я отправился в Эстрамадур и провел там три дня. Вернулся ночью, а на следующее утро, едва открыл глаза, снова стал размышлять о корриде.

Дел у меня особых не было, ничем другим я заниматься не мог, поэтому пришел на Пласу за два часа до начала корриды. Пока открылись кассы, я послонялся по базару. Наконец подошло время, и я пошел за билетом.

Деньги были на исходе, поэтому я прошел к кассе с самыми дешевыми билета-ми - восемьсот песет! Очередь оказалась небольшая. Передо мной стояла молодая женщина в джинсах, стало быть туристка. Испанцы, а тем более испанки, редко носят джинсы. У них свой стиль, довольно любопытный. По мнению философа господина Зураба Какабадзе, американки носят джинсы потому, что их крой подчеркивает сексуальные узлы, делая женщин притягательными. Правда, мода меняется с быстротой молнии, но в манере грузинок одеваться постоянной остается одна особенность: дабы привлечь внимание мужчин, они носят по возможности дорогую одежду, со вкусом сшитую, и держатся стиля капусты. Много тряпок, под которыми тело угадывается. Мне редко встречались красивые испанки - я, разумеется, имею в виду нормы красоты, принятые среди грузин, а по испанским понятиям, может, каждая вторая у них раскрасавица. Как бы то ни было, у испанок неповторимый стиль: они не позволяют себе слишком оголяться и вместе с тем как-то умудряются создать зримое ощущение изящества, упругости, трепета прикрытого одеждой тела. Возможно, это объясняется их пластичностью, они особенно грациозны.

На женщине передо мной были тесные джинсы и очень открытая майка - все в точном соответствии с американским рационализмом. Я несколько раз попытался заглянуть ей в лицо. Ничего не вышло: мы были ограничены с обеих сторон перилами, а женщине и в голову не приходило обернуться или посмотреть в сторону. В результате наблюдений мне удалось лишь установить, что в волосах у нее проседь, значит, лет ей, должно быть, около сорока. Незнакомка купила билет и повернулась, чтобы выйти. Она оказалась белокожей, С большими голубыми миндалевыми глазами, от век разбегались мелкие морщинки-лучики. Я улыбнулся ей. Она ответила на улыбку, но не остановилась. Протягивая деньги кассирше, я был уверен, что встречу незнакомку на трибуне.

Мне довелось увидеть ее раньше.

Сунув билет в карман, я послонялся по барахолке. Устал так, что у меня подкашивались ноги. Увидев в тенистой аллее расставленные там и сям лавки, присел на одну из них и только потом заметил, что рядом сидит моя незнакомка в джинсах. Она читала книгу. Я скосил глаза. Книга была английской, толстой, щедро иллюстрированной. На одной из фотографий я вдруг увидел дракона в пенсне. Вообразите! Меня как громом расшибло. Потом разобрал смех: каким макаром здесь оказался Лаврентий Павлович Берия?.. Женщина вскинула на меня удивленные глаза. Я попросил у нее книгу, она дала. На переплете огромными буквами значилось "KGB" и еще что-то по-английски. Я раскрыл книгу. В ней были собраны фотографии всех мало-мальски известных чекистов, которых когда-либо рождала Российская Империя. Я объяснил причину своего веселья. Теперь о том, как мы объяснялись. Я знаю немецкий, совсем чуточку, английский - такую же чуточку, русский - хорошо, грузинский - мой родной язык. К тому же у меня был при себе испанско-русский разговорник, которым я ловко пользовался. Незнакомка свободно изъяснялась по-немецки, сносно - по-русски и дай Бог каждому - по-английски. Клянусь, наша беседа стоила того, чтобы ее послушать. Открытая, общительная по натуре, американка тут же выложила, что звать ее Томи, мужским именем, что преподает она в университете историю, родители тоже профессора, ей под сорок, она не замужем, и у нее никогда не было мужа, она путешествует по Испании, маршруты выбирает сама. Томи говорила, и с лица ее не сходила улыбка. Мы условились, что я буду называть ее Тото, она меня - Гор. Не прошло и получаса, как мы стали ближайшими друзьями, оба помирали со смеху от нашей пятиязычной беседы с призвуком иронии, сопровождавшим наше общение с самого знакомства. Как-то так получилось, что я поделился с ней своими мыслями относительно джинсов и сексуальных узлов, высказался по поводу испанок и грузинок.