— Теперь вы должны убедиться, Александр Иванович, что я был прав. А вы пытались меня…

— Уважаемый Василий Иванович, если я и пытался, то лишь взять вину на себя из уважения к вам. И если вы сомневаетесь в моем…

— Драгоценнейший Александр Иванович, я никогда, осмелюсь вам заявить, никогда не сомневался, ибо сам отвечал вам тем же.

— Я тоже полагаю, что всегда вижу в вашем лице подлинного друга.

— Нет ничего утомительнее вежливости, — шепнул мне Саша и обратился к ученым: — А не сходить ли мне, товарищи, в этот лесок за дичью?

— Приветствую такое решение, — оживился биолог, — и прошу взять меня в компаньоны.

— Возьмите, возьмите, — поддержал Егорин, — Василий Иванович много лет занимается классификацией фауны и будет недурным помощником.

— Неплохо бы и стрелять метко, — замялся Саша.

— Вы изволите сомневаться во мне?! — воскликнул Гирис. Тут из леса вылетела большая серая птица и направилась в нашу сторону. Она летела как-то странно: не махала крыльями, а быстро-быстро покачивала ими из стороны в сторону.

— Берите ружье, — тихо сказал Саша. — Вон видите? Докажите на деле. Да быстрее же!

Странная птица, подлетев к нам, сделала крутой поворот и уже намеревалась вернуться в лес, но Василий Иванович мгновенно поймал ее на мушку, грохнул выстрел — и дичь упала на землю в каких-нибудь двадцати шагах от нас. По тому, как Василий Иванович ловко вскинул ружье и приклад сразу удобно лег в плечо, мы поняли, что трофей биолога — не случайная удача.

— Отлично! — одобрил Саша и побежал за дичью. — Василий Иванович, — позвал он из-за камня, — вот теперь сами определите, что вы убили.

Мы подошли к коку и склонились над добычей.

— Простите, — пробормотал биолог и протер пенсне замшей. — Ведь это, как видите, не птица, а бумеранг!

Мы притихли. «Дичь» переходила из рук в руки. Да, это был алюминиевый бумеранг длиной около метра и толщиной в палец. Его красиво изогнутые лопасти изрешетила картечь. На изгибе виднелось круглое стеклянное окошечко. На короткой лопасти я прочел: «Made in…», а дальше — рваное отверстие.

— Удивительно, — прошептал Егорин, — кому надо нас фотографировать? Ведь это стеклышко на изгибе — объектив фото— или киноаппарата.

Прячась за скалами, мы пробежали к лодке, запустили мотор и поплыли к вертолету — благо, что он находился влево от нас и нам не нужно было показываться тем, кто сейчас прятался в лесу.

Узкую длинную пленку, извлеченную из бумеранга (профессор оказался прав: там был спрятан миниатюрный фотоаппарат), проявлял Баскин, а Гирис занялся своим фотоаппаратом.

— Ну-с, — наконец услышали мы голос Алексея Алексеевича, — полюбуйтесь. Это местность на пути к вам. Это вы сами стоите, задрав головы. Момент выстрела Василия Ивановича. А это нечто более серьезное… Надо полагать, что мистеры, метнувшие бумеранг, сперва проверили свою аппаратуру контрольным включением и на пленке остался вот этот красавец.

Мы увидели на снимке незнакомца с приплюснутой головой, разительно напоминающей в профиль молодой, растущий полумесяц.

В это время в кают-компанию вошел Василий Иванович Гирис.

— Мой фотоаппарат пуст! — растерянно сказал он.

— Сегодня начнем бурить, — объявил профессор Егорин. И хотя он старался всем своим видом подчеркнуть, что ничего особенного в этом нет, голос его звучал взволнованно.

На борту «Ильи Муромца» у пульта управления разгрузочно-монтажными механизмами остался один Венев. А мы во главе с Егориным, надев акваланги с маленькими радиостанциями, спустились под воду.

— Начали, — сказал Баскин.

— Открываю, — послышался в наушниках голос Венева.

В днище вертолета раздвинулись широкие, как ворота, шторки. Механические руки осторожно выдвинули веретенообразное тело батискафа, и оно повисло над зеленовато-черной бездной.

— Платформу! — скомандовал Баскин. Из трюма показался толстый диск диаметром в несколько метров с отверстием в центре. Мы начали присоединять эту массивную платформу к днищу батискафа. Позже, когда батискаф опустится вниз, платформа ляжет на дно и плотно присосется к грунту, а небольшое отверстие в ее центре станет устьем скважины. Это будет робот-бурильщик.

— Теперь я помогу вам, Алексей Алексеевич, — сказал профессор Егорин и, ловко оттолкнувшись ластами, подплыл к батискафу.

Вдвоем с Баскиным они извлекли из корпуса робота полутораметровый ультразвуковой бур и, просунув его в отверстие платформы, укрепили особым замком.

— Полдела сделано, братцы, — пыхтя объявил Баскин. — Дружней, дружней. Хозяин поднесет нам по чарочке!

— А трубу не сломаем? — забеспокоился Перстенек.

— Ну и всезнайка! — засмеялся Баскин. — Ведь наш бур соединен с прочным гибким шлангом, намотанным на барабане. Это вам, кок, не котлеты жарить! А барабан в батискафе.

Работа кончена. Осмотрели крепления — и наверх, а я сел в аквалет, приготовив к съемке киноаппарат.

Батискаф плавно опустился метров на двадцать и направился к Белой долине. Александр Иванович управлял им на расстоянии, стоя у телевизионного экрана в своей кабине.

Батискаф лег на песчаное дно, и круглая платформа почти полностью всосалась в грунт. Я представил себе, как из платформы выдвигается бур и входит своей ультразвуковой коронкой в дно Тихого океана. Вслед за буром потянулся шланг.

Ультразвуковые частоты, излучаемые им, не позволяют сжать его с боков. Мощный насос вытягивает из-под земли размельченную в порошок породу, собирающуюся снаружи шланга, а внутри бура остается керн — нетронутый столбик грунта. Батискаф уже окутался темным облачком. А скоро вода замутилась совсем. Я выключил киноаппарат и доложил профессору.

— Хорошо, возвращайтесь, — сказал он. — Погода портится, похоже на шторм.

— Я только загляну в ту пещеру, куда скрылся Мауки, — попросил я.

— Но не увлекайтесь!

На предельной скорости промчался я над Белой долиной и сразу нашел знакомый мне вход в подводную пещеру… По-видимому, небо основательно затянуло облаками: даже на глубине двадцати метров почти ничего не различаю перед собою. Пора возвращаться, но что-то неудержимо влечет меня вперед, и я решаю пройти немного вдоль берега, в сторону пролива между Отунуи и Пито-Као.

Приблизился к поверхности океана и хотел уже всплыть, как попал в сильную болтанку; будто вошел над горами в кучевые облака. Машину швыряло, словно щепку, и, если бы я не привязался ремнями, худо пришлось бы.

— Налетел шторм, — услышал я голос профессора. — Мы взлетаем. Ожидайте нас в районе Белой долины. — Голос Егорина звучал все тише, вероятно, «Илья Муромец» уже отделился от воды. — Не уходите далеко.

Я перестал слышать Егорина: связь прекратилась, а выбрасывать сейчас, в такую погоду, плавучую радиоантенну было рискованно. Да и к чему? Шторм как быстро поднялся, так же быстро и стихнет… А я могу воспользоваться вынужденным «отпуском» и совершить наконец давно задуманную подводную прогулку вокруг острова.

Плыву вокруг Отунуи, зорко всматриваясь в экраны локаторов. Иногда справа появляются голые подводные склоны острова, но я нажимаю на педаль руля поворота, и скалы послушно отходят.

В какое-то мгновение ощущение одиночества оставляет меня.

Я еще не уверен, что увидел кого-то, но уже чувствую, что я не один, и уже встревожен. Потом поворачиваюсь влево и вижу как совсем рядом, то поднимаясь, то опускаясь, плывут два человека в водолазных костюмах. Весь точно собираюсь в комок, но сразу же успокаиваюсь. Ведь всегда пугает неизвестное а я теперь вижу, что один из плывущих — Мауки, и он в том же самом водолазном костюме с прозрачным шлемом, в котором был при нашей первой встрече в Белой долине.

Едва меня заметили мои невольные спутники, как тот, второй, ухватился за ноги Мауки, и они стали от меня уходить.