Изредка, и обычно в самую неподходящую минуту, просыпающиеся в егерях интеллектуальные способности могли свести с ума кого угодно, и, чтобы не угодить в психушку после очередного разговора с подчиненными, Кондратьеву приходилось пропускать слова мимо ушей и стараться побыстрее прекратить разговор властным распоряжением — некий эквивалент тому, что говорит спикер, когда у депутата отключается микрофон: «Вы исчерпали регламент». Но реплика: «Исполнять приказ» — более действенна.

Егеря приняли шарить по углам, открывать шкафы, простукивать пол, потому что трех автоматов, которые они нашли при спящих боевиках, было маловато. Поворошишь тюки, поищешь среди банок с вареньем, консервов да пакетов с крупами (а запасов здесь хватило бы на всю зиму) и найдешь то пистолет ТТ, заботливо завернутый в промасленную тряпочку, то коробку с патронами или «лимонками». Все это добро егеря несли в центр большой комнаты и складывали там на пол. Гора постепенно росла. Прибавился еще один автомат, а потом еще один — они лежали в шкафах вместе с одеждой, и наконец Голубев, приподняв одну из досок пола, извлек из неглубокого тайника пулемет с прицепленным к нему полным магазином, дотащил до оружейной свалки, поставил на ножки чуть в стороне, как наиболее ценный экспонат выставки. Оружие, хоть и было оно чужое, опускали на пол осторожно и аккуратно. Руки как-то не поворачивались грохнуть что-то небрежно об пол. Оружие прибывало с такой скоростью, что Кондратьев стал побаиваться — еще несколько минут работы в таком же темпе — и, чтобы перетащить вес находки на улицу, где их заберут соответствующие службы, придется делать, как минимум, две ходки. По сусекам они поскребли. На колобок не набрали, но на то, чтобы оснастить отделение, — хватит. Что же будет, когда они подметут в амбаре?

Никто не поверит, что все это хозяйство принадлежало только трем боевикам. Может, их на самом деле было побольше? Просто остальные отправились в гости в соседний дом, а там их сморил сон?

— Солидно приготовились, — сказал Голубев.

— Да, если бы не химики, нас бы здесь встречали с музыкой, — протянул Луцкий.

Опять пришло время подсчетов. В селе триста домов. Не меньше. Если не в каждом из них, а через один или два, сидело по три боевика, сытых, хорошо вооруженных, в подвалах, оборудованных всем необходимым для долгого зимовья и долгой обороны, где можно пережить все, за исключением близкого атомного взрыва, о Боже — ни летчики, ни артиллеристы не выбили бы из этих берлог такую ораву. Сравняй с землей село — все равно всех боевиков не изведешь. Они забились бы поглубже, переждали обстрел, а потом опять выбрались бы на поверхность. И без допросов понятно, что собрались они драться за каждый дом, отступать только в редких случаях, а жизни свои они уже давно заложили тем, кто их нанимал, так что терять им было абсолютно нечего.

Из экзотического снаряжения им попался колумбийский нож с зазубренным, как пила, лезвием и полой металлической рукояткой, куда вмещались всяческие мелкие безделушки вроде иголки, клубка ниток, но носить их все же было удобнее в небольшой сумочке, чем в рукоятке ножа. Из-за этого у него был отвратительный баланс и нужно было потратить уйму времени, чтобы научиться более менее сносно его метать. Может, в приграничных джунглях он и считался вещью незаменимой, но здесь его присутствие объяснялось лишь суеверным поклонением боевиков разного рода колюще-режущими предметами. Позор, если под рукой не окажется ничего, чем можно перерезать горло пленнику. Зубами тогда придется рвать.

Егеря чувствовали себя не в своей тарелке, не свою работу они выполняли и не умели они ее делать.

— Голубев, посмотри в сарае. Пора закругляться. Так мы до вечера не управимся, — сказал Кондратьев.

Окажись замок чуть побольше, Голубев не стал бы колотить его прикладом. Жалко. Не замок, а приклад, конечно. Стрелять по дужке и вовсе глупо. Это только в боевиках, сценарии к которым обычно пишут люди, знакомые с оружием чисто теоретически, замок можно открыть, стрельнув по нему разок-другой. Перебить дужку труда, конечно, не составляет, вот только при этом придется уворачиваться от рикошетов, вертеться, как блоха на сковородке, а лучше где-нибудь спрятаться и стрелять по замку из укрытия, точно это вражеская огневая точка, которую надо непременно подавить. Если кто-то увидит такой цирк, то подумает, что у стрелка от переутомления случилось легкое помутнение рассудка и что разумнее — побыстрее изолировать его от общества, чтобы он не наделал никаких глупостей.

Дужки замка были тонкими. Голубев примерился, легонько стукнул замок прикладом, точно колол грецкий орех и боялся размозжить его сердцевину всмятку. Дужка переломилась. Казалось, что у замка отпала нижняя челюсть и он ее никак не закроет.

Голубев оставил автомат в левой руке, а правой быстро вывернул изуродованный замок из петлиц, отбросил его сторону, так чтобы он не мешался под ногами, снял железную полоску засова и распахнул ворота.

— Так, так, — причмокнул он, увидев «Ленд Крузер» в таком превосходном состоянии, будто стоял тот не в сарае, а в дорогом автосалоне.

Между дверями автомобиля и стенками сарая расстояние было очень маленьким. Чтобы протиснуться, Голубеву пришлось повернуться боком и идти приставными шажками. Странно, что, загоняя в сарай, машину совсем не поцарапали. Обычно местные жители ювелирной ездой не отличались, что стало даже поводом для многих анекдотов.

Голубев встал на подножку, заглянул внутрь салона, еще раз причмокнул от увиденного. Кожаные кресла, на «торпеде» вставки из полированного дерева, система для прослушивания компакт-дисков, мини-холодильник, может, и мини-бар был, и уж окончательно его добил деревянный руль. Откладывай — и хоть всю жизнь — честно заработанные денежки, хватит их разве что на этот руль. Он служил атрибутом богатства и роскошной жизни. Раздобыв такой руль и поставив его хоть на «Жигули», все равно в глазах истабанцев приобретешь солидность. Подобные вывихи Голубев здесь встречал, и это напоминало ему дореволюционных старателей, которые, намыв немного золотишка, спешили купить портянки из бархата и похвастаться приобретением перед завсегдатаями пивных и чайных.

«Может, отломать в качестве сувенира?» — усмехнулся Голубев.

— Что ты там копаешься? Хороший сарай, — следующая фраза объясняла, к чему относится это определение, — угнать хочешь?

Егеря выбрались из дома и теперь шли к калитке. Впереди, помахивая хвостиком, бежал волкодав — уменьшить его раза в три, вполне имел бы добродушный вид.

— Злые вы. Уйду я от вас. Здесь жить останусь, — отмахнулся Голубев.

— Ну, как знаешь. Домов здесь много. Все не бедные. Может, чего еще найдем, а то ты прямо на первое попавшееся бросаешься, — сказал «чистильщик» Коля.

— Лучше не бывает. Эта колымага всех «лендроверов» из Африки вытеснила.

— Здесь «лендроверов» отродясь не было. Все УАЗы — их-то вытеснить не трудно. Ты в Африке и то, что в турпоездке был?

— Почти.

— И где?

— В Конго.

— Ну, как? Загорел, за негра стали принимать?

— Нет. Для этого надо целый день загорать. Как раз обуглишься, как головешка, а я немного загорал. Покраснел только. На индейца стал похож.

— Весь в делах был. Понятно. Никак с миротворцами?

— С ними. Сам был миротворцем. Но там было проще, чем здесь. Гораздо проще.

— Чуковский-то правильно писал про Африку?

— Что детям туда не надо ходить гулять? В Африке акулы, гориллы, крокодилы? Не совсем, но долго рассказывать. Ладно, черти, дайте полюбоваться хоть немного. Я на такой и не накоплю.

— Валяй, любуйся. Потом догонишь. Брось ты его, что это за жизнь — на запчасти только работать будешь. Все равно что больной, который на лекарства все деньги тратит, — сказал Луцкий.

— Точно. «Жигули» лучше или «Лада» там какая-нибудь. Дешево и сердито, — подтвердил Кондратьев.

— То-то мы все такие сердитые, — сказал Евсеев, — это у Голубева «Мерс». Он должен быть добрым.