Дом был темным, а за ним силуэтом на фоне звезд выделялся сарай. Хрипло залаяла собака, и лучи автомобильных фар отразились в глазах животного.

Мейсон выключил мотор.

Не слышалось никакого шума, кроме лая собаки, а через минуту что-то затрещало в радиаторе, когда холодный ночной воздух гор подействовал на разгоряченный автомобильный двигатель.

Собака подбежала к машине с лаем, забегала кругами, обнюхивая шины, но рычала не угрожающе. Мейсон решительно сказал:

- Кажется, это друг, - и открыл дверцу машины.

Собака подбежала на негнущихся ногах, забежала ему за спину, обнюхивая икры. Мейсон окликнул:

- Хелло, есть дома кто-нибудь?

Чиркнула спичка, зажглось красноватое пламя керосиновой лампы.

- Хелло! В чем дело? - спросил мужской голос.

- Очень важное дело, - заявил Мейсон. - Откройте, пожалуйста.

- Хорошо. Минутку.

Они могли видеть, как неуклюжая тень движется по комнате. Через минуту яркий свет газолинового фонаря усилил освещение. Они услышали в доме шаги, и дверь отворилась. Овербрук, заспанный великан в ночной рубашке, заправленной в джинсы, стоял на пороге с фонарем в руке.

- О'кей, Герти, - тихо произнес Мейсон, - ваш выход.

Герти пробралась вперед, в круг света от фонаря.

- Вы мистер Овербрук? - спросила она, задержав дыхание.

- Правильно, мэм.

- О, - облегченно произнесла Герти. - Скажите мне, Уильям у вас? Он здоров?

- Уильям? - непонимающе переспросил Овербрук.

- Ее муж, - с сочувствием объяснил Мейсон.

Хозяин ранчо медленно покачал головой.

- Это мужчина, который потерял память, - подсказал Мейсон.

- О, - оживился Овербрук. - Конечно. Вы родственники?

- Он мой муж.

- Откуда вы узнали, где он?

- Да мы его уж сколько ищем! - воскликнула Герти. - Скажите мне, он здоров? Можно войти?

Овербрук замялся:

- Здесь не роскошно, холостяцкая берлога, но вы все-таки заходите. Немного холодновато, правда.

Они прошли в маленькую комнату в передней части дома.

- Где Уильям? - спросила Герти.

- Да там он. - Овербрук открыл дверь: - Эй, дружище!

- А? - прозвучал заспанный мужской голос.

- Кое-кто тебя видеть хочет. Выходи.

- Не хочу я никого видеть. Я спать хочу.

- Этих ты захочешь видеть, - уверил его Овербрук. - Давай. Извините меня, друзья. Я его подниму. Он здорово крепко спит. Трудный день у него был.

Они слышали голоса из маленькой комнаты, которая примыкала к гостиной. Делла Стрит тихонько спросила:

- А он не может улизнуть через задний ход, шеф?

- Если он это сделает, - сказал Мейсон, - это будет признанием вины. Если я прав и он валяет дурака, он начнет притворяться, что ничего не помнит.

Внезапно голоса в спальне позади гостиной прекратились. Босые ноги зашлепали по полу, потом в комнату вернулся Овербрук.

- Не знаю уж, как вы управитесь, - сказал он. - Вы собираетесь сказать ему обо всем осторожно?

- Вы ему не сказали, что тут его жена?

- Нет. Просто сказал, что какие-то люди хотят его видеть.

- Думаю, что лучше всего, - сказал Мейсон, - обрушить это на него внезапно. Понимаете ли, амнезия обычно бывает результатом нарушения равновесия мозговой деятельности. Это попытка части мозга уйти от чего-то, что сознание дибо не хочет вместить, либо не может с этим справиться. Это убежище. Человек затворяет дверь своего сознания перед чем-то, что причиняет беспокойство. А раз дело в этом, лучшее лечение - быстрый мозговой шок. Мы захватим парня врасплох. Не говорите ему, кто здесь, и ничего такого. Просто скажите, что какие-то люди хотят его видеть. Как он сюда попал? Его кто-нибудь привез?

- Да пришел он к двери вчера вечером, - сказал Овербрук, - так и шатался. Собака начала лаять, я сначала подумал, что там скунс или что-то такое. Потом, по тому, как собака замолчала, я понял, что это человек. Выглянул я посмотреть, светятся ли автомобильные фары, да нет, ничего, ну, я тут в такой изоляции, что сразу взял ружье и зажег газолиновый фонарь. А человек подошел к двери и постучал. Я его спросил, кто он такой, а он ответил, что не знает. Ну, потолковали мы так и сяк несколько минут, а потом я дал собаке его обнюхать и обыскал - нет ли у него оружия. Не было. В карманах у него ничегошеньки не было. Даже носового платка. Ничего на нем не было такого, что бы подсказало, кто он такой и откуда взялся.

- Скверно, - посочувствовал Мейсон.

- Одно только у него оказалось, - продолжал Овербрук, - деньги. Пачка банкнот, от которой и лошадь подавилась бы. Ну, конечно, я что-то заподозрил, и он мне рассказал свою историю. Он сказал, что память у него будто туманом подернута, и он не может вспомнить, кто он такой, что он слишком устал, чтобы думать, просто хочет отдохнуть. Не хотел он отвечать ни на какие вопросы и не хотел, чтобы кто-то узнал, что он тут. Сказал, что рад помочь мне со стряпней, что заплатит мне, сделает все что угодно, но ему нужен отдых.

Мейсон сочувственно кивал.

- С беднягой иногда случаются такие приступы. Единственно утешает, что с каждым разом они продолжаются все меньше. Это третий приступ у него за последние восемнадцать месяцев.

- Шок такой? - спросил Овербрук.

- Шок такой, - подтвердил Мейсон.

Отворилась дверь из спальни. Мужчина под тридцать вяло, с рассеянным видом, оглядывал комнату. На лице у него было написано полнйшее безразличие. В глазах не светилось узнавание. Это был человек среднего роста, весом не более ста тридцати фунтов, приятной наружности, с темными глазами и массой темных вьющихся волос.

- Уильям! - воскликнула Герти и побежала к нему.

Флитвуд отступил на шаг.

- О, Уильям, бедняга, дорогой мой мальчик! - всхлипнула Герти и обвила его руками, прижимая к себе.

Мейсон испустил громкий вздох облегчения:

- Слава Богу, это Уильям, - сказал он.

Овербрук улыбнулся, точно огромный купидон, которому удалось соединить пару влюбленных.

- Багажа у него, наверно, нет, - предположил Мейсон.

- В таком виде и пришел, как вы его видите, - подтвердил Овербрук. Я одолжил ему бритву и купил зубную щетку.

- Пошли, Уильям, - сказал Мейсон, вставая и похлопывая Флитвуда по плечу. - Мы вас заберем домой.

- Домой? - с подозрением переспросил Флитвуд.

- О, Уильям! - воскликнула Герти. - Ты что, меня не узнаешь? Скажи, Уильям, не узнаешь?