В небе парил одинокий сокол, высматривая на земле очередную добычу. Вдруг он камнем понесся вниз. И в этот миг чуткое ухо Хасана уловило женский крик; мольбу о помощи. Зоркие, орлиные глаза джигита быстро обшарили местность, и он увидел девушку, бегущую по бездорожью, по замшелым камням. Двое на лошадях гнались за ней. Вот они быстро спешились, отпустили коней и бросились за девушкой. Она перешла реку и бежала в сторону, куда спускался Хасан из Амузги. Его в зарослях не было видно. Бедная девушка кричала: «Люди, помогите, люди, где же вы? Ой, помогите!»

Хасан спрыгнул с коня и, ловко перескакивая с камня на камень, пошел навстречу девушке. Она увидела его, еще больше испугалась и повернула в сторону, — видно, решила, что и он из преследователей. Но Хасан перерезал ей дорогу, схватил за руку и потянул за собой в укрытие…

— Отпустите меня, что вы хотите? — рыдала девушка. Лицо ее было искажено страхом.

— Успокойся, девушка, я не трону тебя! Наоборот, я хочу помочь тебе спастись от негодяев, — сказал Хасан из Амузги, завороженный робким очарованием девушки.

— Ты разве не с ними? — в глазах ее горели огоньки ненависти.

— Нет. А кто они?

— Не знаю… — сказала девушка. — Я пасла овец, а они вдруг появились и погнались за мной.

— Твое счастье, что я оказался рядом. Прячься за камни, они не допустят, чтобы добыча так легко от них ускользнула. — И, словно в подтверждение этих слов, раздался выстрел. — Вот видишь, из-за тебя сейчас чуть не продырявили мою драгоценную голову… — Хасан улыбнулся и поправил на голове белую папаху с красной перевязью.

— Ты не боишься их? — с удивлением спросила девушка.

— Боюсь… Боюсь, потому что мне нельзя умирать, у меня еще много дел на земле. Метко стреляют, ослом рожденные! А ты удивительно хороша! Знаешь, конечно, об этом? Удивляюсь, как это тебя до сих пор никто не умыкнул!.. У тебя необыкновенные глаза!

— Ну что вы? — смутилась девушка.

— И зубы — ровный ряд жемчугов… Где такие нашла?

— Да разве зубы находят? — с наивной непосредственностью удивилась она.

— И голос твой, да все в тебе — одна ласка и нежность.

Муумина, дочь слепого Ливинда, а это была она, опустила большие ясные глаза, такие горцы называют сунгай-улбе — ягоды терна, и, не зная куда себя девать от смущения, поправила на голове легкий белый платок — гилменды, из-под которого выбивались не заплетенные в косы вьющиеся волосы. В коротком, до колен, ситцевом платьице, с виднеющимися из-под него зелеными бархатными шароварами, босая, она была трогательно хороша.

— Как тебя зовут? — спросил Хасан.

— Муумина!

— Как ты думаешь, Муумина, что это за люди? Оставят они нас в покое или нет?

Хасан настороженно посмотрел туда, где скрылись преследователи девушки. «Может, отстанут», — думал он. Уж очень некстати для Хасана была бы перепалка со случайными людьми.

— Не знаю, кто они, но знаю, что это самые плохие и злые люди.

— Почему же? Может, и не такие плохие, просто ты им понравилась.

— Что ты говоришь! Они, как бешеные собаки, погнались за мной…

— Но это еще не говорит о том, что они достойны презрения. Увидев такую девушку, да одну в безлюдном месте, какой джигит не потеряет головы… Я бы и то…

— Выходит, и ты плохой… Если так, то я и от тебя убегу…

— Не надо, Муумина, я пошутил. Лучше спрячься. Они, по-моему, не собираются уходить… Вон даже подкрадываются… Будь осторожна.

— А почему ты не стреляешь?

— Я же не знаю, кто они и что за люди. Не хочется зря убивать.

— Тогда они убьют тебя и меня!

— Ну нет, тебя-то я им убить не дам!

Хасан из Амузги заметил, как из-за камня слева сначала показалось дуло винтовки, затем рука и голова… Этого мгновенья было достаточно для Хасана: он выстрелил из винтовки, что носил всегда на плече вниз стволом, и человек за камнем исчез.

— Ой, как страшно!.. Ты убил его?

— Думаю, нет. Я хотел выбить оружие из его рук. Скажешь, убей их — я убью. Можешь мне такое сказать? Ты слышишь меня, Муумина? Где ты?

— Я здесь.

— Не отходи далеко. Сдается мне, что их увлекла не твоя красота… Такие не пощадят…

— Тогда убей их!

— Они куймурцы?

— Нет, это чужие.

— Вот что, Муумина, подойди-ка поближе ко мне. Да не бойся, я не кусаюсь. Дело осложняется.

— Ну, подошла…

— Да ближе! Вот так. Ты стрелять умеешь?

— Разве девушки стреляют? — удивилась она.

— Что ж тут мудреного… — Он протянул ей наган и показал, как с ним следует обращаться.

— Зачем это мне?.. — Великое любопытство охватило девушку.

В душе Муумина удивлялась себе: как это она может довериться чужому человеку… Всегда настороженная и робкая, вдруг так разговорилась с незнакомцем, словно знает его всю жизнь…

— Боюсь, что сегодня тебе моя наука пригодится, — сказал Хасан.

— А куда я должна стрелять?

— На сей раз все равно. Иди на свое место и оттуда стреляй, только смотри в меня не попади…

— Зачем все это?

— Пусть они думают, что я не один, что ко мне подоспела подмога. Ну, стреляй!

— Ой, не могу… — Муумина закрыла глаза и, отвернувшись, нажала на курок. Грянул выстрел, за ним следом выстрелил и Хасан из Амузги.

Ему не хочется брать грех на душу — убивать этих людей. Он не знает, кто они и какие цели преследуют, но не защитить девушку Хасан не может…

— И ни чуточки не страшно, — проговорила тем временем Муумина.

— Только глаза не закрывай. Когда стреляешь, надо смотреть, куда целишься…

— А я в небо целилась… Ты мое имя знаешь, а своего мне не сказал…

— Скажу, скажу… Погоди. Мы, кажется, не испугали их. Они подбираются поближе. Ты смотри, не уходи никуда с этого места. Я сейчас поговорю с ними на другом языке.

Хасан из Амузги рывком бросился за ствол орехового дерева. Раздалось сразу два выстрела. Хасан выбежал из укрытия. Еще два выстрела, и он скатился с невысокого обрыва. Муумина вскрикнула от страха за него. Она, боясь шевельнуться, следила, что же будет дальше. Те двое подошли к лежащему ничком ее спасителю, и в этот самый миг произошло невероятное: он вдруг вскочил, ударом кулака отбросил одного, а другого подмял под себя, вырвал оружие и крикнул:

— Если сдвинетесь с места, пристрелю как куропаток, опьяненные ослиным молоком! Коли хотите, чтобы ваши матери не плакали, убирайтесь отсюда… Я не стану стрелять вам в спины…

— Ты ее брат? — с дрожью в голосе спросил один из них. Это был Аждар.

— Эх вы! Храбрецы! Нашли беззащитную девушку и обрадовались, негодяи! Кто вы и зачем здесь? Не пожалеть бы мне, что отпущу вас!..

— С твоей стороны это будет очень благородно. Мы уйдем… А кто мы? Просто приехали вчера сюда на базар… Собрались обратно уехать, да вот шайтан попутал…

— Ну, я вижу, правды от вас не жди. Так и быть, на сей раз прощаю. Идите своей дорогой и забирайте оружие…

Они не заставили повторять предложение и скрылись с глаз. Испуганная Муумина только после этого вышла из укрытия и подбежала к Хасану.

— Ой, как я испугалась! — воскликнула она.

— Чего же?

— Я подумала, они тебя убили.

— А ты не хотела бы, чтоб меня убили?

— Конечно! Ты не такой, как они, ты хороший. Я молилась за тебя, хотя ты даже имени своего мне не назвал…

— Меня зовут Хасан сын Ибадага из Амузги.

— Знаешь, Хасан, мне кажется, это они убили тех, что у башни… — высказала догадку Муумина и запнулась.

— Кого? Я тебя спрашиваю, Муумина! Ты сама их тогда видела?

— Нет, но в ауле все говорили, — поправилась она, вспомнив, что ведь отец не велел ей ничего рассказывать людям.

— Их похоронили?

— Да! Ой, как же я заговорилась и совсем позабыла об овцах! Где их теперь найти…

— А много у тебя овец, пастушка?

— Три барашка и один козел.

— Не богато, но мы их разыщем. А я позабыл о своем друге.

— Разве с тобой еще кто-нибудь был?

— Да, мой верный конь! — И Хасан, заложив пальцы в рот, протяжно свистнул, на что его лошадь тотчас ответила ржанием и примчалась к хозяину.