— Здесь? — спросил Эрик.

— У меня нет другого выбора” — захныкал Молинари, — уничтожьте тромб, или я умру, — Он упал на стол. На этот раз он уже не вернулся после этого в сидячее положение, а так и остался лежать, как брошенный, ненужный мешок.

С дальнего конца стола вице-секретарь ООН Рик Приндл сказал Эрику:

— Начинайте, доктор. Это срочно, вы сами знаете. — Очевидно, он — как и остальные — уже присутствовали при чем-то подобном.

Френекси сказал:

— Секретарь, можете вы уполномочить мистера Приндла занять ваше место на переговорах?

Ответа от Молинари не последовало — он потерял сознание.

Эрик извлек из чемоданчика небольшой гомеостатический блок. Он вполне подходил — как он надеялся — для этой тонкой операции. Проходя по телу и тут же залечивая за собой след, инструмент минует кожный покров, мышцы и достигнет почечной ткани, где и начнется его основная работа. Он приступит к созданию пластиковой перемычки, обходящей закупоренную часть артерии; в данный момент это было безопаснее, чем пытаться удалить тромб.

Дверь открылась и вошел доктор Тигарден, он поспешил к Эрику и, увидев лежащего головой на столе Молинари без признаков жизни, сказал:

— Вы готовы к операции?

— Я подготовил оборудование; да, я готов.

— Никаких искусственных органов, надеюсь?

— В этом нет необходимости.

Тигарден взял Молинари за руку и померил пульс. Затем он вытащил стетоскоп, расстегнул Молинари рубашку и послушал сердце.

— Биение слабое и неритмичное. Лучше его заморозить.

— Хорошо, — сказал Эрик и достал из саквояжа набор для замораживания.

Френекси подошел посмотреть, что происходит.

— Вы собираетесь понизить температуру тела на время операции?

— Да, мы заморозим его, — произнес Эрик, — обмен веществ…

— Мне это безразлично, — сказал Френекси, — биологические аспекты меня не интересуют: а озабочен только тем очевидным фактом, что в настоящее время Секретарь не может продолжать переговоры. Переговоры, ради которых мы преодолели расстояние в несколько световых лет. — На его лице проступал глухой, притупленный, гнев, который министр не мог подавить.

Эрик заявил:

У нас нет другого выбора, министр, Секретарь умирает.

— Я понимаю, — сказал Френекси и отошел, кулаки его были сжаты.

— Откровено говоря, он уже умер, — сказал Тигарден, все еще прослушивая сердце Молинари, — Немедленно давайте охлаждение, доктор.

Эрик быстро приспособил охлаждающую систему на шее Молинари и включил автономную систему питания. Холод начал распространяться по телу; Эрик занялся хирургическими инструментами.

Министр Френекси на своем языке советовался с доктором Горнелом; он резко вскинул голову и жестко заявил:

— Я хотел бы, чтобы доктор Горнел ассистировал при операции. Вице-секретарь Приндл произнес:

— Это невозможно. Молинари отдал строгое распоряжение, запрещающее к нему прикасаться всем, кроме им лично отобранным врачам из его персонала. — Он кивнул Тому Йохансону и его команде из сотрудников Секретной службы, они приблизились ближе к Молинари.

— Почему? — спросил Френекси.

— Они знакомы с его историей болезни, — тупо ответил Приндл.

Френекси пожал плечами и отошел; он казался еще более сбитым с толку, даже ошеломленным. — Я не могу этого понять, — сказал он вслух, — я не могу понять, как можно было допустить, чтобы Секретарь Молинари дошел до такого состояния.

Эрик спросил Тигардена:

— Такое уже случалось раньше?

— Вы имеете в виду умирал ли Молинари во время переговоров с лилистарцами? — Тигарден не смог подавить улыбки. — Четыре раза. Прямо в этой комнате и даже в том же самом кресле. Можете вводить ваш агрегат.

Приставив гомеостатический прибор к правому боку Молинари, Эрик включил его, приборчик, напоминающий по размерам стеклянную каплю, тут же оживился, выделил сильное анестезирующее средство и начал свой путь к почке и почечной артерии.

Единственным звуком во всей комнате было теперь жужжание этого инструмента; все, включая Френекси, наблюдали за тем, как он погружается в грузное, обмякшее тело.

— Тигарден, — сказал Эрик, — я предлагаю…, он отошел и зажег сигарету, — поискать у кого здесь в Белом доме случилась частичная закупорка почечной артерии или…

— Это уже известно. Горничная на третьем этаже. Наследственный порок, как это и должно быть. У этой женщины произошло обострение за последние двадцать четыре часа из-за избыточной дозы амфитамина; она начала слепнуть, и мы решились на операцию — там я и был, когда за мной послали. Я как раз заканчивал.

— В таком случае вы знаете, — сказал Эрик.

— Знаю, что? — голос Тигардена был едва слышен, он не хотел, чтобы его слышали другие. — Мы обсудим это позднее. Но могу вас уверить, что я не знаю ровным счетом ничего. Как, впрочем, и вы.

Подойдя к ним, министр Френекси сказал:

— Как скоро Молинари будет в состоянии продолжить переговоры? Эрик и Тигарден переглянулись.

— Трудно сказать, — помедлив, ответил Тигарден.

— Часы? Дни? Недели? Последний раз это продолжалось десять дней. — Лицо Френекси исказилось от сознания собственного бессилия. — Я не могу оставаться здесь так долго. Если необходимо ждать более семидесяти двух часов, переговоры придется перенести. — Позади него консультанты, советники и военные из делегации Лилистар уже собирали бумаги. Представление заканчивалось.

Эрик сказал:

— Очень вероятно, что он будет неспособен заниматься делами в течение двух дней, это обычный срок в таких случаях; его общее состояние слишком…

Повернувшись к Приндлу, министр Френекси сказал:

— И вы как вице-секретарь не обладаете властью, чтобы продолжать переговоры? Какое отвратительное положение! Понятно, почему Земля… — Он замолчал. — Секретарь Молинари мой личный друг, — добавил он, — я искренне желаю ему скорейшего выздоровления. Но почему Лилистар должна нести одна все тяготы этой войны? Как может Земля постоянно колебаться, сделать решительный шаг? Ни Приндл, ни оба врача ничего не ответили. Френекси что-то сказал своей делегации по-лилистарски: они сразу встали, очевидно, собираясь покинуть помещение.

Конференция была сорвана благодаря неожиданному и почти фатальному приступу Молинари, По крайней мере, сейчас. Эрик испытывал громадное облегчение. Благодаря своей болезни Молинари удалось спастись. Но только временно.

Тем не менее это было уже что-то. Этого было да. статочно. Полтора миллиона землян, затребованных. Лилистар для своих заводов, не будут согнаны, кал стадо… Эрик обменялся с Тигарденом коротким понимающим взглядом. А тем временем инструмент Эрика без посторонней помощи продолжал свою работу.

Психосоматическое заболевание старого ипохондрика сохранило жизни громадного количества людей и это заставило Эрика переосмыслить значение медицины, последствия “лечения” в данных условиях. Ему казалось, когда он сидел и прислушивался к жужжанию своего прибора, что он начинает понимать ситуацию и то, что от него на самом деле требовалось, когда Секретарь ООН лежал головой на этом столе, ничего не видя и не слыша и находясь там, где проблемы переговоров с Френекси просто не существовало.

Чуть позже Джино Молинари сидел, опираясь на подложенные под спину подушки, в своей охраняемой спальне и расслабленно созерцал номер “Нью-Йорк тайме”, предоставленный в его распоряжение.

— Ничего, что я читаю, доктор? — слабо проворковал он.

— Ничего, — ответил Эрик, Операция прошла успешно; повышенное кровяное давление пришло в норму, которую можно ожидать от пациента в таком возрасте.

— Посмотрите, какой шум подняли эти газетенки. — Молинари передал первую страницу Эрику.

СОВЕЩАНИЕ НЕОЖИДАННО ПРЕРВАНО ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ СЕКРЕТАРЯ, ДЕЛЕГАЦИЯ ЛИЛИСТАР ВО ГЛАВЕ С ФРЕНЕКСИ ОСТАЛАСЬ В ОДИНОЧЕСТВЕ.

— Как они разнюхивают подобные сведения? — брюзгливо пожаловался Молинари. — Это представляет меня в дурном свете, как будто я ухожу в кусты в самый ответственный момент. — Он взглянул на Эрика. — Мне следовало дать отпор требованиям Френекси. — Он устало прикрыл глаза, — Я знал, что они потребуют. Уже на прошлой неделе.