— Да, Узун мне сказал, что у него было намерение некоторое время обучать Файолона, но, насколько я понимаю, обучение это уже завершено. Так ведь, Узун?

— Теперь он уже не может по неосторожности причинить вред себе или окружающим, — произнес оддлинг с явной неохотой.

В этот момент Файолон вернулся, облаченный в теплую зимнюю одежду и с небольшим рюкзаком за плечами.

— Я готов отправляться в Вар, — объявил он.

— Ей не удастся, — злорадно проговорила Майкайла. Харамис от всей души пожалела, что у нее нет сил, чтобы схватить эту девчонку и как следует отшлепать. — Она до сих пор не способна общаться с ламмергейерами.

— Зато это можешь сделать ты, — заметил Файолон.

— Но с какой стати?

— Потому что я тебя об этом прошу, — вежливо произнес он. — Не стоит так волноваться, Майка; я справлюсь. Все будет в порядке. Как бы то ни было, я по-прежнему остаюсь племянником короля.

Он отвел Майкайлу в сторонку, полным нежности жестом положил ладони на ее плечи и несколько минут говорил что-то вполголоса. Харамис напряглась, стараясь уловить слова Файолона, но безуспешно. Как реагирует Майкайла, она тоже не могла видеть: та стояла спиной. Лицо же самого юноши не менялось до самого конца беседы. Видимо, Майкайла согласилась вызвать для него ламмергейера, потому что Файолон вдруг улыбнулся.

Харамис неожиданно почувствовала приступ зависти. Она не помнила, чтобы за всю ее долгую жизнь кто-нибудь хоть раз посмотрел на нее вот так. В улыбке Файолона было столько любви и доброжелательности, что Харамис это просто озадачило. «Как можно относиться с такой заботой к этому злому, упрямому и капризному созданию?» — недоумевала она.

Файолон слегка наклонился и поцеловал Майкайлу в лоб.

— Ты же понимаешь, что я, в конце концов, никуда не пропаду, — проговорил он, — ты по-прежнему сможешь видеть меня в своем зеркале.

«Что он этим хочет сказать?» — удивилась Харамис.

Майкайла, дрожа всем телом, прильнула к Файолону и спрягала лицо на его плече. Тот бережно обнял ее и стоял так, покуда она не совладала с чувствами. Затем отстранился от девушки, обернулся к Харамис и поклонился:

— Благодарю вас за гостеприимство, госпожа.

— Желаю удачи в пути, — бесстрастно ответила Харамис.

Майкайла, выходя из комнаты вслед за Файолоном, не произнесла ни слова и даже не обернулась. Через несколько минут Харамис услышала шум крыльев: ламмергейер приземлился на балкон. Еще через мгновение раздались звуки, указывающие на то, что птица взлетает.

Майкайла не возвратилась в комнату Харамис. Когда волшебница спросила, где она. Энья сообщила, что Майкайла заперлась в спальне и не отвечает.

— Не иначе как опять надулась, — вздохнула Харамис. — Ладно, оставьте ее в покое. Ничего страшного, выйдет, как только проголодается.

«Клянусь Цветком, дрессировать фрониалов куда легче», — решила она про себя.

Майкайла наблюдала, как гигантская птица уносит Файолона на юг. Она вполне понимала его нежелание задерживаться в башне после возвращения Харамис. Только поэтому она согласилась вызвать ламмергейера; для Харамис она вряд ли стала бы это делать.

Девушка прошла к себе в комнату, заперлась, уселась на кровать и выудила из-под платья шарик. Она вызвала изображение летящего на ламмергейере Файолона, но говорить с ним не стала. Не стоит отвлекать внимание человека во время подобного путешествия. Она видела, как птица пролетает над Тернистым Адом, Черной Топью, затем Зеленой Топью, как мелькают под ее могучими крыльями верхушки деревьев Тассалейского леса и как где-то внизу появляется наконец русло реки Большой Мутар, протекающей через Вар и впадающей в Южное море. Направляемая Файолоном птица стала снижаться, чтобы опустить седока на западном берегу, примерно в одной лиге к югу от границы между Рувендой и Варом. «А у него ведь вовсе и не было никаких причин просить меня вызвать ламмергейера, — осознала вдруг Майкайла. — С таким же успехом он мог бы проделать это и сам».

Не успела она об этом подумать, как тут же на довольно длительное время вовсе лишилась способности рассуждать здраво. Файолон соскользнул с птичьей спины, и как только ноги его коснулись земли Вара, весь мир начал, будто юла, вращаться вокруг юноши и, соответственно, вокруг Майкайлы, ибо между ними существовала связь. Она бессильно опрокинулась на кровать, а сам Файолон рухнул на землю. Странное ощущение овладело юношей а через него и Майкайлой.

Казалось, будто вся варская земля, вся страна протянула могучую руку и схватила его; будто сам Вар пытается заполнить собою тело Файолона. Здешние реки, в особенности Большой Мутар, заменили ему кровь. Дующие с Южного моря ветры сделались его дыханием, наполнили юноше легкие и стали распространять свою энергию по всему телу. Происшествие того дня, когда их лодочка перевернулась в месте впадения Голобара в Нижний Мутар, показалась сущим пустяком по сравнению с этими ощущениями.

Несмотря на то что уже начиналась зима, повсюду было полно зелени, но в отличие от неукротимого буйства растительности, что покрывает дикие болота Рувенды, то были аккуратно возделанные поля озимых паков. Они занимали большую часть варской земли — от Тассалейского леса, сокрывшего под ветвями своих могучих деревьев границу с Рувендой, и почти до самого моря.

Файолон оказался совершенно не готов к встрече с морем, и оно потрясло его. От одного края горизонта до другого плескалась вода, омывая длинное варское побережье. Файолона охватило такое чувство, будто часть его тела лежит на берегу и каждая накатывающаяся волна омывает его, в то время как в другой части тела протекает Большой Мутар, а еще какую-то часть составляют засеянные поля.

И все-таки в его теле нашлось место и для городов — маленьких, подобно рувендским, и многолюдных, как Мутавари, столица Вара и его главный порт. Откуда-то из глубин детства пришло смутное воспоминание о жизни в Мутавари, но все-таки Файолон не представлял себе, что столица так велика и в ней такое множество народа. Все пространство вокруг многочисленных причалов, построенных по обоим берегам полноводной реки, было запружено кораблями. Тут же взад и вперед сновали толпы людей прибывших из самых отдаленных уголков обозримого мира. Они спешили по делам, разгружали и нагружали свои суда, заключали сделки друг с другом… К счастью, он не был связан со всеми этими людьми. И все-таки Файолон чувствовал, как чей-то мозг начинает взаимодействовать с его собственным…

— Майка? — Мысль эта скользнула как-то слабо и мимолетно, но Майкайла тут же ухватила ее. Что бы там ни происходило с Файолоном, никакие события не могут разорвать прочную связь между ними, даже когда оба чувствуют себя так, будто голова сейчас взорвется от переполнивших ее рек, полей, городов и побережья Вара. Да и все тело кажется до смешного маленьким, чтобы вместить то, что вливается в него.

— Я здесь, Файолон.

— Ты их слышишь?

— Эти голоса? Да. — Майкайла отчетливо слышала, как волна за волной накатывает какая-то причудливая смесь разговоров и мыслей. — Это не человеческие голоса…

Оба поняли это одновременно.

— Это туземцы.

Если раньше они с Файолоном вели лишь обыкновенные разговоры, то теперь в обеих головах одновременно шел единый поток мыслей — настолько единый, что определить, кому из них принадлежит та или иная мысль, было попросту невозможно.

— Это не ниссомы… не виспи… совершенно ясно, что не скритеки… хотя некоторые из них явно дикари… Да, верно, их здесь две разные группы… дело происходит в Варе, значит, это глисмаки — именно они относятся к разряду дикарей — и еще вайвило.

— А почему мы способны их услышать? — Эта мысль явно принадлежала Файолону.

— Я могу их слышать, потому что можешь ты, — раздался ответ Майкайлы. — А теперь ответь мне; у Вара когда-нибудь бывали Великие Волшебницы?

— Я, по крайней мере, об этом ничего не слышал. — Голова у Файолона кружилась, река продолжала струиться сквозь его тело, а море — омывать его накатывающимися через равные промежутки волнами, и все-таки рассудок начинал проясняться. — Разумеется, я не был в Варе со времен самого раннего детства и не знаю его истории так хорошо, как знаю нашу. И все-таки точно могу сказать, что никогда не слышал, чтобы у Вара была Великая Волшебница.