— Кстати, о смерти, — начал Узун. — Помнишь ли, что обещала мне в тот самый день, когда обнаружила заклинание, с помощью которого Харамис обратила меня в арфу?

«Нет! — воскликнул вдруг внутренний голос в голове Майкайлы. — Я не хочу, не хочу терять еще и его!» Но тут новоявленная Великая Волшебница Рувенды и Лаборнока напомнила себе, что не должна быть эгоистичной, какой была ее предшественница, и превращать окружающих в марионеток для исполнения своих прихотей.

— Да, — проговорила она, подавляя дрожь в голосе, — я все хорошо помню. Я пообещала освободить твой дух, как только ты сам попросишь. — Майкайла проглотила подступивший к горлу комок. — Итак, ты просишь об этом сейчас?

Олдлинг кивнул:

— Я думаю, лучше всего сделать это завтра, перед восходом солнца. Таким образом, у меня будет время научить новой балладе зеркало.

— Так, значит, уже завтра… — Майкайла наклонила голову, чтобы скрыть слезы.

— Благодарю тебя, — спокойно проговорил Узун, — и желаю доброй ночи.

Как только он вышел из комнаты. Файолон нагнулся к Майкайле.

— Неужели он только что попросил тебя убить его? — прошептал он.

— В некотором смысле — да, — пояснила Майкайла. — То есть формально, насколько я понимаю, он мертв уже с тех пор, как Харамис заключила его дух в арфу. Однако он взял с меня слово, что я окончательно освобожу этот дух, когда ее не будет в живых.

— Неужели нельзя обойтись без этого? Мне так будет не хватать его!

— Я тоже буду очень скучать, — проговорила Майкайла, и глаза ее переполнились слезами. — Но, несмотря ни на что, мне придется это сделать. Я дала ему слово.

— Ну что ж, в таком случае, — вздохнул Файолон, — я тебе в этом помогу.

Майкайла и Файолон стояли на каменной крыше башни, у потухшего костра, в пламени которого незадолго перед этим сгорело деревянное тело Узуна. Начинаю светать; окружавшее их безмолвие нарушилось с первым порывом ветра, развеявшего и унесшего в бесконечное, необозримое пространство маленькую горстку пепла.

Майкайла сжимала в руке небольшую шкатулку с еще одной горсткой пепла — тем, что осталось от кости, некогда принадлежавшей Узуну. Она высыпала себе в ладонь половину содержимого шкатулки; Файолон последовал ее примеру. Потом они одновременно подставили свои ладони ветру, мгновенно сдувшему пепел.

— Он присоединился к Владыкам Воздуха, — негромко проговорила девушка.

Они направились в кабинет. Файолон взял арфу и. подыгрывая себе, пропел древнюю песнь — самое период из выученных им творений Узуна.

— Как-то странно сознавать, что теперь это всего-навсего обыкновенная арфа, — проговорил он. — Думаю, что она всегда будет для меня частицей самого Узуна.

— Что ж, в таком случае какая-то его часть навечно останется с нами, — отозвалась Майкайла.

«Если, конечно, мы будем вместе», — добавила она про себя.

— Что ты будешь делать дальше, Файолон? — Майкайла решилась наконец задать мучивший ее вопрос. — Тебе надо вернуться в Вар?

— Мне придется туда наведываться время от времени, — сказал он. — Точно так же, как и тебе придется путешествовать, объезжая свои земли. Однако мне кажется — если у тебя, конечно, нет возражений, — что мы сможем сделать эту башню главным своим домом. Правда, надо будет раздобыть побольше книг, — добавил он, будто желая поддразнить собеседницу. — А то даже я успел прочитать всю эту библиотеку от начала до конца.

Майкайла радостно рассмеялась. Так, значит, он не собирается ее покинуть и ей вовсе не придется вести одинокую жизнь, подобно Харамис!

— Я тоже, — кивнула она, — прочитала все еще много лет назад. Хорошо, раздобудем книг. А что еще потребуется?

— Дети, — нарочито будничным тоном ответил Файолон. — Я, конечно, понимаю, что пока еще рано об этом говорить, но лет через пять — десять ты уже достигнешь достаточной физической зрелости и сможешь рожать детей… Если, конечно, ты не находишь подобную идею по какой-либо причине неприемлемой.

Майкайла отрицательно покачала головой.

— Разумеется, я была бы очень рада завести собственных детей, когда придет время… То есть я хочу сказать — наших с тобой детей, — добавила она торопливо.

— Мы сможем с детства воспитать их так, что они будут знать магию и заботиться о стране, — рассуждал Файолон. — К тому же мы, если пожелаем, сможем иметь столько детей, что у страны будет богатый выбор, когда придет время подыскать нам преемников.

— Так, значит, Харамис ошиблась насчет того, что практикующий магию должен соблюдать обет безбрачия? — спросила девушка.

— Это оправданно лишь в том случае, если магия для человека — единственное дело в жизни, если он задался целью обрести абсолютное могущество. Но если магия просто-напросто инструмент, который используешь в работе, то остается только следить за тем, чтобы не портить себе здоровье, а в остальном поступай как знаешь. — Файолон усмехнулся. — Поскольку нас тут двое, то, если что и случится, мы сможем друг друга выручать; из нас всегда получалась отличная команда. — Его лицо снова обрело серьезное выражение. — Майкайла, я люблю тебя с тех пор как нам исполнилось по семь лет. Теперь мы уже достигли совершеннолетня и имеем право не спрашивать ничьего разрешения. Итак, выйдешь ли ты за меня замуж?

Майкайла прижалась к его груди:

— Мое сердце навсегда отдано тебе.