– Попробуем еше раз? – великодушно предложил Вадим, снова отходя для разбега.

Сумоист был не такой дурак, чтоб ожидать от противника повторения финта, но рефлексы оказались сильнее рассудка, и только Вадим обозначил движение вниз, как бедняга бросил наперерез руки, складываясь едва не вдвое. Распрямившись, Вадим взлетел над ним, да еще оттолкнулся от необъятных плеч, перемахивая словно через козла.

Наверно, это же сравнение пришло в голову рикиси , потому что теперь он едва не плакал, кусая вздрагивающие губы. Опять “связался черт с младенцем”! – покаянно подумал Вадим. Малыш немногим старше Юльки – только и разницы, что вымахал в колосса.

– Без паники! – строго сказал Вадим. – У тебя еще попытка, забыл? Мне все-таки на ту сторону.

“Малыш” воспрянул, помахал вокруг руками, звучно хлопая в огромные ладони, будто отгонял злых духов или призывал богов. Видно было, как не хватает ему “очистительной соли”, чтобы засеять улочку.

– Соберись! – скомандовал Вадим. – “Последний бой”, знаешь ли.

На этот раз, как и положено, они стали друг против друга в низкую стойку, сцепившись взглядами. Торопиться следовало Вадиму, однако первым сорвался с места юный рикиси , отчаянно пытаясь смять насмешника массой. В тот же миг Вадим метнулся в сторону, резко хлопнув по выставленным рукам, и такой малости хватило, чтобы исполин рухнул на асфальт, потеряв равновесие.

Аккуратно перешагнув через него, Вадим заспешил по переулку дальше. Однако на выходе путь ему заступил новый противник – рослый, плечистый, но, в отличие от предыдущего, сухощавый и выряженный в легкие латы, отороченные нарядным мехом. Оружия на нем не было, а значит, предлагалась простая схватка.

“Прямо как в фильмах Брюса! – раздраженно подумал Вадим. – Идут, точно на параде. На большее фантазии не хватило?”

А еще это напоминало компьютерную игру. Будто кто-то решил перенести ее правила на натуру, а в роли персонажа, одолевающего препятствия, оказался Вадим – совершенно против своего желания.

Как обычно, Вадим потянулся вперед мысле -облаком , обволакивая противника. Конечно, это был багатур – из тех, кто мог тягаться на равных с лучшими росичами. И габаритами монгольский бог его не обидел, и выносливостью. Но опасен он был не только телесной силой и старинными приемами: внутри ордынца Вадим ощутил горячий сгусток, укрощенно катающийся по плечам в ожидании броска. Это было покруче “ядер”, используемых росскими силачами, и куда опасней. Наконец в ход пошло секретное оружие Орды, и зачем – чтобы не пропустить мирного парламентера? И, раз такая пляска, не проще ли напустить на него лучников? В конце концов, именно стрелы были главным козырем древних монголов – в сочетании с маневренностью. Конечно, и против этого найдутся подручные средства – к примеру, ядомэ-дзюцу , искусство отбивания стрел, дополненное отрешенностью духа, – но как управиться с хорошим залпом?

Однако проблемы следовало решать по мере поступления. Вадим мог и сам запустить в ордынца огненным шаром , даже опередить с броском – и чего бы добился? В губернии станет на покойника больше, а единственное утешение, что это будет не Вадим. На совести монгольского багатура, наверно, немало жертв, но не Вадиму ж его судить, тем более “приводить в исполнение”. А интересно, подумал он, если шары встретятся? И какая доза Хаоса смертельна? И для кого?

Ордынец вовсе не был магом. Странно, что ему покорился Хаос – скорее это сделал за него кто-то другой. Генерировать Хаос помногу багатур не умел, а такого заряда надолго не хватит: если не растратить в ближайшие недели, энергия сама потихоньку рассеется в пространстве. Либо вырвется на волю, и тогда монголу придется несладко – хорошо, если выживет. Что же станет с ним? Состарится за минуту или расползется в кашу или взорвется изнутри… или просто отдаст концы, корчась от боли и ужаса?

Легко взметая конечности, перемещаясь и крутясь, ордынец искусно сплетал сеть финтов и ложных атак, чтобы нанести коронный удар, от которого Вадим “не сможет отказаться”. А окажется ли тот убойным или “отсроченным” или просто уложит на месяц-другой (или на годы?), будет зависеть от многих причин, включая умение жертвы его “держать”.

На беду ордынца, в обращении с Хаосом чужак был куда искушенней. И когда удар разразился, Вадим отодвинулся, чтобы собранные в наконечник пальцы лишь коснулись его груди, а изнутри подтянул туда всю Тьму, которую сумел в себе отыскать. Это создало нужный перепад, и по возникшему каналу к Вадиму прорвался весь запас боевой магии, наверняка приберегаемый багатуром для многих сражений.

Несколько мгновений внутри мысле -облака метался обжигающий красочный вихрь, грозя сокрушить колышущиеся перегородки , так что Вадим едва не запаниковал, растеряв уверенность. Затем он таки загнал крутящийся Хаос в подходящий закуток и окружил жизне -силой , наскоро слепив из нее оболочку. Наверно, это было не лучшее вместилище для заимствованных чар, однако Вадим не собирался хранить их долго. В конце концов это прерогатива Эвы и ее крест, а его дело – поддерживать якорную систему (тоже, между прочим, не сахар). И лучше не смешивать.

Надменный поединщик вдруг ощутил себя пустым, без убийственного “огне-шара”, возвышавшего его над другими, и в растерянности отступил. Сочувственно усмехаясь, Вадим свел перед собой ладони, и между ними вспыхнула дуга, будто он замкнул контур, использовав пару Хаос-Тьма в качестве батареи. Теперь одной рукой Вадим мог насылать Хаос, разрушая мишень, другой – Тьму, подчиняя ее себе. А это была магия посерьезней, чем та, которой баловался ордынец. Если б Вадим захотел, легко бы сделал беднягу своим рабом. Но это больше подобало вампиру, чем цветному магу.

– “Иди и больше не греши”, – отпустил Вадим противника. – Эти игрушки не для тебя.

Багатур молча сгинул за углом, а Вадим наконец оставил радушный переулок и сразу узрел ставку ордынского кагана – в точности, как рисовал ее Брон. На широкой площади, расчищенной от киосков и ларьков, была разбита дюжина куполообразных шатров, а по центру высилась просторная белая юрта. “И промеж высоких гор видит шелковый шатер”. Только вряд ли в нем проживает “шамаханская царица”, в лучшем случае – местный царек.

Вокруг стойбища, по кольцевому шоссе, курсировали бронированные колесники, наматывая виток за витком. За приспущенными оконцами мерцали дула огнестрелов и настороженные раскосые глаза. В нескольких местах на площади пылали костры, рядом грелись нукеры, негромко перекликаясь, – наверно, в ожидании своей смены. Тянуло дымком и сложными ароматами, среди которых главенствовал запах жареного мяса. Жарили, правда, не конину – за отсутствием. Но если исключить колесники, асфальт и окрестные здания, картинка выглядела вполне патриархальной, как “в добрые старые времена”. И откуда взялась в народе такая тяга к старине? – который раз подивился Вадим. Что, разбередили генетическую память? Хорошо, пока не перевалили за первое тысячелетие – а ну, как проклюнется Каменный век!..

Вклинившись между колесниками, он перебежал шоссе, ловя на себе вопросительные взгляды, стороной миновал костры и направился к ханской юрте, перед которой навытяжку стояли кряжистые телохранители, приставив к сапогам длинные нагинаты. Вадима они впустили без возражений, даже открыли перед ним низкую деревянную дверь. Откинув полог, Вадим по узорным толстым коврам прошел к центру юрты, где помещалось роскошное кресло, похоже, заимствованное в одном из музеев. По его бокам застыли двое полуголых верзил, с ятаганами на поясах и при опахалах. (В каком фильме это подсмотрели?) А в самом кресле, скрестив под себя ноги, гостя ожидал Бату – могучий, широколицый, черноглазый, с жидкими вислыми усами, поверх доспехов и кожаных одежд облаченный в меховой плащ. Он оказался молодым – не как великан-рикиси , однако до Вадима ему было много дальше. Пожалуй, при Отделении Бату ходил в подростках – неудивительно, что он пробился в элиту только сейчас.