– Себе, Мишя, себе: нечего прикармливать всякую гнусь!.. К тому ж на Брона я не работаю.
– Значит, тебе и отвечать, – резюмировал Стрелок, темнея полным лицом. – А правила тут наши. Оплатить, конечно, не сможешь…
– Мишя, это недоразумение!
– Нет, щеня, это – проблема, – веско возразил тот. – Ну, ты готов?
– Упс, – сказал Вадим огорченно. – Эх, Мишя, Мишя!.. Ты б с Арканом был таким идейным. А вдруг Гош прознает?
– Не от тебя, – ответил Стрелок.
Вадим ощутил, как напружинились обе руки Миши, готовясь к взрыву, и, не дожидаясь, махнул кистью сам. Просвистевший стальной шар угодил толстячку в лоб, строго по центру. Не изменив выражения, даже не вынув ладоней из карманов, мастер “выдерга” и признанный снайпер повалился назад, словно подрубленный столб, и двое подручных едва успели его подхватить – еще не поняв, что произошло.
– Sorry, – выдохнул Вадим, действительно жалея о случившемся, и следом за спаянной двоицей стал продираться к выходу, торопясь затеряться в толпе, пока его снова не сделали мишенью. Уж эти иудейские “горячие парни” – патроны б поберегли!..
За поверженного Мишю он не слишком волновался: у взращенных на таких играх Стрелков крепкие лбы. Через пару минут Мишя очухается, в худшем случае обогатившись еще на одну шишку. Что до морального ущерба… н-да. Нарваться на паршивый шарик, едва не детскую игрушку, имея при себе пару отменных огнестрелов! Откуда им знать, что Вадим чувствует атаку в зародыше – и вот это не миф.
Эва уже ждала возле входа, рядом с Адамом, равнодушно взирающим на зал, и подзывала Вадима нетерпеливыми взмахами руки. Он и сам горел желанием отсюда убраться. Куда? Лишь бы подальше, лишь бы не отвечать за то, что он здесь натворил.
Увидев грозного Стрелка заваленным, публика словно взбесилась. За малым исключением, каждый здесь сражался против всех, и слава богу, что оружия все же пронесли немного. Правда, в этом числе оказалось несколько взрыв-шашек, и конечно, их тут же пустили в ход, швырнув в гущу толпы.
Эффект получился неожиданным, будто его скорректировали колдовством. От взрывов никто всерьез не пострадал, зато три пустотелые колонны-лифты, поддерживавшие потолок, развалились на куски. Вслед за ними стали трескаться и сминаться соседние, не выдерживая возросшей нагрузки, – все здесь делалось впритык. А затем и весь дом мог сложиться, точно карточный.
И тогда началась паника. Вадим ощутил ее за дверью, выскочив на улицу. Многоголовый ужас саданул по нему приливной волной, но куда хуже оказалось предчувствие – даже здешняя публика не заслуживала такой участи.
Обернувшись, Вадим выхватил из-под мышки тросомет и выстрелил в самый верх дурацкой двери-вертушки, о которую могли расплющиться многие – еще до того, как их задавит рухнувшими плитами. Безотказный Адам уже подкатывал к нему тяжелый колесник, случившийся неподалеку. Не теряя ни мига, Вадим набросил кольцо тросомета на прицепный крюк, и тотчас машина мощным рывком выворотила дверь из стены, открывая проход.
Следом за отлетевшей каруселью выплеснулась ревущая людская лавина, и даже из окон второго этажа прыгали пачками, некоторые – едва не нагишом. Ко всем радостям над “Перекрестком” нависла тяжелая туча, а из нее вкруговую хлестали молнии, и хлопьями сыпал снег, сразу же тая на разгоряченных телах и мокром асфальте; и хлестали ледяные струи (“разверзлись хляби небесные”), – при том, что по сторонам все выглядело намного пристойней.
Вот теперь ведьма могла быть довольной. После нее тут сложно будет что-то добавить, тем более исправить. “Перекрестку” пришел конец – странно, что с таким опозданием.
Торопясь, Вадим освободил тросомет, снова приладил его под мышкой и запрыгнул в колесник, уже набирающий скорость. За рулем теперь сидела Эва, уперев босые ступни в педали, а вот Адам опять сгинул, будто призрак.
Район, куда Вадима забросила ведьма (хорошо, не на помеле), оказался совершенно незнакомым. Старый дом, перед которым они остановились, – тем более. Вплотную к нему протекала река, широкая и черная, зажатая в гранитные берега, невдалеке ее пересекал старинный мост. Посвежевший к ночи ветер гонял по воде тусклые барашки, вокруг ни души – в общем, тот еще пейзажец!
Не обращая ни на что внимания, женщина увлекла Вадима ко входу, втолкнула в темный подъезд. Ветхий лифт, кряхтя и стеная, вознес парочку под самую крышу. Эва уверенно тренькнула в раздолбанный звонок около зашарпанной, облезлой двери, и их впустили… в рай.
В самом деле, эта огромная квартира переворачивала все представления Вадима о допустимой роскоши, здесь все сверкало и блистало, словно на рекламных фото. А первая комната, которую Вадим по недомыслию принял за гостиную, оказалась всего-навсего прихожей. Задержавшись перед исполинским зеркалом, Эва взлохматила волосы, сбросила со смуглых плеч (когда-то Вадим считал их загорелыми) накидку на руки некоему лощенному типу и потянула Вадима за собой.
Подчинился он с неохотой. Насколько Вадим ориентировался в мире крутарей, тут тоже была вотчина Гоша, а грозного “папашку” они достаточно подергали за усы. Но Эве, кажется, считала иначе.
Они вступили в зал, и впечатление от величественной прихожей разом потускнело – здесь вообще творилось невероятное, заоблачное. Но заселяли рай обычные люди, правда привычные к такой роскоши и даже успешно дополнявшие ее своими туалетами – в отличие от Вадима, наряд которого совсем не гармонировал с обстановкой. Что до Эвы, то в здешнем сиянии ее платье будто растворилось, и это оказалось покруче любых изысков.
Озираясь, Вадим приметил в толпе Адама, успевшего добраться сюда невесть какими путями и даже приодеться, точно на бал Воланда. А означало его присутствие еще один неминуемый скандал, если не мордобой. Господи, когда это кончится!..
Парочку провели через зал, впустили в замаскированную под зеркало дверь. И сейчас же перед Вадимом сомкнулись двое массивных держиморд, явно работавших у иудеев по найму. Они бы даже среди росичей не затерялись, но предпочитали продаваться дороже.
– Мальчичек со мной, – обворожительно улыбаясь, объявила Эва. – Он тихий и смирный, он не будет мешать – посидит вон в том уголке.
Рядом возник низенький пухлолицый человек (тоже, наверно, Стрелок), недоверчиво оглядел “мальчичека”, пожал мягкими плечами. Чувствуя себя идиотом, Вадим проследовал в указанный угол и опустился на приземистый пуфик, стараясь казаться незаметным. Ситуация прояснялась: Эва снова подставляла его под удар. Осталось узнать – под какой.
Игра за столом продолжилась, теперь с участием Эвы – единственной женщины в этой сравнительно скромной комнате. Во что играли, Вадим поначалу не понял, однако играли по-крупному – на “камушки” (черт знает, зачем они понадобились Эве), причем играли мастера, виртуозы, а не какие-нибудь хлюпики, чокнутые на азарте. На очаровашку-гостью поглядывали снисходительно, почти с сожалением, – наверняка были уверены в успехе. Зная ведьму, Вадим был уверен в обратном. Интересно, насколько бурно эти непроницаемолицые субъекты переживают неудачи? Уж кто-кто, а Эва умеет избавлять людей от лишнего спокойствия.
Компания за столом собралась занятная, точно на ковчеге Ноя: “каждой твари по паре”. Правда, касалось это лишь главных крутарских стай, чей суммарный доход позволял участвовать в большой игре. Если кто из мелкоты и попытался бы в нее вклиниться, вскоре вылетел бы, ободранный как липка. Ибо каждый игрок представлял не себя, но целое племя, в котором он выделился как лучший, сосредоточив в себе общую волю, и в конце концов достиг “экстремального разума”, позволяющего постигать противников напрямую, без привлечения грубых средств.
Здесь таился новый и важный узел в дипломатии “волков” – один из тех, что помогали распределять доходы и поддерживать паритет, не прибегая к войне. Это было сродни восточным “облавным шашкам” (го ), в чьих правилах, якобы, заключен глубокий смысл и закодировано многообразие людских отношений, – однако Игра была много сложнее, строилась на иных принципах и наделялась участниками почти мистическим содержанием. По слухам, ее тоже выдумал Основатель, но в это верилось слабо: бедняге и так приписывали слишком много.