«Эллерт, это ты? — Прикосновение Ариэллы было таким же узнаваемым, как ее пшеничные волосы и задорная девичья улыбка. — Думаю, Кассандра сейчас спит, но ради такого случая она будет рада проснуться. Передай мои приветствия кузине Ренате; я часто думаю о ней с любовью и благодарностью. Сейчас я разбужу Кассандру».

Ариэлла исчезла. Эллерт вернулся в пустоту, наполненную шорохами и шепотами. Послания проносились мимо него, не затрагивая ту часть его разума, которая могла бы зарегистрировать или запомнить их. Затем, неожиданно, она оказалась рядом — возле него, вокруг него. Ее присутствие было почти физически ощутимым…

«Кассандра!»

«Эллерт, любимый!»

Смесь слез, изумления, недоверия… Ощущение возрожденной целостности, две-три минуты абсолютного, экстатического единения, словно крепкое объятие… Этот момент можно было сравнить лишь с тем, когда он впервые овладел ею. Все его защитные барьеры рухнули. Эллерт почувствовал, как его разум сливается с ее во взаимном проникновении, более страстном, чем слияние их тел.

Это не могло продлиться долго на таком глубинном уровне. Ощущение начало размываться и пропадать, сокращаясь до обычной мысли, обычного контакта.

«Эллерт, как ты оказался в Трамонтане?»

«Прилетел с приемным сыном лорда Алдарана за партией противопожарных химикатов. В Хеллерах начинается сезон летних гроз, и мы опасаемся пожаров». — Он передал Кассандре мысленный образ — парящий планер, восторженная радость полета, ощущение ветра, бьющего в лицо.

«У нас здесь тоже были пожары. Башню атаковали аэрокары, начиненные зажигательной смесью».

Хастур увидел языки пламени, бушующие на побережье, взрывы, сбитый аэрокар, пылающий как метеор в стремительном падении, предсмертные вопли летчика-самоубийцы, наглотавшегося наркотиков…

«Но ты цела, любимая?»

«Я жива и здорова, хотя все мы устали, работаем днем и ночью. Я должна о многом рассказать тебе. Когда ты вернешься?»

«Это зависит от воли богов, Кассандра, но я не буду откладывать дольше, чем необходимо…»

Он знал, что это правда. Возможно, было бы мудро больше никогда не встречаться с ней, но уже сейчас он мог видеть день, когда прижмет ее к сердцу. Внезапно Эллерт понял, что даже перед угрозой смерти он не отступится от любви… и она тоже.

«Эллерт, стоит ли нам опасаться вступления Алдарана в эту войну? С тех пор, как ты покинул нас и уехал в Хеллеры, мы боимся этого больше всего».

«Нет, Алдаран слишком занят раздорами с собственной родней; он не захочет вступать в войну. Я обучаю ларану приемного сына лорда Алдарана, а Рената заботится о его дочери».

«Она очень красива?» — Эллерт уловил в ее мыслях слабый, но безошибочный отзвук ревности. Кому предназначалась эта ревность — Ренате или Дорилис? Он услышал ответ: «Обоим…»

«Да, она очень красива… — Эллерт попытался придать своим мыслям юмористический оттенок. — Ей одиннадцать лет… но ни одна женщина в этом мире, даже Благословенная Кассильда в ее гробнице, не может быть и вполовину такой прекрасной, как ты, моя любимая…»

Затем наступил новый момент полного, экстатического слияния, как если бы они срослись всем, что составляло их существо: разумом, душою, телом… «Это надо прекратить. Кассандра долго не выдержит. Нельзя забывать, что она работает Наблюдающей».

Медленно, неохотно Эллерт разорвал контакт, позволил ему исчезнуть, превратиться в ничто, но его разум по-прежнему оставался полон женой, как если бы он ощущал вкус ее поцелуя на губах.

Усталый и ошеломленный, Эллерт очнулся в матриксном чертоге, залитом голубым светом, ощутил собственное тело — холодное и оцепеневшее. Спустя довольно долгое время он зашевелился, встал и тихо вышел наружу, не беспокоя работников трансляционной сети. Спускаясь по длинной спиральной лестнице, он не знал, следует ли радоваться этому разговору.

«Это заново укрепило узы, которые, возможно, было бы лучше разорвать». В своем единстве с Кассандрой он узнал о себе многое, чего не мог постичь одним лишь разумом. Но он чувствовал, что Кассандра по-своему тоже пыталась освободиться. Это не возмущало его. Теперь их связывало нечто другое: неразделенное желание, томление и неизбывная печаль.

А любовь? А любовь?

«В конце концов, что такое любовь?» Эллерт не был уверен, принадлежала ли эта мысль ему самому, или же он каким-то образом уловил ее, воспользовавшись замешательством жены.

Розаура встретила Хастура у подножия лестницы. Если она и заметила его растерянность и следы слез, то не подала виду; среди телепатов Башни, где ни одна сильная эмоция не могла долго оставаться незамеченной, существовали определенные правила вежливости.

— Ты должен чувствовать усталость и опустошенность после контакта на таком большом расстоянии, — деловым тоном заметила девушка. — Пошли, тебе нужно подкрепиться и восстановить силы.

Донел присоединился к ним за трапезой вместе с полудюжиной работников Башни, чья рабочая смена еще не наступила. Все они были немного взвинчены, ненадолго освободившись от напряжения и радуясь новой компании, что было редкостью в этом уединенном месте. Печаль Эллерта и его томление по Кассандре были смыты приливом шуток и смеха. Еда была ему незнакома, хотя и хороша: сладкое белое горное вино, с десяток разных блюд из грибов, вареный желтоватый стебель или корень какого-то растения, сбитый в пюре и сформованный в котлетки, обжаренные в растительном масле. Однако мяса не было. Розаура сообщила ему, что они решили провести эксперимент с диетой, исключающей мясо и животные жиры, и посмотреть, будет ли это способствовать обострению телепатического восприятия. Эллерту это казалось странным и немного глупым, но он сам в течение нескольких лет жил на такой диете в Неварсине.

— Прежде чем вы покинете нас, мы хотим передать сообщение для твоего приемного отца, Донел, — сказал Ян-Микел. — Скатфелл разослал гонцов в Скатфелл и Сэйн-Скарп, к Ардаисам, Скаравелам и Кастамирам. Я не знаю, в чем суть дела, но как верховный лорд Скатфелла твой приемный отец должен знать об этом. Ракхел не доверяет свои послания нашей трансляционной сети, поэтому я опасаюсь, что назревает какой-то тайный сговор. До нас дошли слухи о раздоре между твоим отцом и Скатфеллом. Лорд Алдаран должен быть предупрежден.

— Я благодарю вас от лица своего приемного отца, — озабоченно произнес Донел. — Разумеется, мы подозреваем что-то в этом роде, но наша домашняя лерони уже стара и до последнего времени была обременена заботами о моей сестре, поэтому мы не могли воспользоваться ее искусством.

— Здорова ли твоя сестра? — спросила Розаура. — Мы были бы рады пригласить ее в Трамонтану для обследования.

— Рената Лейнье специально приехала из Хали, чтобы заботиться о Дорилис, пока она не повзрослеет, — сообщил Донел.

Розаура улыбнулась:

— Рената из Хали! Я хорошо знакома с ней по сеансам связи. Твоя сестра в надежных руках, Донел.

Пришло время готовиться к отлету. Одна из Наблюдающих принесла им аккуратно перевязанные пакеты с химикатами. Смешанное с водой или другими жидкостями, это вещество могло многократно увеличивать свой объем, превращаясь в белую пену, способную потушить пламя на большой территории.

Донел подошел к высокому парапету башни и встал там, изучая небо. Когда он спустился, его лицо было очень серьезным.

— До захода солнца может разразиться гроза, — сказал он. — Нам нельзя терять времени.

На этот раз Эллерт без промедления шагнул в воздух и поднялся в восходящем потоке, пользуясь силой своего матрикса для поддержания равновесия и создания дополнительной подъемной тяги. Однако он уже не мог полностью отдаться восторгу полета. Контакт с Кассандрой, несмотря на пережитое блаженство, оставил его взволнованным и опустошенным. Хастур старался отвлечься от мыслей об этом: полет требовал концентрации внимания, и любые посторонние мысли были непозволительной роскошью. Однако снова и снова видел перед собой лица, рисуемые лараном: крупного, добродушного с виду мужчину, странно напоминавшего дома Микела из Алдарана; Кассандру, плачущую в своей комнате в Башне Хали, встающую и собирающуюся с духом для работы в ретрансляционной сети; Ренату, встречающую вызов Дорилис… Сделав над собой усилие, он поднялся выше. Потоки воздуха овевали тело. Редкие толчки мучительно отдавались в кончиках пальцев, словно каждый был когтем парящего ястреба. Он знал, что в этот момент разделяет мимолетную фантазию Донела, которому нравилось воображать себя птицей.