Он покачал головой. Несмотря на отсутствующее выражение глаз, он узнал кузину и потянулся к ней.

Спустя мгновение его окружили Уинстон, Элизабет и Марк и засыпали вопросами. Однако Филип только беспомощно тряс головой и не произносил ни слова.

Лыжник, нашедший его, сказал на ломаном английском.

– Этот человек, ваш друг, ему повезло… Он знал, что делать. Он не паниковал. Он выкинул палки… и лыжи… делал руками, как плыл. Да, ему очень повезло… он находился внизу склона… закончил спуск. Его завалило небольшим слоем снега… только десять футов… собаки… они нашли его. Сейчас… если позволите… Мы пойдем. На пункт первой помощи – вон там.

Филип наконец заговорил. Он спросил хриплым голосом:

– Папа? Мэгги? Остальные?

– Пока никаких новостей, – ответил Уинстон. Филип закрыл глаза, потом поднял веки и позволил увести себя.

Уинстон повернулся к Эмили:

– Вы с мамой лучше проводите Филипа. А мы с Марком подождем здесь. Когда вы убедитесь, что у него нет никаких внутренних травм, я хочу, чтобы вы втроем вернулись в шале.

Эмили начала было протестовать, но Уинстон резко оборвал ее:

– Пожалуйста, Эмили, не спорь. Пригляди за Филипом. И кому-то необходимо находиться в домике… когда Дэзи и Александр вернутся из Женевы.

– Да, – согласилась Эмили, признавая его правоту. Она поцеловала мужа и бегом последовала за матерью, ушедшей вперед вместе с Филипом и спасателем.

Уинстон и Марк стояли еще целый час, без конца курили, время от времени перебрасывались парой слов или заводили разговоры с другими людьми, также несшими печальную вахту у подножия подъемника.

Команды спасателей беспрерывно поднимались в гору и спускались вниз. Еще четверо оказались живы, а девятерых привезли мертвыми.

В четыре часа вернулась еще одна группа спасателей, которая бесконечно долго обыскивала верхнюю часть склона. Они привезли тела еще пятерых отдыхающих, застигнутых лавиной. Печальная новость быстро облетела всех. Ни один из пятерых не выжил.

– Надо пойти посмотреть, – предложил Уинстон, швырнул сигарету на землю и затоптал ногой окурок. Собравшись с духом, он повернулся к Марку: – Вы пойдете со мной?

– Да, Уинстон. Нет смысла откладывать.

Тела лежали на носилках. Не дойдя до них несколько метров, Уинстон вдруг резко остановился. Сила воли покинула его, но все же он заставил себя после короткой остановки сделать еще несколько шагов.

Он почувствовал, как Марк взял его под руку и услышал сочувственный голос француза:

– Я переживаю вместе с вами. Какая трагедия для всей вашей семьи.

Уинстон не смог ничего ответить.

Он не отрывал глаз от пяти человек на носилках. Двоих из них он не знал, но остальные трое… На какой-то миг все смешалось у него в голове. Нет, невозможно, чтобы они умерли. Всего несколько часов назад они весело завтракали все вместе.

С шумом втянув воздух и проведя рукой по наполнившимся слезами глазам, Уинстон пошел опознавать тела Дэвида Эмори, Джима Фарли и Мэгги Баркстоун – все они оказались жертвами роковой лавины. И он думал о Дэзи и Александре, которые сейчас ехали на машине из Женевы, о Поле, которая сейчас в Нью-Йорке. Он не знал, где взять сил, чтобы сообщить им трагическую весть.

Шейн О'Нил стоял на кухне своего дома в Нью-Милфорде и ждал, когда закипит второй кофейник. Он закурил сигарету, взял трубку телефона и набрал номер фермы. Ответила Элайн Уикерс.

– Доброе утро, – сказал он весело.

– Привет, Шейн, – отозвалась Элайн. – Вчера вечером ты не позвонил, и мы решили, что ты не приедешь на эти выходные. Но сегодня утром Сэнди увидел твою машину, так что мы знаем, что ты здесь.

– Мы приехали поздно, – пояснил Шейн. – У вас на ферме не горели огни, и я не решился вас будить. Пола вернулась из Техаса только под вечер, так что мы тронулись в путь в десятом часу. Извини, что не позвонил раньше, но мы сегодня поздно встали.

Элайн рассмеялась.

– Да уж. Сейчас почти полдень. Но вы оба так работаете, что порой вам не грех и расслабиться. Надеюсь, вы придете к нам на обед сегодня, – продолжила она. – Мы ждали вас всю неделю.

– Приедем около семи тридцати, как договаривались, – уверил ее Шейн.

– Ой, Шейн, извини, – воскликнула Элайн. – Зазвенел звонок в духовке. Хлеб испортится, если я сейчас же его не выну. До вечера.

– Счастливо, Элайн. – Шейн бросил трубку, загасил в пепельнице сигарету и подошел к раковине Он сполоснул две чашки, высушил их и уже собрался разливать кофе, когда зазвонил телефон. Шейн поставил кофейник и поднял трубку.

– Алло?

С другого конца провода доносился только треск статического электричества и глухой шум.

– Алло? Алло? – повторил Шейн погромче. Наконец до его ушей долетел искаженный расстоянием голос.

– Это Уинстон. Я звоню из Шамони. Ты слышишь меня?

– Теперь да. Как…

Уинстон не дал ему договорить.

– Здесь произошло нечто ужасное. Я не знаю, где Пола, никак не могу ее найти, и я решил, что в любом случае лучше поговорить сперва с тобой.

Шейн крепче сжал трубку и нахмурился.

– Вообще-то она здесь, приехала ко мне на выходные. Что стряслось?

– Сегодня около часу дня на Монблане произошел страшный обвал, самый большой за многие годы, – начал Уинстон. Его голос казался теперь еще более глухим и далеким, чем раньше – Некоторые члены нашей семьи погибли. – Голос Уинстона сорвался, он не мог продолжать.

– О Господи. – Шейн прислонился к столу, готовясь услышать самое худшее. Сердце гулко билось в его груди. Он догадался, что сейчас Уинстон сообщит нечто такое, что разобьет жизнь Поле. Его кельтская интуиция проснулась в нем.

За тысячи миль от него, в столовой шале на окраине Шамони, Уинстон Харт стоял у окна и смотрел вдаль. На фоне потемневшего неба величественно возвышался Монблан, теперь такой безобидный в сумерках, всего через пять часов после кошмарной трагедии. Уинстон собрался с силами и произнес твердым голосом:

– Извини, что я замолчал. Сегодня был самый страшный день в моей жизни. Шейн, я расскажу все, как есть, ибо я не знаю, как передать случившееся иначе – Уинстон глубоко вздохнул и сообщил другу ужасную новость.

Потрясение, испытанное Шейном, можно было сравнить только с настоящим физическим ударом, и десять минут |спустя, когда Уинстон наконец повесил трубку, он все еще нетвердо стоял на ногах. Не убирая руки с телефонной трубки, он смотрел пустым взглядом на противоположную стену. Яркий солнечный луч проник на кухню. Шейн моргнул. Каким все здесь кажется нормальным, мирным, спокойным. А за окном такой чудесный день. Ярко-голубое небо, чистое и без единого облачка, ослепительное солнце. Но там, во Франции, семья, с которой он так сроднился за долгие годы, столкнулась со смертью и горем. Как резко, как внезапно, буквально в мгновение ока, поменялись жизни многих людей. «О Боже, – подумал Шейн. – Как я скажу Поле? Где мне найти слова?»

Он услышал ее шаги за дверью и повернулся, чтобы встретить ее лицом к лицу, затем замер в ожидании.

Она вошла, смеясь, и заявила с шутливым возмущением:

– В последний раз я прошу тебя заварить кофе. Ты сто лет болтал по телефону. С кем ты говорил, дорогой?

Шейн шагнул ей навстречу. Он попытался заговорить, но язык отказался повиноваться ему. У него защипало в горле и во рту пересохло.

– У тебя какой-то странный вид. Что случилось? – насторожилась Пола.

Он обнял ее за плечи и вывел из кухни в большую гостиную, поближе к камину. Пола снова с еще большей настойчивостью спросила:

– Шейн, что произошло? Скажи мне, прошу.

– Да, конечно, – хрипло ответил он, силой усадил ее на диван и сам сел рядом. Он взял ее ладони в свои, крепко сжал их и заглянул в лицо, которое любил всю свою жизнь. Он увидел в ее глазах тревогу и дурное предчувствие.

Сердце Шейна сжалось, и он произнес нежным голосом:

– Я только что услышал печальное известие. Кошмарное известие, любимая. От Уинстона. Сегодня около часа в Шамони произошла ужасная катастрофа. Лавина на Монблане. Погибли некоторые твои родственники.